Suho's D. Trouble. Думай меньше

У входной двери шуршат бумажные пакеты, небрежно брошенные на пол, громко хлопает железная дверь. Это Крис вернулся домой. Вернулся, надо сказать, все еще живым, но только частично. Он с тяжелым кряхтением опускаясь вниз по стеночке усаживается на грязный пол в прихожей и попой чувствует песок с улицы, неприятно скрипящий под джинсовой тканью и килограммами его туловища. Раздражение искрит из крисовских глаз – щелкает и взрывается маленькими вспышками, озаряя комнату и делая очертания и краски в десятки раз резче – будь кто рядом сейчас, Крис не на шутку бы разорался на тему об извечном беспорядке. Ифань еще несколько раз ударяется затылком о бетонную стену и некультурно брюзжит, прежде чем стягивает с себя шапку с большим помпоном, которую с утра надел, не найдя в ворохе кепок/шляп/варежек что-нибудь менее дебильное и не менее теплое, потому что на дворе не май месяц, а уши от холода пухнут, как невесть что. Если честно, Крис не понимает, почему при всей своей врожденной педантичности и ненависти к разбросанным вещам, он все еще терпит присутствие очень наглого и очень «чисто-не-там-где-убирают» господина Соседа. При чем китаец даже не уверен, что его сожитель когда-либо в своей недолгой и заурядной жизни видел тараканов, судя по тому, что в свои двадцать с-каким-то-там-хвостищем лет он не знает, что такое вантуз или туалетный ершик. - Дбрый вчр, - выплевывает Чунмен, пошатываясь взад перед, аки христианский колокол на пасху, но все еще крепко вцепившись пальцами в канализационную трубу у двери в подъезде. Чунмен отлипает от трубы, делает пробный шаг и, не распределив поровну вес на обе ноги, летит подстреленным голубем вниз, проезжаясь сопелкой по грязным подъездным полам и, как итог, приземляясь ровно на пороге в квартиру. “Криииииииис, бо-бо,” – плаксиво скулит Чунмен, распластавшись на полу и вцепившись своими короткими костлявыми пальцами в штанину старшему, словно какой-то отвратный зомбяк из малобюджетного фильма с бездарным сюжетом. Крис Ву искренне не понимает почему помимо своих проблем типичного китайского иммигранта с канадским паспортом он обязан мириться еще и с рецидивным алкоголизмом своего корейского сожителя с корейской пропиской и корейскими родителями, которые, как кажется Крису, делают все что их силах, дабы максимально испоганить ему жизнь, выгнав свое мелкое ненаглядное чадо из дома отчего в мир больший и взрослый. Они, конечно, вообще крупно просчитались, когда забыли про презервативы в одну звездную ночь. Теперь их косяк поднимает Криса Ву с постели в четыре часа утра и потом звучно блюет, не без чужой помощи, доползая до холодного керамического унитаза. - Фань, ты такой… - воодушевленно, словно вот-вот разрыдается от переполняющих чувств, тянет младший, дергая то за щеки, то за нос и этим мешает себя умыть и привести в более-менее божеский вид, чтобы с чистой совестью отправить спать, – ты такой добрый и-и-иии хороший и вообще… давай я тебя с родителями познакомлю? - продолжает невнятно лепетать Чунмен, даже когда его обливают по пояс холодной водой и насильно всовывают в рот зубную щетку. Крис терпит, когда его за это кусают по пальцам, терпит, когда смеситель выскальзывает из рук и приходится бегать за ним по всей ванной под пьяный смех соседа, терпит, даже когда приходится младшего снова тащить в туалет, потому что выпил тот достаточно. И почему только терпит? Крис Ву не знает. Но какая-то его часть, успокаивающе шепчет, когда он сгружает Чунмена на свою еще теплую постель: “он платит две трети за интернет”. И этого вполне достаточно, чтобы вдруг не подумать, что грозный, хладнокровный, прекрасный Ву Ифань из Поднебесной влюбился. - Ты, блять, нахуя на мои книги свой убогий стакан поставил? – стакан с шумом попадает в раковину, только чудом не разлетевшись на многоугольные полупрозрачные куски, Чунмен сбрасывает несколько книг в портфель, достает наугад из развороченного шкафа чью-то толстовку, убирает стоячий столб из волос под кепку и, запив все это дело последней банкой колы их холодильника, громко хлопает дверью, оставляя за собой дымок из пыли в прихожей. Крис, не торопясь допивая свой утренний кофе и переворачивая страницу вчерашней газеты, недолго слушает быструю лестничную поступь в подъезде и думает, что с Чунменом пьяным наладить контакт куда проще, чем с идиотом трезвым. И в конце своей глубоко-философской мысли добавляет: - Выгоню, – по слогам, и с улыбкой кивает своей мысли. Только вот за квартиру младший свою часть внес на три месяца вперед и теперь упрется, как лось рогами в дверные косяки и откажется сдвинуться с места. Через несколько минут, собираясь идти