It must have been love, but it's over now

— Ну, ну, Танечка… Господи, да не плачь ты, я что-то придумаю. Сейчас Коле вон позвоню, у него дочка в Москве в этой, как его, прокуратуре. — Пап, я думала, ты сам как-то можешь… — Таня вдохнула, стараясь скрыть разочарование. — Танюш, я же не генерал… это я тут, у нас капитан Чернышев, кое-что могу, а там я кто? Только ты пообещай мне одну вещь… Сердце на миг замерло. Отец ждал. — Пообещай не ходить в тюрьму, ладно, Тань? Трубка едва не выскальзывает из вспотевших ладоней Татьяны. Ну вот, теперь придётся врать отцу. — Да, папочка. — Татьяна, я ведь тебя не первый год знаю. — Ещё чуть-чуть, и из прижатой зубами губы брызнет кровь. — Пальцы не скрещивай. — Да, пап. — Еле дыша выдохнуть, только бы голос не подвёл. — Вот и умница. А я что-то придумаю, доча. Короткие гудки. И слёзы облегчения. Она сможет его увидеть. Отец не представляет, как уже помог ей. Хорошо, что его связей хватило на то, чтобы хотя бы узнать, куда его увезли. Таня натянула неброскую майку и собрала волосы на затылке. Кажется, Олег не любит, когда пряди закрывают глаза. Или это Слава не любит? Она застегнула джинсы и вышла в коридор, когда в дверь настойчиво позвонили. Она решила не отвечать. Или это соседи, — а она с ними так и не успела познакомиться, — или Светка. В кармане завибрировал Эпл. Точно Светка, — подумала Таня и машинально отключила звук вызова. Не до неё сейчас. Да и они с Лёвой должны сейчас гулять на банкете, это только она могла сбежать, наплёв какую-то явную пургу. Кто-то за дверью для приличия позвонил ещё, и, наконец, восстановилась тишина. Посетила бредовая мысль, что Олег бы не сдался после пары звонков, он бы дождался. Отчего-то стало обидно. Девушка вышла из квартиры и ускорила шаг, не решаясь воспользоваться лифтом. Таня вышла из подъезда, оглядываясь и прижимая сумку к себе. На всякий случай натянула на голову капюшон от бордовой толстовки и ускорила шаг. Бред, — отругала она себя и расправила плечи. Ну кому она нужна? Она ничего плохого никому не сделала, за всю жизнь мухи не обидела. Бояться нечего. Мало ли куда ей срочно нужно пойти в полчетвёртого утра в субботу? — Ну поймите же вы, гражданка Чернышева, не положено к нему. — Молодой милиционер снял фуражку и протёр глаза. — Я вообще не должен с вами разговаривать в такое время. — Послушайте, он школьный учитель и он на выпускном должен пианино вытаскивать… — Из него такой же учитель, как из меня генерал, — хохотнул напарник сержанта Татарова. — Ха, нет, я даже раньше стану генералом, чем этот браток учителем. Доблестные милиционеры дружно рассмеялись. Таня растерялась, и это неожиданно придало ей сил перейти к наступлению. — А что ему вообще инкриминируют? Вы не можете просто так задержать человека. — А вы ему собственно кто, гражданочка? — Я кто? Ну как же… я его… — кто? — девушка. Невеста. Она вскинула голову и посмотрела прямо на сержанта. — Ну так вы уж определитесь: девушка или невеста? Мужчины напротив переглянулись. — Вот это уже интересненько. — Протянул сержант. — А что интересненько? — чуть нервно улыбнулась Таня. Жёсткий стул впивался куда-то под лопатку, но она не решалась сменить позу. — Ладно, свидания ему не положены, но для такой красивой… хм, женщины, мы сделаем исключение. — Суриманов, проведи гражданочку к Фомину. Таня проследовала за человеком в форме по полутёмному коридору. Лампы тускло мерцали, создавая невероятно дискомфортные ощущения. Она плотнее запахнула толстовку, заходя в очередной бесконечный коридор. И всё же это была не та тюрьма, что показывали в фильмах. Хотя, казалось бы, дочь капитана должна была знать о местах лишения свободы всё, Таня была далека от профессии