***
Ганнибал зашивал его плечо быстро и молча, не совершая никаких лишних движений, не говоря лишних слов. Стараясь его не отвлекать, Уилл коснулся идеально ровного шва на щеке, где раньше красовался прощальный подарок от Долархайда. — Всё готово, — в голосе мужчины слышалась едва различимая усталость. Он отложил в сторону иглу, но не отодвинулся, глядя на Уилла сверху вниз. Испачканная рубашка лежала в стороне, Грэм же наполовину укрылся найденным на диване пледом. Ганнибал касался его осторожно, словно бы Уилл был хрупким дорогим произведением искусства. Провел пальцами по щеке, подбородку, шее. Избавившись от страха, Уилл не отвергал его ласку, а тянулся за ней. — Куда мы теперь? — Грэм почти не узнал свой голос. Сильный, спокойный, уверенный. Ганнибал спешно отстранился, будто только сейчас вспомнив, что они до сих пор находятся в доме у моря, где несколько часов назад произошла кровавая бойня. И очень скоро на её запах придут ищейки Джека. Это немного подпортило момент, но, в целом, по мнению Ганнибала, вечер вполне удался. — Вперед, — просто ответил он. — Иного не дано. Уилл молчал. Вперед — это навсегда в неизвестность. Они больше не вернутся ни в Балтимор, ни, возможно, в США. Уедут так далеко, что даже вездесущий Джек не сможет отыскать их. Сменят имена. Пересекут все возможные и невозможные границы. Ганнибал смотрел так, как если бы только от его решения зависело всё их будущее. Как будто если он скажет «нет», то Ганнибал послушно вернется в тюрьму, а он, Уилл, к женщине, к которой не испытывал ничего, кроме благодарности за последние три года. К женщине, чья жизнь едва не была разрушена из-за его ошибки. — Вперед, — согласно кивнул Уилл. Теперь у них было много времени, чтобы сложить новый мир из осколков прошлого. Они уже начали пытаться.***
Они не задерживались ни в одном городе подолгу. Они не бежали, но шли вперед, не зная, в каком месте окажутся завтра. Ганнибал зверем запутывал следы, не оставляя Джеку никаких шансов найти их. В этот раз он и не хотел, чтобы его нашли. Города сменялись так беспорядочно, как яркие картинки в калейдоскопе. Уилл устал считать бесконечные банковские карты Ганнибала, поддельные документы и количество долларов, евро, франков и фунтов, что они потратили за всё время в пути. Не помнил всех своих имен, впрочем, Ганнибал никогда и не называл их. — Не испачкай руки, mylimasis, — говорил он, когда какой-то бродяжка в Португалии принял их за пару богатых туристов и попытался ограбить, приставив нож к горлу Ганнибала. За эту грубость несчастный поплатился жизнью. — Нам снова придется уезжать ночью, elsker, — говорил он, протягивая Уиллу тарелку гречневых блинчиков. Тонкие, похожие на чуднóе кружево, они буквально таяли во рту. Им обоим не понравилось столпотворение Канады, ставшей современной пестрой Вавилонией. — Это всего лишь напоминание, mon coeur, — говорил он, выбирая открытку для сына Аланы. — Напоминание о том, что я не бросаю своих слов на ветер. Уилл расписался за него, не испытывая при этом ни стыда, ни вины. — Ему не стоило грубить тебе, amante, — говорил он после того, как Уилл заподозрил его в убийстве официанта из небольшого ресторанчика в Италии. — А стоило быть более благоразумным. — Держи нож крепче, amado*. Разделка мяса требует силы, — говорил он, сжимая запястье Уилла. Теплое дыхание обжигало затылок; Уилл прижимался спиной к его груди, чувствуя как кровь в венах медленно превращалась в застывшую лаву. В Испании он впервые помогал Ганнибалу с ужином. В Испании он впервые четко осознавал, что именно ест.***