на работу, Крис слышит щелчок замка, дверь скрипит, являя взору китайца запыхавшегося Чунмена. Младший сокращает в два шага расстояние между ними, сует в руку конверт и разворачивается обратно, снова громко хлопая дверью так, что звенят стекла во всех окнах. Крис несколько секунд бездумно вертит в руках белоснежный конверт из дорогой резной бумаги, и все же дергает за лиловую ленточку. Приглашение на свадьбу выпадает из конверта, раскрываясь перед Крисом курсивной росписью на английском. Китаец выдыхает обреченностью в потолок и почти стонет: - Выгоню к чертям собачьим. В смокинге Ифань чувствует себя не уютно. И отнюдь не потому что не привык носить нечто подобное, а потому что человек шестьдесят смотрят на него так, словно соревнуются в прожигании дыр в среднестатистическом канадо-китайском студенте по обмену. Ифань всегда был не прочь чужого внимания, особенно женского, но на него впервые смотрело пятьдесят копий Чунмена. Удивительно, но почти все родственники были похожи на Кима. Вот старый-хрыч-Чунмен, вот Чунмен-близнецы-которым-по-одиннадцать, вот женщина-бальзаковского-возраста-Чунмен, когда как настоящий Ким Чунмен – его сосед по жилплощади – капитально налегал на бесплатное шампанское в дальнем углу еще до начала церемонии, напрочь забыв обо всех существующих Крисах Ву. - Теперь я могу идти домой? – спрашивает Крис, скрестив руки на груди и сощурив глаза, стараясь производить самое пугающее впечатление, в том числе и на проходящих мимо родственников Чунмена. - Окажи услугу, потерпи еще минут пять. Зная Чунмена пару лет, Крис с уверенностью мог предположить, что младший затеял какую-нибудь гадость – он знал это еще до выхода из квартиры, но благодаря умелым навыкам манипуляций младшего, он сегодня на свадьбе какого-то троюродного брата, где присутствуют все родственники (а китайца сюда никто не приглашал), так что Ифань ждал свинью от Чунмена и только надеялся не краснеть сегодня. Но все надежды канули псу в одно место, когда коротышка-Чунмен, за которым прятался титан-Крис, опрокинул в себя финальный бокал, кашлянул в кулак и на удивление ровным крепким шагом, уверенно поскакал горным козлом в сторону своих сородичей. Он, широко и добродушно улыбаясь, хлопал по плечам знакомых, а потом, ослабив узел на галстуке, быстрым шагом понесся с объятьями на вошедшего мужчину, очень громко приветствуя своего, кажется, отца. Папа Чунмена был тоже его копией, только многим выше, старее, а глаза излучали многолетнее хладнокровие. Крис только удивился, как младший еще кирпичей не наложил, наваливаясь на родителя с каким-то нефильтрованном бредом о любви и уважении. Ифань лишь поспешил спрятаться за вазой с цветами, лишь бы не видеть откровенного цирка. Он мог бы простоять там до самого вечера, выдирая из маленьких цветочков белые лепестки, мог бы даже начать гадать на суженую/суженого, но Чунмен решил иначе, вытолкав его из укрытия, тем самым предопределив дальнейшую, уже недолгую и явно несчастливую жизнь Криса. - Вот он, - гордо задрав подбородок объявил Ким-младший, без намека на робость, смотря в глаза отцу. Внутренний голос Криса истерично заорал – сначала неразборчивые вопли, а потом посыпались вопросы, ответы на которые Крис не знал, да и знать не хотел, когда пара, точь-в-точь как у Чунмена, глаз уставилась на него, будто еле слышно шепча: «живым отсюда не уйдешь». - Здравствуйте, - на удивление его голос даже не дрожит, а наоборот искрит уверенностью, но все тщетно, потому что мужчина, пугающе сверкнув линзами очков, разворачивается и уходит, оставляя Криса хоронить остатки самолюбия. - Вот ведь старый козел, - бурчит Чунмен, кусая губы и уходя вслед за отцом, пропуская мимо ушей вопросы Криса. Зато все эти ответы приходят в уборной, когда китаец остаётся один на один с Кимом-старшим. Он умывает руки в раковине, когда замечает мужчину в отражении зеркала и тут же совершает попытку сказать, что все что сказал Чунмен чистой воды ложь и провокация, но только успевает открыть рот, так как его перебивают: - Я не в курсе какие у Вас отношения с моим сыном, но уверяю держаться от него подальше. Крис обреченно вздыхает и искренне не понимает почему помимо своих проблем типичного китайского иммигранта с канадским паспортом он обязан мириться не только с рецидивным алкоголизмом своего корейского сожителя с корейской пропиской и корейскими родителями, но еще и с его подростковым бунтарством, который проявляется в нем позже, чем у большинства нормальных детей. Причина может быть только одна – Чунмен ненормальный, раз додумался рассказать о том, что по ночам непотребствует именно с Крисом, а не какой-либо другой девицей или парнем. Это заставляет