отца. То ли ей не нравилась эта тема, то ли папа надёжно ограждал. Фома сидел на табурете, но когда она вошла, сразу кинулся ей навстречу. Точнее, попытался кинуться. Таня заметила цепи, что приковали Олега к полу. Руки узника были скованы за спиной. На глаза набежали слёзы отчаянья. — С-ка, что вы сделали с моей девочкой? Падлы, выпустите меня, нах! Таня, Танечка, не плачь, я всё разрулю! Она подошла к нему, и дверь позади закрылась. Вдвоём, наконец-то! Когда она шла сюда, хотела так много сказать ему, попросить прощения неизвестно за что, а вот теперь могла только впитывать глазами каждую чёрточку такого знакомого и такого неизвестного лица. Он сглатывал и чуть жмурился, судорожно ощупывая её взглядом. — Олег, — она не выдержала напряжения и разрыдалась. Громко, отчаянно, стоя посреди комнаты для переговоров. — Эй, ну тихо ты, — Фома придвинулся к ней поближе и скривился, когда наручник впился в кожу. — Сука, браслеты жмут-то, начальник! — Олежка, за что тебя так?.. — девушка беспомощно развела руками. Фома вернул на лицо беззаботную мину. — А я буйный. — Так захотелось дотронуться до него, прижать его к себе, впитать его запах, его силу, смелость. И она сделала пару шагов к нему. — Тань, слышишь, а ты мне поесть не принесла случаем? Пирожков там с мясом или хоть с капустой? Тут одним дерьмом пичкают… Она пожала плечами. Совсем вылетело из головы, что нужно было что-то принести, не с пустыми же руками… вроде как в гости… Её передёрнуло от мысли, что она сейчас пойдёт домой, зароется в простыни в пустой квартире и будет жить, как будто ничего и не случилось, а он может никогда отсюда не выйти. В горле запершило. — Пирожки, да я как-то забыла про пирожки-то… — Ну ничего, Танюш, в следующий раз принесёшь пирожков, только смотри, чтоб с мяском. Мяска хочу пожрать. Их метнуло друг к другу. И вот уже Фома слизывает слёзы с горячей щеки Татьяны, а её пальцы судорожно сжимают его футболку. Она не знала, кто кого поцеловал. Просто вдруг во рту оказался его язык, а чуть заметная щетина царапнула лицо. Она вытащит его, чего бы это ни стоило, только знать бы, к кому обратиться за помощью. Память услужливо подкинула чуть размытый образ. Фигура делалась всё отчётливее, и уже можно различить узкие шорты с манжетами и детский самокатик. — Танюш, а ты позвони этому старичку своему… Славяну… Фигура врезалась в невидимую стену и перелетела через руль. «Сдохнуть я желаю тебе… Я ненавижу тебя… Ненавижу тебя…» Позвонить явно не вариант. И как Олег прочитал её мысли? — Славка… он, ну что он тут сделает? — нервный смешок, — мы что-то другое придумаем, получше… Фома дёрнулся и чуть отстранился. Свет не попадал на лицо, отчего оно казалось серым и безжизненным. Даже глаза как-то потускнели. — Я с Психом говорил. Тань, у него нет столько нала, сколько эти падлы запросили, нах. — Он резко выкинул средний палец за спиной. Таня поморщилась и только теперь заметила, как странно его сковали. Руки были прикованы к ножным цепям, но не скреплены между собой, как ей показалось сперва. Олег держал их за спиной, потому что не хотел, чтобы она видела. Костяшки пальцев были не просто побиты, а разбиты так сильно, что Таню затошнило от вида кровавых подтёков на пальцах и под ногтями. — Да и злой он на меня какой-то… я ему там это… деньжат задолжал, Танюш… Не смотря на то, что Олег — полная противоположность Славе, что он грубый и порой жестокий, всё же здесь ему было не место. Сердце заныло. Она сойдёт с ума, оставив его в этом гиблом месте. Но сейчас нужно отключить эмоции и реально рассуждать логически. Вот только она учитель литературы. И не одной мысли со счастливым концом воображение не подбрасывало, как назло. — Ну, тогда