Они оба оставили свои жизни, оставили что-то важное, чтобы быть вместе. Уилл думал об этом, когда пытался уснуть в номере дешевого отеля под звуки работающего за стеной телевизора. На соседней постели без сна лежал Ганнибал, для которого сегодняшняя ночь была большим испытанием, чем для него. Он больше не имел возможности вести тот образ жизни, к которому привык. Он готов был обменять его только на что-то более ценное. Например, на жизнь с Уиллом. Эта остановка была вынужденной: взятый в аренду автомобиль сломался на полпути в Ливерпуль. Найти новый среди ночи было невозможно, и они шли вперед, пока не наткнулись на мотель у дороги. Яркая неоновая вывеска с названием, мигающие слова «свободные места» и мерзкий аромат жирного фритюрного масла, которым, казалось бы, был пропитан каждый сантиметр этого места. — Мы можем попробовать поймать попутку, — неуверенно предложил Уилл, глядя, как исказилось лицо Ганнибала при виде этого зрелища. — Ты валишься с ног, Уилл. Одну ночь можно пережить. Чопорная Англия открывала себя с новой стороны, и Уилл чувствовал, будто снова вернулся в Америку: за стойкой регистрации стояла картинная блондинка со стеклянным взглядом, одетая в кофточку с неприлично открытым декольте. — Вам номер с двуспальной кроватью? — с невыносимым акцентом поинтересовалась она, игриво стрельнув глазами в сторону Уилла. — С двумя односпальными, пожалуйста, — голос Ганнибала вибрировал от едва сдерживаемого отвращения и гнева. Это было заметно только Уиллу, и он осторожно коснулся сжатой руки, призывая быть благоразумным. — Иностранцы? — ещё одно слово, и она подпишет себе смертный приговор. — Да. Благодарю, — Уилл выхватил из цепких пальцев ключи с ярко-красным потертым пластмассовым брелком. — Спокойной ночи. Девица за стойкой подумала, что эти туристы весьма невоспитанны. Уилл же подумал о том, что начал понимать Ганнибала ещё больше. Рано утром, когда одна половина постояльцев ещё не проснулась, а вторая даже не ложилась, Ганнибал разбудил его. — Мы уезжаем. И больше никаких арендованных авто. Уилл согласно кивнул. Ганнибал оставил многое в прошлом, он — ещё больше. Почему бы не отказаться ещё и от этого?***
С каждым днем Ганнибал открывался для него с совершенно новой стороны. Обнажался без стеснения, без страха, и Уилл жадно впитывал каждую крупинку информации, которую он позволял узнать. Их отношения никогда не были такими ясными. Зачем говорить «Я люблю тебя», когда всё понятно без слов? Уилл привык спать на его плече во время долгого пути, привык сжимать его руку во время сильного волнения, привык слушать бесконечные рассказы обо всем на свете и даже привык к охоте. Привык видеть его по утрам непривычно растрепанным и заспанным, в одних пижамных штанах. Привык засыпать под его мерное дыхание. Уиллу почти не снились кошмары о прошлом. Прошлое перестало существовать. Но порой, когда некоторые местные смотрели на них с подозрением и неприязнью, он снова начинал видеть во сне мертвецов. — Их просто волнует то, что двое неженатых мужчин занимают один номер, не более, Уилл, — Ганнибал оторвался от чтения газеты, едва заметно улыбаясь. — Если бы это были агенты Джека, они бы уже давно пришли за нами. — Он думает, что я убил тебя, — после недолгого молчания произнес Уилл, впервые за долгие три месяца решившись поднять эту тему. — Думает, что мы свалились с того обрыва. — Вполне вероятно, но я бы не стал так недооценивать Джека. — Я хотел убить тебя по его приказу. Я был почти уверен, что упаду вместе с тобой. Я был готов. Я хотел... — Я знаю. Ганнибал излучал спокойствие, но Уилл никак не мог взять себя в руки. Сделал шаг, ещё один, ещё... Схватил за рубашку, с силой притянул к себе. Они никогда не были так близко с той ночи. И Уилл только сейчас понял, насколько сильно нуждался в этой близости. Ганнибал смотрел на него сверху вниз, и в глазах его Грэм видел отражение собственных чувств, старательно спрятанных от мира, спрятанных друг от друга. С каждым днем им было