Никотин

Юхана зажал сигарету между губ и облокотился на перила, ёжась и выдыхая густой белый пар. Ночи в Финляндии были холодными, и ему, северному исполину, вроде как и негоже жаловаться, но сегодня всё же по-особенному морозно. И пусто. То ли осень вступила в свои права, то ли просто на душе гадко и противно. Или, может, второе как следствие первого. Юффи толком не знал, да и не хотел знать: самокопаться себе дороже. Нет, дело было вовсе не в осени. А было оно в старом новом вокалисте, смазанные воспоминания о котором, казалось бы, канули в Лету ещё давным-давно. Самовнушение — вещь, безусловно, хорошая, но драммера напрягала одна лишь мысль о том, что они снова будут работать вместе. Их мост, построенный где-то в тёмной и далёкой первой половине двухтысячных, разрушился и реставрации не подлежал. Остались только руины-воспоминания, осевшие в холодной глубине и скалившие белые зубы на поверхность. Нико эти руины не заботили. По крайней мере, так думал — или хотел думать — Юхана. Каллиоярви быстро влился в обновлённый коллектив и с охотой принялся за работу над новым альбомом. Будто и не уходил. Но Юффи-то знает или, вернее сказать, чувствует. Чувствует эту напряжённость, электризующую воздух. Когда они по воле случая остаются наедине, Карлссону кажется, что его посадили на гвозди. Неловко и даже стыдно за ту десятилетнюю глупость. И по-прежнему уже не будет. Чёрная пелена ночи рассеялась со скрипом зажигалки и тусклым огоньком. Выдох — едкий дым забивается в ноздри, уши, кажется, обволакивает всё тело и щиплет глаза. Никотин — такая дрянь. И Нико как никотин. Тоже вызывает привыкание и пустоту внутри. Нико — никотин. Только ещё хуже. От него нельзя отделаться всякими пластырями и жвачками, зависимость от него не лечат в клиниках. Юхана был первым, кто стал Никозависимым. И именно поэтому ему так холодно. — Нико, прекрати курить, а то голова болит, — насмешливо сказали где-то сзади. — Нико, курить вредно, а курить рядом со мной — вдвойне. — Твою мать! — барабанщик повернулся и чуть не выронил сигарету. — Ты как сюда попал? — Через дверь вроде, — Каллиоярви продолжал нагло улыбаться в лицо растерянному Юффи. — Ну и какими судьбами? — тот хочет казаться равнодушным, сжимает кулаки, но сбившееся дыхание и дрожащий голос выдают с потрохами. — Зашёл к старому другу в гости, — Нико шагнул к драммеру настолько близко, что последнему захотелось потушить сигарету о довольную улыбку. — Нельзя? — В таких случаях принято... — Сигарету отобрали и ввинтили в перила. Крепкие руки стиснули плечи, подтолкнули навстречу обветренным губам. Юхана даже возмутиться не успел — вокалист всегда выбирал самый лучший момент для поцелуя. Карлссона распирает. Где-то внутри он понимает, что это неправильно. Но остановиться не может. Цепляется за тёмные взлохмаченные волосы, оставляет белые отметины на коже — лишь бы урвать ту толику будоражащих чувств, которых не хватало столько лет. I taste you on my lips and I can't get rid of you. Юффи хочет послать Нико с его неуёмным энтузиазмом и жаркими поцелуями куда подальше. Но вместо этого лишь сильнее прижимается к нему и путается пальцами в прядях. So I say damn your kiss and the awful things you do. Драммера трясёт как наркомана в ломке. То ли от резкого контраста, то ли от долгого воздержания. Или от всего сразу. И ему очень трудно прийти в себя, когда Нико отрывается. Трудно унять сбившееся дыхание и сфокусировать взгляд. Нико хуже никотина. От никотина не подкашиваются ноги, не заходится сердце. По никотину невозможно сходить с ума так, как сейчас сходит с ума Юффи. — Ты сволочь, — прохрипел он. — Я знаю, Юффи. Вглядываясь в смеющиеся — над ним, он знает точно — глаза, вплетаясь мозолистыми пальцами в жесткие волосы, погружаясь наконец в этот тёмный холодный омут, Юхана отмечает для себя, что он согласен быть Никозависимым. А мост они сумеют построить заново.