нужно что-то другое придумать. Её голос по-прежнему излучал оптимизм, а лицо Олега мрачнело всё больше. Конечно, он уже успел обдумать все варианты и давно понял, что никто ему не поможет. И меньше всего — Чернышева Татьяна Александровна, простая училка языка и литературы средней школы. — Тань, а Саня что? — А Саня что? — переспросила она, встретившись с ним глазами. — Ну, с этим … замуж вышла? — Он как-то страшно посмотрел на неё. Или это игра света? — За этого. — Что? — Замуж выходят за кого-то, — рассеянно проговорила она, вспоминая последний разговор с Сашей Мамаевой. «— …и я очень счастлива со своим мужем, да, Димочка? Не лезьте в мою жизнь!» — Ты меня учить будешь? — он был зол. Так зол, что Таня невольно отпрянула и закрыла глаза, будто он собирался её ударить. Да, Слава хоть руки не распускал. Удара всё же не последовало. Она открыла глаза. Олег напряжённо покусывал губу. — Значит, Мамай мне не поможет, вот жопа, бля!.. В комнате словно похолодало. По телу прошла нервная дрожь. Толстовка уже не грела, а ведь была из натурального хлопка, не то, что Турция… — А может мы квартиру продадим? Твою, а ты потом ко мне переберёшься, а? — Чё? С ума сошла совсем? Рехнулась, Танечка? Он резко вскочил, и Татьяна Александровна оказалась на полу возле стены. Фома импульсивно подтянул руки к голове, и цепь наручников сильно полоснула его по носу. Он выругался. — Танюш, Танечка, я не то хотел сказать, в смысле, — он едва не зацепил нос ещё раз. Сердито покосился на цепи на ногах и упал на колени. — Тань, видишь, ползу к тебе, как этот… одноклеточное какое или бесхребтовое? — Бесхребетное, — автоматически поправила она, приподнимаясь. Олег натянуто засмеялся. — Как угодно, только не хоти больше продать хату, лады? Видишь, нос из-за тебя помял… — А я руку стукнула. — Смешно, но физическая боль не такая сильная, как душевная. До этого она лишь читала об этом в романах Толстого, Бронте и Ремарка, а вот теперь впервые испытывала свою душу на любовь. И это не шло ни в какое сравнение с тем, что она чувствовала к Славе. — Болит, дай посмотрю? Фома протягивал ей руку и с надеждой смотрел в глаза, согнувшись так, что ремень почти касался пола. Чтобы быть ближе к ней. Видеть эти её вечные глаза на мокром месте. Его Татьяна. Его девочка. — А ты меня больше толкать не будешь, лады? — и откуда в ней сила воли подмигивать ему? Он же видел, как она поморщилась и украдкой ощупала плечо. Сильная девочка. Такая, как нужна ему. И никакая другая с ней не сравнится. Ладони плавно соединились. Так правильно, что рука физрука Фомы обхватывала запястье тонкой ручки учительницы. — Я тебя хочу, Таня. — Как? Здесь прямо? — она недоверчиво оглядывала комнату. Два жёстких стула, узкий подоконник. Бетонный пол без покрытия. Только стоя, да вот только не привыкла она к такому… и любовь здесь совсем ни при чём. — Да, подруга, это тебе не отель «ол инклюзив», не трёхэтажный коттедж в центре, и даже не салон авто, — съехидничал внутренний голос. — Теперь это — твоя жизнь. Привыкай. Олег настойчиво тёрся об неё и жарко дышал где-то за ухом. Романтику нарушали только металлические наручники, впивающиеся под рёбра, мешая делать вдохи. — Олег, а может подождём пока? Ты выйдешь, и тогда мы дома, попьём шампанского, а потом… — Дома, да? Подождём, да, Тань? Она кивнула. Олег помрачнел и отступил на шаг, цепи разочарованно брякнули. — А мне тут сиди, рукоблудь, да? Она стала гладить его плечо. — Ну нет, почему же… ты можешь чуть-чуть подождать, — Таня показала пальцами это самое чуть-чуть, — и тогда дома… — Вот ты значит какая, Татьян Санна, — задумчиво протянул он, — стоило мне сесть, и уже не даёшь. Все вы бабы одинаковые, с-ка. Скажи, пусть