***
Самба… Яркий, искромётный, завораживающий своим ритмом танец. Ей было лет пять или шесть, когда она вместе с родителями волею случая оказалась на бразильском фестивале. Громкая музыка, разноцветные наряды, быстрые, чёткие движения танцовщиц. Люси влюбилась в этот «южноамериканский вальс» сразу и на всю жизнь. Он словно проник ей под кожу, влился в кровяной поток, наложил свой бешеный ритм – пятьдесят два удара в минуту – на сердечную мышцу, став её дыханием, душой, ею самой. Вернувшись домой, девочка упросила родителей отдать её в школу танцев. Вальс, танго, ча-ча-ча, фокстрот… Она научилась многим, но фаворитом всегда оставалась самба. Когда отец с матерью в одночасье покинули этот мир, именно танец стал для неё той точкой опоры, за которую держится раздавленный горем человек. А потом и способом заработать себе на кусок хлеба. И тем, что круто изменило её жизнь: Люси выступала в одном из вечерних клубов, куда совершенно случайно заглянул Дреер. Заглянул и застыл, увидев на сцене порхающего белого мотылька – а как иначе можно было назвать это необыкновенное, воздушное создание, выделывающее гибким, стройным телом такие па, что у мужчины судорогой свело низ живота? Он едва дождался окончания выступления и скользнул за кулисы. Без стука вошёл в её гримёрку. Девушка молча смотрела на странного посетителя, ещё тяжело дыша после танца. – Знаешь, кто я? – наконец, нарушил тишину Лексус. – Конечно, – качнула ресницами Люси. – Сложно не знать хозяина западной части города. Но это не освобождает вас от необходимости стучать прежде, чем войти. Мужчина фыркнул, подошёл ближе, резко поднял за подбородок лицо: – Не дерзи, девочка. Я ведь могу перестать быть добрым, – наклонился, властно целуя в губы. – Догадываешься, зачем я здесь? – она молчала, и Дреер продолжил: – Это не предложение на одну ночь. Был ли у неё выбор? Тогда ей казалось, что нет. Тем более что этот мужчина ей понравился – в отличие от скопища других, приходящих с подобными разговорами. – Хорошо, – спокойно ответила она. – Но у меня есть условие, – и на насмешливый взгляд голубых глаз спросила: – Разве насиловать женщину приятнее, чем когда она отдаётся по собственной воле? – Чего ты хочешь? – склонил голову набок Лексус. – Драгоценности, машины, шмотки, путешествия? Не трахать тебя по субботам? – Нет, – девушка тряхнула волосами. – Ты научишься танцевать самбу. Возможно, это просто показалось ему забавным, но он согласился. Она сама учила его вслушиваться в пульсирующий ритм музыки, показывала и оттачивала движения, ставила танец. От природы пластичный, хорошо владеющий телом, сильный физически Дреер довольно быстро стал замечательным партнёром. Но это не приносило ей желанного удовлетворения, прежде всего потому, что Лексус никогда не делал первый шаг. Люси приходилось просить его самой, словно предлагать себя, как панельной шлюхе, и мужчина брал – неохотно, равнодушно, брезгливо кривя губы. Внутри всё обмирало от его взгляда, нервы пели натянутой струной, но стоило застучать барабанам, и она забывала обо всём, благодарная ему за саму возможность танцевать. Правда, иногда что-то будто ломалось в ней, и девушка, рискуя вызвать гнев Дреера, во время очередного па, словно задумавшись, делала не то движение или шагала в другую сторону. И тут же бывала за это наказана – мужчина прерывал танец и уходил, хлопнув дверью. Он никогда не отступал от раз и навсегда установленного порядка, и тем самым лишал её главного – свободы, которую дарил ей этот удивительный, почти неземной танец. Люси оставалось только мириться со сложившимся положением дел и радоваться жалким подачкам, лениво даруемым с барского плеча.***
– Привет! – серые глаза с лёгким прищуром смотрели на неё, откровенно разглядывая полуобнажённую грудь в вырезе платья. – Можно тебя угостить? Она только фыркнула в ответ: много вас таких «угощальщиков» было. Один и тот же сценарий каждый раз, все фразы и движения выучены на зубок. Предложение выпить, сомнительные комплименты, мужская рука на талии, горячее, отдающее алкоголем дыхание на шее… Рваные поцелуи в полутёмном обшарпанном коридоре; прикосновения чужих рук к обнажённому телу, вызывающие лишь тошноту и омерзение; холодный голос, равнодушно роняющий: «Не сегодня, малыш. Меня ждут». И раздражённо-обречённый вздох доведённого до предела, возбуждённого мужчины, стоит лишь ей назвать имя того, с чьей женщиной её неудачливый партнёр решил скоротать вечер. А дальше – поправить одежду и медленно идти к выходу, не обращая внимания на летевшие в спину вздохи, проклятия, ругательства… Сегодня будет так же. А жаль – этот парень, в отличие от других, чем-то её задел. Чем? Улыбкой, взглядом? Или отсутствием у него столь привычного для этого места бокала со спиртным? Не важно, потому что всё будет, как всегда. Но она всё же улыбнулась в ответ, с ленцой потянулась, заставляя грудь ещё сильнее показаться из декольте, и уже собралась назвать напиток (не оставлять же выбор за пускающим слюни самцом, придётся потом страдать от изжоги или несварения желудка), но парень вдруг предостерегающе вскинул руку с открытой ладонью: – Подожди. Позволь мне самому сделать выбор, – и… куда-то ушёл. Странный. Она пожала плечами, повернулась обратно к барной стойке, решив не ждать угощения и сделать заказ самой. Но не успела: за спиной раздались первые аккорды музыки, от которой по спине всегда бегут мурашки и сводит низ живота. – Вы позволите, мадам? – она обернулась – резко, дрожа от возбуждения и ярости, но серые глаза смотрели без насмешки, прямо, проникновенно, а протянутая рука просто не оставляла ей выбора. И она сдалась, вкладывая тонкие холёные пальцы в горячую сухую ладонь, что тут же властно, по-хозяйски сжала их, и сделала шаг вперёд, чтобы утонуть в головокружительном омуте танца, который до этого момента исполняла только с одним человеком – тем, чьё имя её оберег и проклятие… Шаг, поворот, вальсирующие шаги… Музыка, как шампанское, бьёт в голову, ритм завораживает, пьянит, заставляя сердце стучать уже где-то в горле. Руки, как птицы, взмывают вверх, словно желая унести её далеко-далеко от всех повседневных забот и дать ей почувствовать, наконец, долгожданную полную свободу. Нет, она не птица – бабочка, белый мотылёк, порхающий в плену горячего дыхания яркого пламени. Хрупкая, воздушная, беззащитная. Открытая и доверчивая, страстная и желанная. И ничья, тонущая в болоте равнодушия и одиночества, тщетно пытающаяся скрыться от боли в водовороте трепещущего, живого танца… Проход под рукой, кружение, последний выпад. Молодой мужчина склонился над ней, почти касаясь её губ своими. Так близко… Так заманчиво… Она не выдержала этой странной, тянущей нервы паузы и сама потянулась к нему, но партнёр не позволил этому и без того короткому расстоянию сократиться ещё больше, сойдя на нет. – Не сегодня, – шепнул он и отстранился. – Чуть позже. Я дам знать, – и исчез, одарив её напоследок невероятной, адресованной лично ей улыбкой…***
Через неделю она получила странное письмо, даже не письмо – коротенькую записку, в которой значилось только время и адрес. Бармен, передавший ей конверт (Люси теперь каждый вечер наведывалась в этот бар в надежде встретить того незнакомца), на все её расспросы лишь пожимал плечами: «Простите, ничего не могу сказать». Но девушка почему-то была абсолютно уверена, что автором послания был именно её розововолосый партнёр, семь дней назад едва не сведший её с ума, «угостив» чувственным, страстным танцем. И она, не задумываясь, без тени сомнения или страха, поехала по указанному адресу. Номер отеля был шикарен и… пуст. Люси в растерянности огляделась и уже повернулась к двери, когда в богато и красиво обставленной комнате раздалась музыка. Дрожь прошла по телу. Самба… И чарующий голос: – Не окажешь мне честь?.. Ей так страшно было поворачиваться: а если это только сон? Но сознание уже тонуло в пружинистом ритме, а тело наполнялось энергией, готовое в любую минуту начать выполнять замысловатые, полные флирта и веселья па. Люси обернулась. Те же серые глаза с лёгким прищуром, открытая улыбка, протянутая рука… Она шагнула к нему, забыв обо всём на свете и боясь только одного – что музыка закончится и им придётся остановиться. Но музыка не заканчивалась, плавно перетекая из одной темы в другую. Только теперь они танцевали на кровати, сминая шёлковые простыни и красиво вплетая в рваный ритм свои искажённые страстью голоса. Музыка оборвалась с последним стоном – как по волшебству. Люси посмотрела на своего партнёра: – Кто ты? – Нацу Драгнил, – назвал себя он. Карие глаза девушки удивлёно распахнулись: не думала она, что изменит Дрееру с его заклятым врагом. Имя хозяина восточной части города было ей известно, но Люси его никогда не видела. И вот теперь этот человек, вызывающий у Лексуса зубовный скрежет и заставляющий его белеть от ярости, лежал рядом с ней, пытаясь успокоить дыхание после сумасшедшего танца и не менее сумасшедшего секса. – Ты знаешь, кто я? – Конечно, – смотря на неё с обрывающей сердце нежностью, ответил молодой мужчина. – Всегда знал. – Тогда почему?.. – ей было бы больно знать, что она стала всего лишь орудием мести сопернику, но лучше сразу услышать правду, чем потом чувствовать себя полной дурой. – Ты такая… удивительная… – его пальцы запутались в нежном шёлке светлых волос. – Необычная. Неземная. Как бабочка, – серые глаза скользнули по её лицу и вдруг стали серьёзными. – Если ты скажешь, чтобы я ушёл и никогда больше… – Нет! – как она может теперь отпустить его?! – Нет… – Люси придвинулась к нему и поцеловала, легко коснувшись своими губами его шероховатых губ. – Я хочу ещё… танцевать… Его глаза тут же загорелись озорством: – Идём! – Прямо так? – Конечно! И они снова танцевали – обнажённые, разгорячённые, бесстыдные. Но девушка совсем потеряла голову. Это было так приятно: чувствовать прикосновения его тела; замечать, что её партнёр прижимается к ней чуть теснее, задерживается чуть дольше; видеть, как растёт его возбуждение – и дрожать от осознания того, что она является всему этому причиной. Люси и сама была уже на грани. Поэтому, когда во время одного из поворотов она едва не упала и вынуждена была, наклонившись, опереться об оказавшуюся рядом кровать, а сзади резко, без предупреждения, одним сильным толчком вошёл Драгнил, девушка закричала от накрывшего её горячей волной оргазма. Но мужчина продолжал двигаться, заставляя снова и снова содрогаться от невероятных ощущений. А потом к её стонам присоединился мужской полурык-полустон, и они оба в изнеможении упали на постель. Но прежде, чем они провалились в столь необходимый после всего произошедшего сон, Драгнил притянул к себе хрупкую девичью фигурку, накинул на них покрывало и шепнул, прижавшись лбом к светловолосой макушке: – Мой мотылёк…***
Ни одно их последующее свидание не было похоже на другое. Люси никогда не знала, куда Нацу повезёт её на этот раз. Белоснежная яхта, одинокий пляж, открытый каток, крыша небоскрёба, бразильский фестиваль… Города и страны сменяли друг друга, даря невообразимые впечатления и словно выбивая из реальности. Они не замечали ни времени, ни сгущающихся на горизонте туч. Для них существовали только эти короткие, яркие встречи и «южноамериканский вальс». Самба стала неотъемлемой частью их свиданий. Потому что танец, как и всё остальное, никогда не повторялся. Драгнил вёл спокойно и уверенно, легко подстраиваясь под желания и чувства партнёрши. Они идеально подходили друг другу, как кусочки пазла, каждый раз создавая неповторимый, не повторяющийся рисунок их любви – любви в ритме самбы.***
