***
После монотонного и утомительного путешествия на маггловском поезде, Северина вышла на станции, раздраженно посетовав про себя на запрет колдовства для несовершеннолетних, подбила носком туфли вечно отваливающееся колесико сундука и побрела к дому. «Слава Мерлину, хоть клетки нету», — подумала она, поправляя на остром плече то и дело норовивший сползти ремешок сумки. Когда-то, курсе на втором, она хотела завести себе питомца, но не сложилось. Сова была ни к чему — было у нее подозрение, что отец не расстреливал подлетающих к дому почтовых сов лишь потому, что они казенные, да и слишком уж дорогим удовольствием были эти птицы. Котенка можно было подобрать бесплатно, но его не разрешала оставить мать, аргументируя веским, по ее мнению, доводом: «Мало у нас грязи?» На эти ее слова Сев всегда возмущенно фыркала — уж она-то знала, что при помощи палочки навести порядок в доме можно за считанные секунды, но Эйлин почему-то не доставала ее даже в отсутствие мужа. От мыслей об отце стало погано. Чем старше она становилась, тем сильнее между ними портились отношения. Не то чтобы глава семьи поднимал на своих женщин руку, нет, но его слова порой били больнее. Живущие в постоянной гнетущей атмосфере осуждения просто потому, что в их телах есть магия, мать и дочь чувствовали себя бесконечно виноватыми лишь за то, что они существуют. «Хорошо, что есть Хогвартс, хоть и он тоже оказался полон дерьма, — сдула упавшую на глаза черную прядь Северина. — Но хотя бы можно дома не появляться почти весь год». А что, если вдуматься, она будет делать здесь, в Коукворте? Выполнять домашние задания? Закрепит посильнее запор на двери в своей комнате? Будет шататься по округе и искать встречи с Лил в надежде на чудо? Выходит, все вместе.***
Сириус, схватив куртку, сбежал по ступеням крыльца дома на Гриммо. — Дом, милый дом, — рыкнул он себе под нос и, сунув руки в карманы, побрел куда глаза глядят. Как он и думал, останавливать его и преграждать ему путь никто не стал, как и пытаться вернуть. От этого на душе скребли кошки, и юный Блэк уже решил было, что погорячился, но потом успокоил себя, что все делает правильно. В конце концов, матушка будет только счастлива избавиться от него наконец, верно? У нее есть еще один, запасной, хороший сын, так зачем ей испорченный? Как только он появился в доме, то понял, что и часу не провел вместе с матерью, а она уже от него устала. Ну а он разве не может устать? Ведь есть же от чего. Уже который год он был для родителей «позором их плоти», «недостойным быть наследником», «кандидатом в предатели крови», и нести все эти звания, как флаг, было до невозможности утомительно. Прошатавшись весь день по маггловскому Лондону, Сириус рассудил, что монетами, звенящими у него в карманах, здесь нигде не расплатиться, и направил стопы в «Дырявый котел» — нужно было где-то перекантоваться. По пути зайдя на почту и отправив письмо дяде с просьбой принять его на каникулы, Бродяга завалился в номер, рухнул на кровать, не разуваясь, и уже через десять минут беззаботно дрых — от сегодняшнего смятения не осталось и следа, а обида на мать ушла на второй план. В конце концов, он давно мечтал провести лето вне их мрачного особняка, и, если уж такая возможность представилась — он ее не упустит! Сова дядюшки Альфарда прилетела уже следующим утром, разбудив Сириуса настойчивым стуком в окно. Отцепив от лапы пергамент и отогнав птицу, он прочел положительный ответ и, прыгнув на скрипучую кровать, принялся скакать по ней с победными воплями. Вскоре, успокоившись, Бродяга спустился вниз и, заплатив бармену, шагнул в камин. — Какие люди! — широко улыбаясь, приветственно развел руки Альфард Блэк, когда племянник вывалился из камина в гостиной, отряхиваясь от сажи. — Здравствуйте, дядюшка, — обнял его в ответ Сириус. В отличие от лондонского особняка, этот дом был просторным и светлым, его стены словно излучали спокойствие и жизнерадостность, но, к сожалению, парень бывал здесь не часто. Что поделать, остальные Блэки во главе с Вальбургой, которая считала брата «чудаком, недалеко ушедшим от предателей крови», сторонились родственника, обладающего