мало. Мало объятий, мало прикосновений — мимолетных и не очень, мало взглядов, мало слов. Но им никогда не будет мало друг друга. В тот миг, когда Уилл наконец это понял, Ганнибал обнял его за плечи и поцеловал. И все звуки исчезли вокруг него, и сердце забилось отчаянно, а горячая волна спустилась по спине вниз, заставляя содрогаться в предвкушении. Уилл никогда бы не подумал, что всерьез захочет поцеловать Ганнибала, ведь на обрыве то был не совсем поцелуй, а скорее скрепление обещания быть рядом. Подтверждение серьезности своих намерений. Помутнение рассудка. Сейчас Ганнибал целовал его по-настоящему. Медленно, осторожно, будто пробуя. Но достаточно уверенно, чтобы не позволить ему перехватить инициативу. У поцелуя был горьковатый вкус кофе с лимоном. Ганнибал коснулся кончиком языка его чуть потрескавшихся губ, будто спрашивая разрешения сделать это. Уилл в ответ стиснул рубашку сильнее и вжался в него, безмолвно давая свое согласие. Ганнибал углубил поцелуй, скользнул языком по губам, разомкнул их. Уилл не сдержал полустона, впервые так ярко почувствовав вкус Ганнибала, впервые окончательно и бесповоротно теряя голову. Их языки встретились во рту в схватке, от которой становилось всё жарче. Они целовались на пути к застеленной постели, пока не заболели губы, пока дыхание не сбилось окончательно. Ганнибал был нежен как никогда, но Уилл чувствовал, что за этим сокрыто нечто большее: желание обладать безраздельно, до последней капли. Он смотрел на Уилла неотрывно, и в его расширившихся, полных вожделения зрачках затаилась вся вселенная. Твердой рукой Ганнибал уложил его в постель и навис сверху, не спеша что-либо предпринимать. Он только смотрел, и под его взглядом Уилл плавился и сгорал, впервые ощущая себя настолько желанным. — Почему ты смотришь? — Ты так красив. Твое существование противоречит всему. Несколько веков назад за твою благосклонность убивали бы людей. — Как ты. — Как я. Ганнибал целовал его губы, целовал его шею, плечи, едва-едва касаясь горячей кожи. Уилл сжимал край подушки, пытаясь хоть немного совладать со своими эмоциями и эмоциями мужчины, в которых он буквально захлебывался. Руки Ганнибала скользили по его груди, ловко расправляясь с пуговицами. Он распахнул рубашку так, будто только что сломал очередную преграду между ними. Уилл не чувствовал смущения или страха, он изгибался, подаваясь вперед, позволяя Ганнибалу проводить короткими ногтями по ключицам и ниже. Он терялся в бесконечном потоке новых ощущений. Ганнибал не позволял ему завладеть ситуацией ни на секунду. Вскоре пальцы сменились языком и губами. Ганнибал целовал солоноватую кожу, оставлял мелкие укусы на груди и животе, вырисовывая бессмысленные узоры, чтобы сорвать очередной вздох. Каждое прикосновение губ, рук, языка раз от раза становилось ещё более нежным, хотя, казалось бы, это уже предел. Когда ладонь Ганнибала накрыла пах, Уилл не сдержал постыдного стона. Ганнибал освободил его от джинсов, а потом и от белья. Обнаженный, Уилл не был беззащитен. Горячее солнце обжигало кожу не сильнее, чем очередной долгий взгляд мужчины. — Теперь тебе следует раздеться, — неуверенно предложил Уилл. Ганнибал улыбнулся, касаясь пальцами его тяжелого, подрагивающего члена, одним прикосновением выбивая из его головы все мысли и все сомнения о правильности и неправильности происходящего. Он был с Ганнибалом. Он хотел Ганнибала. Это единственное, что может быть верным сейчас. Уилл развел ноги шире. Нет более красноречивого жеста, чтобы показать собственную готовность. Ганнибал скользнул вниз, устроился между полусогнутых ног, принимаясь ласкать тяжелый, налитый кровью член Грэма языком и пальцами. Он не спешил, смакуя его, как самое изысканное блюдо. Уилл засмеялся бы от этой мысли, приди она в голову