Вакуум

Донхэ был очень ревнив. В том смысле, что ревность для него – состояние почти физиологическое. В этом отношении он мог тягаться разве что с Кю, но если в случае макнэ оно было вполне понятно, да и по большей части наиграно в угоду его сценическому «я», то в случае с Хэ дело доходило до абсурда. Фиши был младшим даже для тех, кому был хёном, и даже тогда, когда был Донхэ. Стоило ему только почувствовать, что положенное ему внимание вдруг перепадает другому, искреннее возмущение напополам с праведной злостью лились через край. Потому что когда он говорил «мой», он имел в виду «мой всецело». Делиться он не привык, давать в долг не умел, и ничего хорошего в конечном итоге для себя из этого не извлекал. И несмотря на то, что его ревность конкретного лица не имела, особенные любимчики у него всегда были. Первым, пожалуй, в этом списке стоял Итук. От лидера он всегда был в благоговейном восторге, его безотчетно уважал, целиком и полностью ему себя доверял и ни разу не позволил себе в нем усомниться. Позволяя себе в общении с ним намного больше, чем все остальные (как, впрочем, и с любым другим мембером), у него частенько получалось совершить невозможное: оттащить Тукки от бесконечных документов, речей и сценариев, затащить его в парк развлечений и проторчать там весь день. Сам он в своем поступке ничего героического не видел, а вот мы на него чуть ли не молились. Таинственная же и неподвластная нам сила Фиши заключалась в том, что отказать ему порой небывало трудно и, поверьте, выгода от отказа не стоит его обиженных глаз. Вторым в этом списке красовался Реук. Чонуновский донсэн в общежитии был объектом неприкосновенным, вопроса о том, кому принадлежит Ким Реук вообще никогда не стояло, ибо сразу стало ясно – Йесон никого не спрашивал. А для Донхэ законы не писаны, и если он сказал, что Вукки его любимый донсэн, то значит Вукки его любимый донсэн. Сам Реук не против, а Чонун…Смотри пункт первый: Фиши очень трудно отказать. Третьим по списку, но не по значимости был Хичоль. Ядовитый Хиним слова «мой» по отношению к себе категорически не терпел, давления на себя не переносил и на глупые ревностные истерики никогда не разменивался. Поэтому все было с одной стороны очень просто, а с другой совершенно не понятно: слово «мой» у него сочеталось с «Донхэ», давить не давал не только на себя, но еще и на него, а глупые ревностные истерики периодически и сам закатывал. Помножь «минус» на «минус» и получишь жирный плюс – они были рядом тогда, когда им было это нужно. Первым в списке был Итук, а особняком стоял я. И самым главным отличием было то, что все они в случае его недовольства лицезрели обиженные сверкающие глазки Фиши, а мне в отместку доставались злые глаза Ли Донхэ. - Хэ, послушай, сегодня… Так уж выходило, что большая часть моего свободного времени была уделена ему, и поэтому когда вдруг случалось так, что обыкновенно занятый им вечер заполнял кто-нибудь другой, то оправдываться мне приходилось именно перед Хэ. Оттого казалось, будто бы каждый наш с ним поход в пиццерию/клуб/кафе или на что мы там с ним договорились в очередной раз, не удавался по моей вине и в подавляющем большинстве случаев вине Джунсу. За моим стандартно виноватым «Хэ, послушай, сегодня не получится», следовало «Мы с Джунсу договорились - давно не виделись, вот и…». «Давно не виделись» с каждым разом звучало все фальшивей и фальшивей, и я каждый раз ждал, когда же он взорвется. А он даже искриться не начинал. Стоило мне хотя бы просто сесть на место рядом с Сонмином в автобусе, в моем затылке сразу обозначалось место будущей дырки, а Миновской шее подбирался новый изящный изгиб. Стоило заболтаться с Итуком, как Хэ тут же забывал, что он как-никак его любимый хён и быстренько