не столь консервативными взглядами. — Я взял на себя смелость отправить сову сестре и уведомить ее, что ты проведешь каникулы здесь. Впрочем, это официальная формулировка, но мы-то оба знаем, как это все на самом деле называется. Бунт, побег! Что, опять матери кровь сворачиваешь? — Кто еще кому сворачивает, — буркнул в сторону Сириус. — Что-то я не заметил ее ждущей у камина, чтобы отволочь меня за ухо домой. — Да, ты прав... Зато она прислала с Кикимером твои вещи. Ты, конечно, успел вовремя написать, я в Штаты завтра собирался, — видя, как Сириус разом погрустнел, Альфард лукаво улыбнулся. — И посему у меня вопрос к тебе, племянник: ты здесь остаешься или со мной едешь?***
Лили лежала на кровати, раскинув руки, и разглядывала потолок. За окном была хорошая погода, но никуда идти девушке не хотелось, она предпочитала валяться дома и жалеть себя. Это получалось у нее отменно — слова Блэка не хотели выходить из головы, и Лил уже не первую неделю накручивала себя. Вот и сейчас, будто посмотрев на себя со стороны, Эванс захотелось кричать, что она с удовольствием и сделала, положив на лицо подушку. — Милая, у тебя все хорошо? — раздался из-за двери встревоженный голос. — Да, мам, все в порядке, — как можно бодрее ответила она и, подождав, когда шаги на лестнице стихнут, со злостью швырнула подушку в стену. Разумеется, ничего было не в порядке. Что может быть хорошего? То, что она теперь по своей же собственной дурости осталась одна? Здесь, в Коукворте, когда шум гриффиндорской гостиной стих, и рядом не было школьных приятельниц, которым не хотелось писать даже письма, Лили поняла, что своими же руками заперла себя в изоляции. А Сев... А что Сев? Ей никогда особо не была нужна компания, она всегда могла по достоинству оценить одиночество. «Это называется самодостаточность», — услужливо подсказал внутренний голос, и Лили стало еще хуже. Она не раз видела подругу в городе: то по дороге из лавки, то в парке с книжкой, и по ее виду не было заметно, что та расстроена. А вот Лили самодостаточной не была и понимала, что, несмотря ни на что, нуждается в Северине. Никто, кроме нее, не умел так внимательно слушать, чтобы потом сказать то, от чего действительно становилось легче на душе. Казалось бы, решение всех проблем лежит на поверхности — нужно просто подойти и помириться с ней, но... Просто... Да не так-то просто! Вспоминая свои злые слова, Лили вовсе не была уверена, что Сев захочет ее слушать, не то что простить. Как ни неприятно было это осознавать, но Блэк был прав — она ничего не сделала, чтобы помочь ей. Эванс размышляла, почему она так себя повела у озера, но найти ответ на этот вопрос так и не смогла. Лили еще долго валялась, предаваясь сплину, пока вдруг, рассердившись на себя, не вскочила с постели и не сбежала вниз. — Мам, я гулять! — крикнула она в сторону кухни и, надев сандалии, выбежала за дверь. Примчавшись к Тупику Прядильщика, Лили застыла у входной двери дома Снейпов и, собравшись с духом, постучала. «Посмотри, кто там», — раздался громкий хриплый баритон внутри, и за дверью послышались расторопные шаги. Северина выглянула в окошко и, увидев подругу, поспешила открыть. — Это ко мне! — крикнула она в темноту коридора и, обувшись, вышла на порог. — Лил? Сев очень удивилась ее визиту, но ее удивление возросло во много раз, когда Лили начала сбивчиво просить прощения. Она и не заметила, как они очутились на том самом месте, где когда-то познакомились — у поваленного дерева. — Я когда ему конспект по чарам давала, ни за что бы не подумала, что он тем самым заклинанием, которое мы с тобой тогда в библиотеке нашли, вот так воспользуется... — шмыгнула носом Эванс. — Прости меня, я... Я такая дура! — И ты меня, — посмотрела на нее Снейп. — Я не хотела тебя оскорбить, это... От отчаяния вырвалось. Я думала, ты с Поттером заодно. Лили помотала головой и протянула мизинчик. — Мир? — Мир, — обхватила ее пальчик своим Северина, легонько встряхнула и, глядя на подругу, с облегчением почувствовала, что ее болезненная, мучительная влюбленность, которая изводила ее уже много лет, будто бы тает, испаряясь без следа, как лед на жаре.