в следующий раз Светка придёт. И ты приходи, посмотришь, как мужика порадовать. Ещё и оделась так… Фома махнул рукой. Таня почувствовала себя глупо и обидно. И с пирожками такой провал получился… — Ну как так? — Вот это… снять быстро нельзя, одеть нельзя… ты бы юбочку какую, платье с замочком-хуёчком что ли… Они оба молчали. Фома тёр нос, над губой выступили капли крови. Таня всунула палец в рот, задумавшись, что предложить ему, кроме грязного секса на радость ментам. Дверь резко распахнулась, выведя из задумчивости. Лицо Олега выразило 12 эмоций сразу: от ярости — через узнавание — к растерянности. Таня представила, как сейчас скажут, что они ошиблись, что Олег свободен. А вот по лицу Олега можно было прочитать, что сейчас вдобавок ко всему её, как минимум, запрут в одиночку. Первым зашёл уже знакомый сержант, а за ним… Чужая женщина, с которой спал Олежка. Горло сжалось. «— Я спал с ней ради тебя»… — Гражданочка Чернышева, свидание окончено. — Но ведь мы ещё не… — Извините, — процедил милиционер, — не положено по протоколу. У гражданочки, — он кивнул на эту-чужую-женщину, — выходит, побольше прав. Как же её зовут? Она ведь тогда называлась. «Таня отпрянула от двери. Худая, с виду хрупкая женщина попросила попить, что-то лепетала про автомобильную аварию. Она едва успевала за женщиной, которая, казалось, лучше ориентировалась в жилище Олега, чем сама Таня. И вот она уже вставляет крошечную флешку, а в следующий момент перед глазами всё расплывается от пепельного вкуса поражения где-то под языком. Олег трахает эту женщину. Не сняв брюки, не раздев её. Грубо, жёстко. Что ж, в их с Олегом отношениях нежность подавляет страсть. На видео же всё было по-настоящему. Так, как никогда не было у них. Когда он хотел её, то размазывал неуклюжие слова любви по волосам, груди, животу. Слава был таким же… Ну вот, она сравнивает их, хотя, если честно, она обещала себе никогда этого не делать, но занимается этим со дня их знакомства. Таня почувствовала себя несчастной. Ещё более несчастной, чем за те пять месяцев, что она лежала на кровати и выдавливала слёзы в подушку в 150 километрах от Москвы и от Олега. Белобрысая женщина дождалась окончания кино и повернулась к Тане. Она встретила прямой взгляд. Здесь её территория. А женщина неожиданно расплакалась и протянула дрожащую сухую руку: — Белова Елена. Что ж, прозвище Белка ей явно идёт. Удивительно, как Олег смог описать что-то столь точно. Таня прямо видела, как эта Белка-Белова сжимает в своих крохотных, прижатых к телу, руках, хм… орешки физрука. А он терпел». Она, кажется, прослушала, о чём говорили последние три минуты. Елена Белова показывала на неё пальцем. — Ты беременна от него? Таня опешила и от неожиданности выпалила: — Нет! — А я — да! Пришла мысль: нашла, чем гордиться. Олег отрицательно мотал головой. И всё разом поплыло перед глазами, так, что грудь сдавило спазмом. — Таня, не верь этой суке, она лживая, продажная! Не по закону она это… дела свои сучьи стряпает, лепет тут чё-то… — Молчать, лысый, — рявкнул молодой полковник. Видно, тоже хотел поухлёстывать за Беловой. Странно, почему это Таня больше верит, что Олег сам её захотел. Да, трудно не хотеть такую женщину… Даже простой, свободного покроя спортивный костюмчик удивительно шёл этой суке. Как и синяк на скуле, и потёк под глазом. — Ну, мой пупсик, ты же мне предложение сделал, да? — Белка обиженно надула пухленькие губы. Олег посерел ещё больше. Опять пошла кровь носом. — А сына мы назовём Славой, — гнула своё женщина. С каждым новым словом она вытесняла воздух из маленькой комнатушки. С каждым шагом становилась всё ближе к Олегу. Голова закружилась. Таня не чувствовала язык во рту. — Танечка, не делал я этого… — Жалко мямлил Фома, старательно избегая взгляда Беловой. Да он вообще ни на кого не смотрел. Рассматривал свои изрядно запылившиеся кожаные туфли. — Уведите Чернышеву. — Услышала она сквозь пелену. Как будто это она здесь подозреваемая. Откуда-то вернулась способность двигаться. Таня пошла к выходу, намеренно задев женщину плечом. Только бы никто не увидел слёз, особенно Олег. Ради него она будет сильной, хотела быть сильной… она же ради него пришла сюда, а он, выходит, давно решил всё за двоих… Она не заметила как, но Белова незаметно шевельнулась, и вот Таня падает коленями на бетон, обдирая ладони, непроизвольно стараясь не удариться лицом. Хотя, может, уже нет разницы? — Сука, я тебя сгною! — Бушевал Фома под ударами по почкам и пытался дотянуться до Белки. — Запомни, детка, со мной подобное не проходит. И вот он, — даже не поднимая голову, Таня знала, что Белка кивает на Олега, — отлично запомнил это. Белова подхватила её под руку и поставила на ноги, хотя при этом раздался такой хруст, что Тане показалось, что она сломала пару рёбер. — Он мой, понятно тебе?! И всё же в её голосе звучали чуть заметные нотки истерики, не победы. Белка не может за него поручиться, даже после всего этого. Голова не была способна обрабатывать информацию. Таня едва сумела кивнуть и поплелась к выходу. Ещё и нога подкашивалась. В спину ей неслись вопли Олега. — Я люблю тебя, Танечка! Танюша, не уходи! Не отдавай меня этой гниде вонючей, змее колобродной… У поражений всегда солёный вкус. Она вывалилась на улицу, под прохладное московское небо, и дала волю слезам. Без сил Таня повалилась на лавку возле районного отделения милиции и зарылась лицом в ладони. Господи, почему у неё такая бестолковая жизнь? В который раз ничего не получилось. — Татьян Санна, это правда вы? Она отняла руки от лица, стараясь вытереть потёки туши. Банан, одетый в вечно-жёлтую толстовку, протягивал руку к её плечу. И когда успел рубашку снять? — Ой, а что у вас с лицом? Вы плакали? И откуда в ней взялись последние слова? И когда она перестала сама контролировать свою жизнь? — Нет, Банан, я панда. Пьяная, никому не нужная панда, — нервный смешок. Всхлип. Слёзы всегда рядом. Ложь. Циничная, неприкрытая. Она не была пьяной. Последний Элин бокал был часов восемь назад. Бадягин присел рядом и подкурил сигарету. «Рот закрой! В машину, быстро!» — Банан, дай сигареты. Вот так. И зажигалку тоже. Детям курить вредно. — А чего сразу Банан-то? Таня вцепилась руками в пачку. — А теперь марш отсюда! Иди, у тебя выпускной же. Банан поднялся. Отошёл на пару шагов. Выкрикнул ей в спину: — Вас совсем этот физрук испортил! — Рот закрой, быстро! Где-то залаяли собаки. Кто-то жарил котлеты, дурманя запахом пол-района. Занимался бледный, размытый рассвет. Где-то Света и Лёва занимались сексом. Таня нашарила Эппл. — Тань, который час вообще? — Ну, полвосьмого… — Ого, так уже спать пора, ты что, завтра же методисты приедут… или уже сегодня? В трубке Лёва издалека звал Свету «Светик-хочу минетик». Апатия накрывала выше головы. Выше деревьев, блин. Да уж, когда в жизнь вливается любовь, друзья стираются невидимой рукой. А ещё эти методисты завтра… или уже сегодня? Света отключилась раньше, чем услышала отчаянные всхлипы подруги. Ну, хоть у кого-то всё хорошо. И ничего другого не оставалось. Пальцы сам набрали такой до дыр заученный номер, хоть она давно стёрла его из памяти телефона. Это не Таня — кто-то за неё, открыл ногтями пачку, смахнул слёзы со щеки, достал сигарету и впервые в жизни затянулся терпким дымом. Жизнь стремительно летела в пропасть. Таню вырвало перед лавкой. На том конце раздалось покашливание…