находил новое применение его ежедневнику, изображая на исписанных вдоль и поперек листах, прямо поверх строчек, как конкретно он собирается нам двоим мстить. Тукки злился, конечно, но его это в большей степени веселило. А вот меня сначала раздражало, а потом начало пугать. Но я быстро понял, что лучше так, чем железобетонное равнодушие, которым он торжественно меня награждал, стоило мне хотя бы заикнуться о Джунсу. - Хэ, послушай, сегодня… - Хек, сегодня, наверное… Мы выпалили с ним это совершенно одновременно, и я, удивившись столь внезапному развитию уже приевшегося сюжета, так и замер, сидя на кровати и чуть приоткрыв рот. Донхэ же, напротив, даже не повернулся, продолжая копаться в шкафу. - Хичоль позвал Юно, мы сходим на открытие выставки, а потом, наверное, завалимся в наш бар,- он вытащил из шкафа черную рубашку и повернулся ко мне.- Ну помнишь, тот на углу… - Да, я помню…- машинально кивнул я. - Я бы тебя позвал, но ты ведь…- в его голосе зазвучало столь чуждое мне в последнее время сомнение, что я поспешил неуклюже замахать руками и уверить его в том, что никаких проблем нет. - Нет-нет, все в порядке!- воскликнул я.- Я все равно сегодня с Джунсу договорился, так что это даже хорошо, что у тебя будет компания. Хэ радужно улыбнулся, ногой закрывая дверцу шкафа. - Вот и прекрасно. Тогда…до завтра?- он нахмурился, и я не сразу понял, намекает ли он на то, что я вернусь под утро, или на то, что он не уверен, сколь долго он сам собирается обниматься с барной стойкой. Ответ ему, впрочем, как оказалось, был не нужен, и он быстро развернулся ко мне спиной и открыл дверь. - Хэ!- окликнул его я. Вновь повернувшись ко мне лицом, он высоко вздернул брови, и мне на секунду стало неловко. - Тебе точно…- я прокашлялся.- Тебе точно есть с кем побыть сегодня вечером? Насколько глупым был мой вопрос, я понял, лишь его произнеся. Донхэ как-то странно дернулся, неуютно повел плечами, а потом губы растянулись в едва заметной недоулыбке, а одна бровь изогнулась в саркастической гримасе. - О-о-о…- протянул он.- Заканчивал бы ты Йесоновы салатики кушать, Хек. Не на пользу. И, махнув мне на прощанье, скрылся за дверью. Стоило только прохладному ветерку, оставшемуся после него в комнате, утихнуть, мотив своего вопроса я понял сразу. Ревность к другим мемберам вполне понятна: все изначально друг другу равны, но в итоге кто-то кому-то роднее. Но все те, кто был вне группы – проблема совсем иного рода. О том, кто роднее, вопрос не стоял. О значимости тоже никто не рассуждал, и Хэ почему-то априорно полагал, что дело решится не в его пользу. Незнание порождало ревность, ревность – злость, а злость – страх. Правда была в том, что у меня всегда кто-то был: в семье, во дворе, в школе, в агентстве. А я так ни разу и не удосужился узнать у него, был ли у него кто-нибудь за пределами агентства. А когда пришло время спросить, побоялся. Побоялся услышать правдивый ответ. *** - Хэ, послушай, сегодня… - Хек, сегодня, наверное… Донхэ вновь по самый пояс зарылся в вещевом шкафе, а я в этот раз почти не удивлен. - Хичоль и Юно?- ткнул пальцем в небо я, надеясь (или опасаясь) поймать его на лжи: Юно и Чанмин были на гастролях в Японии. - Нет,- отзывается Хэ, громко чихая. - Будь здоров. - Спасибо,- поворачивается ко мне лицом, держа в руках трикотажную кофту, и чешет нос.- Только Хи. Составлю ему компанию, иначе Хонки в очередной раз по пути домой заглянет с ним еще в парочку баров,- улыбается так, будто бы сказал что-то смешное и мне приходится улыбнуться в ответ, хотя ничего хоть каплю веселого я в этом не вижу. Натягивает на себя кофту, накидывает на плечи куртку и небрежно повязывает вокруг шеи шарф. - А ты с Джунсу?- беспечно интересуется он. - Дома у его родителей,- отмахиваюсь я.- