Всё, что мне остаётся — это надеяться

      Всю свою сознательную жизнь меня удивляло безразличие людей к отсутствию выбора. Как можно просто поддаться влиянию родителей в выборе колледжа? Как можно носить ненавистную тобой маску, притворяясь кем-то другим, ради одобрения незнакомых тебе людей? Как можно держать за руку не того человека, просто, чтобы твои «друзья» не отвернулись от тебя? С детства я был словно помешан на праве выбора. Всё, что касается моей жизни, должен выбирать я и только я. Начиная от настольной лампы и заканчивая выбором человека, с которым я хочу прожить остаток жизни.       Меня зовут Джерард Артур Уэй. Но все называют меня Джи, мне так больше нравится. Мне девятнадцать. Согласен, свой возраст мы выбирать не в праве, но можем чувствовать себя настолько молодыми, насколько захотим. Я живу в Калифорнии, так как с детства желал жить здесь, хоть и родился в другом месте. Учусь в колледже изящных искусств, несмотря на недовольство матери и непонимание отца. Они всегда мечтали, что я подамся в юриспруденцию, но я скорее сдохну, чем буду юристом. Я неплохо рисую и играю на фортепиано, но делаю это лишь по собственному желанию. У меня довольно хрупкое телосложение, этого я добивался тяжких 4 года, так как с детства был довольно крупным мальчишкой. Также у меня огненно-красные волосы, потому что красный — мой любимый цвет, и плевать на косые взгляды. Я хочу этого, и точка. Всё в своей жизни я выбираю сам. Я не верю в судьбу. Человек — кузнец своего счастья. Да! Я просто одержим иметь право выбора.       И, по настоящему закону подлости, однажды мне его не оставили. Мне не оставил его мой лучший друг! Человек, которого я знаю с детского сада! Человек, с которым я вместе пошёл в первый класс, с которым я впервые попробовал алкоголь и травку, с которым я чуть не поджёг дом ненавистного мной соседского мальчишки Энди. Человек, с которым я прыгал с пятиэтажной крыши в бассейн, с которым решил не спать четыре ночи подряд, с которым я попал в ментовку на трое суток за нарушение общественного порядка! Мне не оставил выбора парень с выбритым виском и глазами цвета молочного шоколада. Парень, чья улыбка смогла бы осветить весь мир, а смех излечить всех детей от страшных недугов. Парень, который красил мне ногти на ногах, пока я смирно спал. Парень, который даёт имена своим гитарам. Парень, который умеет делать самые красивые кольца из сигаретного дыма. Такой чертовски красивый, необузданный, очаровательный, но, к сожалению, совершенно равнодушный к тёплым чувствам. Он тот, кто не верит в любовь. Тот, кто после ухода отца всё чаще стал срываться на близких. Тот, кто предпочитает не замечать моих влюблённых глаз и вздрагивающих рук при нечаянном касании. Тот, кто медленно уничтожает меня своим безразличием. Он не оставил мне выбора. И, при всём своём нежелании, при всех многочасовых истерик, при исступленных карандашах, которыми я круглые сутки вывожу очертания его профиля, я полюбил своего лучшего друга.       Я никогда не считал это чем-то неправильным: любовь к человеку одного с тобой пола или любовь к другу детства. Нет. Меня пугало то, что я знал с кем имею дело. Несмотря на мою любовь к нему, я видел, сколько разбитых сердец он оставил позади, даже не удосужившись оглянуться. Я из тех, кто плохо скрывает свои тайны, а тем более от него. Нет, я никогда не говорил ему прямо эти заветные три слова. При таком раскладе, он либо посмеётся и отведёт глаза, либо просто прекратит со мной общение. Я даже не знаю, скучал бы он без меня?       Это уже давно стало сложно назвать дружбой. И, если бы не его шикарная игра в «я ничего не замечаю и не хочу менять», то я бы давно остался без друга. Всё это похоже на безумие. Я и не заметил, с каких пор стало нормой показывать свои рисунки, где он нарисован в разных ракурсах? Когда стало обычным делом моя просьба лечь к нему на колени под очередной фильм? Я уже давно не могу вести себя так, словно ничего не происходит. Да и не пытаюсь.       Очередной вечер. Очередной хоррор, о котором я благополучно забываю, наслаждаясь теплом, которое исходит от тебя. Я снова лежу на твоих коленях, притворяясь, что смотрю фильм. Поднимаю свои глаза на тебя и вижу, что ты с энтузиазмом смотришь эту банальную кровавую баню.       — Почему тебе так нравятся подобные фильмы, Фрэнки? — шепчу я, боясь отвлечь тебя от просмотра.       — Ужасы? — ты опускаешь голову и смотришь своими пронзительными глазами на меня из-за чего я немного вздрагиваю, — мне нравится вся эта напряжённая атмосфера, я люблю наблюдать за жертвами и убийцами. Особенно за их глазами. Во взгляде маньяка видна такая агрессия, ненависть и желание причинить кому-то боль, что прямо дух захватывает! А в глазах жертвы такой страх и отчаяние…Это, разумеется, если актёры хорошо играют. Лично меня, вообще не впечатляет эта блондинка с розовыми прядями. Зачем её вообще утвердили на главную роль? Не зная, что ответить, так как я совсем не слежу за развитием событий этого фильма, я просто произношу:       — А я мелодрамы люблю. Там тоже крайне важен зрительный контакт.       — Ну, это в каждом достойном фильме важно, — равнодушно произносит Фрэнк.       — Это и в реальной жизни важно. Есть такая пословица «любовь начинается с глаз». Для каждого человека есть свои особенные глаза, которые принадлежат особенному человеку.       — Особенному человеку? — вяло переспрашивает Айеро.       — Да. Я люблю смотреть в глаза этого человека и видеть в нем пожелтевшие осенние листья, плавно ложащиеся на землю прямо под ноги прохожим. Видеть в них отражение рыжего заката, как в чашке горячего кофе. Люблю смотреть на обкусанные влажные губы, и мечтать прикоснуться к ним, так нежно, почти невесомо, словно боясь разбудить ото сна, — чёрт, кажется я снова просто не могу вовремя закрыть свой рот. Я весь напрягаюсь, боясь твоей реакции, но…       — Ясно. Будешь чипсы? — ты пододвигаешь салатовый пакетик чипсов ко мне.       — Нет, спасибо, Фрэнки, — грустная усмешка снова появляется у меня на губах. В глубине души я знал, что ты просто сделаешь вид, что эти слова принадлежат не мне, а, к примеру, героине этого глупого ужастика из бездушного электронного ящика. Боюсь, столь же безэмоцианольному, как ты…От нечего делать, я начинаю водить пальцем по твоим рваным джинсам.       — Джерард, ты бы сделал вид, что смотришь фильм что ли, — слышу в его голосе нотки упрёка.       — Зачем? Я не люблю врать. Давай лучше завтра сходим на мелодраму или на комедию…       — Ты же знаешь, я терпеть не могу все эти сопли, а комедии с каждым годом только хуже.       — Почему ты так ненавидишь фильмы о любви?       — Потому что её не существует, Джерард. Открой глаза шире, — недовольное фырканье с твоей стороны. Серьёзно, Фрэнки? Поверь мне, здесь не я тот, кому следует открыть глаза шире. Но вслух произношу другое:       — А как же Ромео и Джульетта? Бонни и Клайд? Бэтмен и Женщина-кошка? Шрэк и Фиона? Гитлер и Ева Браун? ..       — О, умоляю тебя! — ты перебиваешь меня и закатываешь глаза, —Ромео и Джульетта? Это всего лишь фантазии Шекспира о неземной любви. К тому же, я слышал, что он был геем. Бонни и Клайд? При всём уважении к этой криминальной парочке, здесь ясно, что они просто следовали имиджу. Нихрена там любви не было. Насчёт Бэтмена и Женщины-кошки? Эта девица просто манипулировала им. Про мультики я вообще не стану говорить, Джи. Не понимаю, зачем ты их сюда приплёл. Гитлер?! Серьёзно? Открой википедию и ты будешь в шоке от того, сколько у него было любовниц! Я согласен с изречением Харлана Эллисона, что «любовь» — это ошибка в слове «секс». Поверь ты мне.       — Ладно-ладно, но…, а как насчёт реальной жизни? Неужели в числе твоих знакомых нет пары, которая любит друг друга? — сейчас главное, чтобы он не вспомнил о своих разведённых родителях, — например, твой дедушка и твоя бабушка? Милейшая пара, которую я когда-либо видел!       — Знал бы ты о похождениях моего дедушки до женитьбы, ты бы так не думал, — снова усмешка.       — А как же твоя тётя Розалин и её муж? Фрэнк широко открывает глаза и пару раз моргает, смотря на меня, как на идиота.       — О Боже! Джерард, ты единственный, кто видит тут любовь, ибо всем давно ясно, что она вышла замуж за его финансы, а не человека!       — Хорошо! А как же ты?! Неужели нет человека, который любит тебя, Фрэнк? Разве нет человека, который восхищается тобой? Разве нет того, кто отдал бы свою жизнь за тебя?! Разве нет, Фрэнк? — срываюсь на крик и, понимая, насколько отчаянно это звучало, резко опускаю голову. Я боюсь реакции Фрэнка. Чёрт, дайте мне способность отмотать время назад.       Неловкую тишину прорезает раздражающий звонок телефона, который для меня сейчас, как подарок с небес. Фрэнк резко отстраняется от меня и, спрыгнув с дивана, мчится в прихожую, будто он ждал этот звонок всю свою жизнь. Хотя, я понимаю его сейчас.       Слышу, как в соседней комнате он пару раз произносит «хорошо, мам» и мысленно благодарю мисс Айеро за моё спасение. О чём я думал, когда очередной раз завёл «старую песню о главном»? Мои надежды рассыпаются у меня на глазах. Я могу кричать целому миру о том, что я хозяин своей жизни. Могу вдалбливать людям в головы, что их жизнь в их руках и пора действовать. Но как быть, если все твои попытки пресечены чёрствым сердцем? Если каждая твоя борьба неминуема ведёт к проигрышу? Как много попыток я сделал, лишь для того, чтобы проиграть. Мои мысли прерывает непривычно тихий голос Фрэнка:       — Мама звонила. Сказала, что остаётся на ночное дежурство.       — Ааа, — я не знаю, что лучше сказать сейчас.       — Уже поздно, останешься у меня? — его голос начинает приобретать привычное безразличие ко всему.       — Я не знаю. Думаю, будет лучше, если я пойду домой, — снова чёртово бормотание с моих губ. Я всё ещё сижу на диване, укутанный в плед. По телевизору уже идут титры. Фрэнк стоит, прислонившись к дверному косяку в паре метров от меня.       — Не глупи. Я постелю нам наверху, как обычно. Вырубай телек и поднимайся. Я жутко устал, — Фрэнк разворачивается и уходит. Я слышу шаги по направлению к чердаку.       Я с детства люблю ночевать у Фрэнка. Одно из преимуществ его дома — чердак, у которого есть огромное окно. С лет семи мы тащили туда плед и подушки, ложились и наблюдали за звёздами. В наш уговор входило: никаких видеоигр и телевизора на чердаке, ибо так мы можем нарушить священность этого места глупыми средствами коммуникации. Наверное, лет с четырнадцати для меня все эти посиделки стали не просто дружескими. Я стал замечать, что скорее не выполню домашнюю работу по своей любимой химии, чем не приду сюда. Мне было не важно, разговариваем мы или молчим, главное, что он был рядом со мной. Мы всегда засыпали вместе. И я всегда просыпался один. Это стало традицией. Засыпать — вдвоём, просыпаться — одному. И я привык к этому, хоть с каждым годом это ощущалось всё больнее и резче.       Что ж, прямо сейчас я подымаюсь на чердак к тебе. Скорее всего ты наблюдаешь за звёздами. Твоим любимым предметом всегда была астрономия. Но, зайдя, я вижу, как ты тихо сопишь, отвернувшись к стене. Я тихо подхожу и просто ложусь рядом. Я чувствую спокойствие и умиротворение, но вместе с тем обиду и горечь. Я никогда не умел быстро засыпать, к тому же кому нужен сон, когда рядом с тобой настолько особенный для тебя человек?       — Я не могу заснуть, — шепчу тихо я, скорее сам себе, ведь, похоже, ты спишь.       — Понаблюдай за звёздами, — я вздрагиваю, понимая, что ты ещё не спишь, хоть голос уже очень усталый.       — Ты красивее звёзд…— чуть слышно шепчу я, и на самом деле, всё же надеясь, что ты слышал. Спустя пару секунд, в тот самый момент, когда я подумал, что ты уже уснул, вновь слышу тебя:       — Твоё сердце сияет ярче полярной звезды. Я не достоин этого, как и весь этот уродливый мир.       По мне проходит волна мурашек, в горле пересыхает. Стандартный набор, когда ты рядом. Но никогда в своей жизни я не слышал от тебя чего-то подобного. И в этот момент, клянусь, моё сердце сияет ярче, чем сотни полярных звёзд. Я не стану отвечать, боясь, что всё это мне показалось, боясь, что ты заберёшь свои слова обратно. Возможно, ты прав. Этот мир не достоин моего сердца. И, быть может, даже ты. Но ты забываешь об одном: как бы я не был помешан на праве выбора, ты, мой милый, не оставил мне его. Мне и моему сердцу. Поэтому, всё, что мне остаётся — это надеяться, что вскоре что-то изменится в наших жизнях. Надеяться, что когда-нибудь ты откроешь своё сердце. Надеяться, что скоро ты прекратишь эту мучительную игру и позволишь себя поцеловать, и быть всегда рядом. Надеяться, что ты выберешь меня, как моё сердце выбрало тебя.