Он знал. Знал, что она изменяет ему. Дело было не в частых, хоть и недолгих отлучках – Дреер сам когда-то дал ей эту свободу, потому что чувствовал: держать девушку на «коротком поводке» опасно – сломается, сбежит. Лучше так, чем потом возить по клиникам или мотаться по свету в поисках пропажи. Проходили, знаем. Возможно, на какую-нибудь другую женщину ему и было бы глубоко наплевать, но эта девушка была особенная. И она стоила некоторых уступок с его стороны, которые мужчина неохотно, но всё же сделал. Не сразу, со временем. Когда убедился, что Люси не выкинет чего-то из ряда вон. Пять лет всё было хорошо, и вот, поди ж ты… Самым обидным было то, что Лексус так до сих пор и не знал имя того «счастливчика», с которым кувыркалась мисс Хартфилия. Несмотря на неусыпную слежку, прослушку телефона и многочисленные «жучки». Девчонка словно растворялась, стоило ей сесть в такси, и так же неожиданно появлялась из неоткуда, выходя из жёлтой, с чёрными шашечками на боку машины. Значит, её любовник был либо весьма влиятельным человеком (хотя кто может быть настолько же влиятельным, как сам Лексус Дреер?), либо хитрым и умным. И это только подстёгивало азарт: хотелось уже не просто наказать зарвавшихся «голубков», а, прежде всего, узнать имя того, кто больше трёх месяцев наставляет ему рога. И вот, кажется, удача улыбнулась ему. Перед ним стоял Фрид Джастин – начальник охраны, друг (если это слово вообще было применимо к Дрееру) и правая рука, ожидая вопроса. – Ну? – хмуро выдохнул босс. – Мы нашли их. Правда, совершенно случайно, но… – Кто?.. – Джастин назвал имя. Лексуса перекосило: этот щенок?! И эта дрянь с ним, с этим молокососом, после всего, что он, Дреер, для неё сделал… А потом губы искривила злобная усмешка: это даже хорошо, двух зайцев одним выстрелом. – Не дайте им уйти. Только не перестарайтесь – они нужны мне живыми, – и поднялся из-за стола, за которым сидел, убирая в карман брюк заряженный пистолет. Фрид кивнул головой и выскользнул из кабинета, спеша отдать соответствующий приказ…***
– Он всё знает… – это не вопрос, утверждение. Она знала, что так будет, что рано или поздно Дреер выследит их, найдёт, и тогда уже ничего не удержит его от мести. Но сейчас эта истина, произнесённая вслух, почему-то особенно испугала, и женские плечи вздрогнули, тут же оказавшись в плену сильных, надёжных мужских рук. – Позволь мне увезти тебя. Я хочу, чтобы ты была в безопасности. – Нет! – она резко повернулась к нему, всматриваясь в серые, такие родные глаза. – Если не с тобой, то пусть будет так, – и, зажмурившись, откинула назад голову, подставляя точёную шею под обжигающие, крышесносные поцелуи. – Я больше ни с кем не буду танцевать самбу. И снова – безумный секс, опустошающий, дерзкий, нежный, а потом – горячий душ, гель с запахом лаванды, большое махровое полотенце. И одежда. Только надела она не ту, в которой пришла. Из сумки ярко-алой змеёй выскользнуло платье, нежным шёлком обвилось вокруг стройного тела, идеально подходя к фарфоровой коже и светлым, отливающих тёплым золотом волосам. Почему она взяла его сегодня с собой? Кто его знает. Просто зацепилась глазами, зайдя в гардеробную, и больше не могла оторваться, перебирая в пальцах скользкую ткань. Потом торопливо спрятала его в сумку, чтобы сейчас окидывать довольным взглядом отражающуюся в зеркале молодую девушку в вызывающе-красном наряде. Когда она вышла из ванной комнаты, её спутник стоял у окна, уже полностью одетый. – Они здесь, – уронил он, но эти слова уже не пугали. Она лишь хмыкнула, и Драгнил обернулся, молча посмотрел на неё, медленно подошёл, серьёзный, более взрослый и от этого немного чужой. – То самое? – она кивнула: ей приятно, что он запомнил – это платье было на ней в день их знакомства. – Ты потанцуешь со мной? – его губы тронула улыбка, яркая, притягательная, по-детски озорная. Ещё один лёгкий кивок головы – и по ушам бьют барабаны, навязывая телу свой ритм. И уже становится не важным, что им остался лишь этот, последний, танец… Он был таким же, как и в тот день. Те же движения, те же чувства, только помноженные на сотни других, бесконечно дорогих сердцу моментов. Мир, время, будущее, которого у них уже не было – всё это бесформенной грудой рухнуло к их ногам, обернувшись жалким прахом перед сильным, единственно важным чувством… Музыка стихла – впервые отыграв только один раз. Мужчина обнял свою партнёршу – бережно, нежно, как самую большую драгоценность в жизни, выдохнул в чуть приоткрытые губы: – Мы обязательно станцуем с тобой ещё раз… Обещаю… – коснулся их своими губами легко, почти неощутимо и пошёл к двери. Уже взявшись за ручку, обернулся, весело подмигнул, доставая из кармана пистолет, и шагнул навстречу своей смерти… Когда звуки выстрелов затихли, Люси включила стоящий на журнальном столике магнитофон и села в кресло. Теперь ей оставалось только ждать…***