Криса вспыхнуть огнем ненависти к этому наглому коротконогому корейцу. - Мы с Вашим сыном… - Крис совершает еще одну попытку объясниться, но мужчина снова его перебывает. - Я понимаю, у Вас – у молодежи – принципы, но и я не жадный. Десять тысяч, - Крис подвисает, усиленно пытаясь догнать, о чем идет речь, - долларов, конечно. Чунмен, долго рассматривая пузырьки на стенках бокала, морщится и отодвигает его от себя, не чувствуя никакого влечения к алкоголю. За все последние два года, это его поведение довольно странно, но в голову приходят еще и мысли заняться спортом и подготовится к следующей сессии. Чунмен уже обрисовывает план завтрашнего дня и остатка вечера, со скучающим видом болтая ногой на стуле, когда все вокруг спешат поздравить молодоженов, а официанты собирают пустые бокалы и выносят новые наполненные. В какой-то из тех моментов, когда Чунмен решается подойти к невесте с поздравлениями, дверь в зал из уборной распахивается, являя красного и очень злого Криса, который быстрым шагом направляется к младшему. Чунмен и так все то время, что знает странного, чертовски красивого и не разговорчивого китайца, испытывал к нему чувство животного страха и трепета, а теперь, когда тот навис над ним Пизанской башней с грозно сдвинутыми густыми бровями, подумал, как бы позорно не обмочится. А когда его, по всем жанрам девичей комедии, схватили за обе щеки и поцеловали, втянув все что выпирает своими губами, то Чунмену на секунду показалось, что он уже наделал не одну лужу. Праздник закончился, конечно же, разбором полетов и криками разъяренной матери, которая внушала еще больше страха, чем отец и Ифань вместе взятые, и как итог – полный запрет на личную жизнь, что означало окончательный переезд к родителям. Но Ким Чунмену было уже по барабану, что в него пытаются втолковать – он только ни шатко, ни валко поплелся за китайцем. Крис, в свою очередь, не чувствовал ничего кроме клокочущей жажды крови и отмщения. Ну, и еще крупную обиду на двадцати-с-хвостищем-летнего парня. - Эй, ну не иди так быстро, - Чунмен нагнал старшего, но не заметив выступ на тротуаре, запнулся, запутался в ногах и с каким-то непечатным хрюканьем повалился на землю. Крис не остановился, только обреченно выдохнул и замедлил шаг, пока сзади не послышался тихий обреченный вой. Лицо младшего красное, губа подрагивает, сам он сидит на тротуаре, растирая сбитые колени и изображает вселенскую скорбь, разочарование, жалость. Переигрывает, кстати – актер их него не ахти какой, поэтому Ифань думает, что не поддастся и ускоряет шаг. Чунмен продолжает морозить зад на холодном асфальте. - У тебя всего две ноги, а ты и ими не в состоянии управлять. «Выгоню» - думает Крис, когда кореец не без чужой помощи встает, оттряхивая ладонями брюки и нагло лыбится. На протяжении почти года, китаец тащит на своей спине не только свои проблемы, но и проблемы этого задохлика, услужливо подкинутого лупоглазым лосем Лу Ханем (лось, а не олень после такого) со уверениями, что будущий сосед по съёмной квартире просто мил, как овечка. Вместо обещанной овечки, на общей жилплощади заселился волк, охуевший настолько, что позволял себе в пьяном припадке выть под дверью, когда терял ключи в темноте подъезда, да еще и папаша тронутый с ним в комплекте. Но даже это Крис мог бы пережить, если тащить на спине не пришлось бы в буквальном смысле. На улице давно стемнело, а пустую дорогу освещало всего два старых фонаря – Ифань, топча пожелтевшие сухие листья, думает, что может быть это все и называется романтикой, но он сам все еще зол, а его обувь уже неприятно хлюпает из-за попавшей в нее воды из луж. «Выгоню» - еще несколько раз повторяет сам себе Крис и немного успокаивается. - Знаешь Фань, - начинает Чунмен, смотря в осеннее небо, когда до дома остается всего одна автобусная остановка, - я не говорил отцу, что мы с тобой встречаемся. Это он, наверно, сам себе напридумывал, - и заливисто ржет на всю улицу. «Выгоню к чертям собачьим», - думает Крис, бросая своего соседа на землю, а в ушах издевательским звоном раздается его смех. И где-то задней мыслей проскальзывают мамины слова о том, что сначала думать надо, а потом делать (то есть десять раз отмерь, а потом уже лезь с поцелуями) – но это только задняя мысль, и забывается она так же быстро, как и все другие ненужные. И здравствуй долгожданное смущение, потому что Чунмен смеется неприлично громко для одиннадцати вечера. Впрочем, тактичности в Чунмене столько же, сколько и наглости. - Но я разрешу тебе еще раз меня поцеловать. Если хочешь, конечно. И иногда это хорошо. Крис даже готов списать некоторые эпизоды с кармы младшего и, да, он вообще-то хочет.