чуть позже. И упустил момент, когда язык Ганнибала скользнул меж ягодиц. Лектер ласкал его влажно, жадно, не желая причинять боль. Когда вслед за языком последовали пальцы, Уилл нетерпеливо всхлипнул. Он знал, что так нужно, он готов был терпеть, он готов был на всё. — Пожалуйста, разденься, — попросил он сбивчиво, когда Ганнибал ненадолго отстранился. В этот раз мужчина не смел ему перечить: без слов стянул с себя рубашку, расстегнул молнию на брюках. Уилл смотрел завороженно, сглотнув накопившуюся во рту слюну. Ганнибала снова хотелось поцеловать. Хотелось целовать до потери пульса, вновь и вновь. — Это будет больно, — зачем-то предупредил он. Уилл качнул головой, мол, мне всё равно. — Я буду предельно осторожен. Уилл наконец увидел, насколько тот возбужден. Это казалось таким невозможным и нереальным, поэтому так сложно отвести взгляд от того, как уверенным движением Ганнибал растирает слюну по своему напряженному члену. Прикусив костяшки пальцев, Грэм наблюдал за ним из-под полуопущенных ресниц. — Я предпочитаю быть готовым ко всему, — на выдохе произнес Ганнибал, и от шипящих ноток несдержанности в его голосе по спине Уилла пробежали мурашки. — К сожалению, сейчас ты застал меня врасплох. Приподняв ноги Уилла повыше, Ганнибал толкнулся в него. Это действительно было больно. Член Ганнибала был толстым, толще, чем он мог подумать. И заполнял целиком. Уилл вспыхнул, представив себе это, а когда посмотрел на Ганнибала, то понял, что тот занят исключительно созерцанием этого зрелища. Ему требовалось время, чтобы привыкнуть к жжению. Боль постепенно сходила на нет, уступая место чувству заполненности. Быстро-быстро моргая, чтобы избавиться от слез, застилающих глаза, Уилл сам попытался натолкнуться на член мужчины. Очередной взгляд, очередной диалог без слов. Ганнибал приподнял его бедра выше, снова толкаясь, и в этот раз вместе с болью пришло что-то ещё. Снова, и снова, и снова. Уилл вцепился в изголовье кровати, снова чувствуя, как возбуждение сжимает его в раскаленных тисках. Ганнибал двигался плавно и размеренно, лаская и сжимая его опавший член. Двигался и смотрел, смотрел, смотрел бесконечно, словно на ожившее божество, словно на свое самое главное сокровище. Приподняв бедра, Уилл внезапно поймал идеальный угол, и каждое последующее движение Ганнибала отдавалось во всем теле сладкой волной дрожи. Что-то разгоралось внутри с каждым толчком, с каждым поцелуем, с каждым вздохом. Ганнибал покрывал влажными поцелуями-засосами его горло и подбородок, стискивая бедра так, что обязательно останутся следы от пальцев. Мир расплывался перед глазами, держась на волоске от гибели. — Пожалуйста... Движения жестче, поцелуи стали укусами. Ганнибал кончил беззвучно, замер, содрогаясь, а потом вышел, отстраняясь от Уилла на несколько секунд, чтобы полюбоваться открывшейся картиной. Уилл чувствовал себя опустошенным, одиноким и нагим. Поймав его взгляд, Ганнибал вновь навис сверху, собирая солоноватые слезы, выступившие в уголках глаз. Он что-то шептал на литовском. Уилл не понял ни слова, но в его голосе было столько затаенной нежности, что заныло в груди. Он ласкал его, доводя до исступления, пока Уилл не перестал сдерживать себя, пока не начал стонать в голос, толкаться в ладонь, требуя, моля о том, чтобы Ганнибал делал это быстрее. За секунду до оргазма мир сузился до размеров спальни, кровати. В нем остался лишь Ганнибал. А потом и вовсе никого. Когда после мужчина целовал его искусанное плечо, Уилл думал о том, что дай ему судьба ещё один шанс, то он сделал бы тот же самый выбор. В любой из жизней.***
На следующее утро они проснулись с первыми лучами солнца, озарившими башню Палаццо Веккью. * - любимый (возлюбленный) на испанском, итальянском, датском, литовском и французском.