Дреер окинул быстрым взглядом небольшой домишко в лесу, где, по словам его людей, уединились эти «голубки», брезгливо дёрнул плечом и вошёл внутрь. По ушам сразу ударил рваный ритм, отбиваемый барабанами. Самба. Лексус ненавидел этот танец. Зачем он тогда согласился учиться? Ради того, чтобы приручить девчонку? Она и так в конце концов была бы его. Столько времени и сил потрачено зря. Эта шлюха оказалась не лучше других… Парни в дверях разошлись в стороны, давая ему возможность пройти. Дреер нахмурился: всё же не удержались, поиграли в войнушку, идиоты. Но лежащий на полу человек, как ни странно, был жив. Хотя одного взгляда на рубашку в красных, всё ещё расползающихся пятнах и пузырящуюся на губах кровь хватило, чтобы понять – не жилец. Лексу бы хотелось продлить агонию своего врага, сделать её мучительнее, страшнее, но придётся довольствоваться этим. Он медленно подошёл к Драгнилу, посмотрел в мутнеющие серые глаза: – Неужели эта сучка того стоила?.. Бескровные губы дрогнули: – Дурак… ты даже не знал… какое сокровище… было рядом… с тобой… она стоит… гораздо большего… Дреер не успел выстрелить – веки умирающего опустились, но он всё же нажал на курок, будто ставя точку. И шагнул в соседнюю комнату. Странно, Лексус ожидал слёз, истерики, каких-то просьб и оправданий, но девушка просто молча смотрела на него. Мужчина подошёл ближе, протянул левую руку: – Чего ты там всё время просила – потанцевать с тобой? Ну, так давай. Сейчас самое время. Люси не шелохнулась, только сказала – тихо, но он услышал (или угадал по губам?) даже сквозь громкую музыку: – Лучше убей. Дреер вскинул пистолет. Выстрелы были не громче бьющей по барабанным перепонкам самбы и не так страшны, как слова, прозвучавшие в воцарившейся тишине, когда магнитофон разлетелся на куски: – Узнаю, что ты опять танцуешь этот чёртов танец, ноги переломаю. Он уже почти покинул дом – оставалось лишь переступить порог той, первой, комнаты и шагнуть в коридор, когда сзади раздался тихий, но отчётливый окрик: – Лексус! Мужчина обернулся. Люси стояла около тела своего бывшего любовника, держа в опущенной руке пистолет Драгнила. Губы Дреера исказила злобная усмешка: – Ты не посмеешь. – Как многого ты об мне не знаешь… – печально усмехнулась девушка и резко вскинула оружие. Красное на красном тоже иногда бывает видно… Стоящий справа от Лексуса охранник опустил свой пистолет и тут же отлетел к стене от сильного удара в лицо. Дреер равнодушно мазнул взглядом по зажимавшему разбитый нос парню, тряхнул рукой, разжимая кулак, и вышел. Фрид, проводив его глазами, кивнул слегка побледневшей (ибо босс в гневе был ужасен) свите: – Уберите здесь всё. Тела в лесу закопайте. Да пошевеливайтесь, остолопы. Когда начальник охраны исчез вслед за шефом, парни молча переглянулись, распределяя уже не раз выполняемые действия, и принялись за работу.***
Как рождаются легенды? Чьи уста первыми повествуют удивительно красивые, завораживающие истории? Кто придумывает леденящие душу и заставляющие замирать сердце подробности? Имеет ли это хоть какое-то значение? Ведь нам важна не личность рассказчика, а те, о ком он рассказывает. Те, кто прожил интересную жизнь, совершил подвиг… Или пережил прекрасные чувства, такие, как Любовь – Любовь в ритме самбы.Тело движется в рваном ритме и на выдох меняет вдох. Ты подходишь всё ближе, ближе… И уже закипает кровь. Твои губы мне шепчут что-то. Как не вовремя! Нет! Молчи… Этот танец нам станет песней о пришедшей так вдруг любви. Отдаю себя без остатка, от макушки до пят – твоя. Я смеюсь, мне безумно сладко снова чувствовать часть тебя. Я люблю этот танец шалый из сплетённых горячих тел. И последнюю нашу самбу мы станцуем, как ты хотел.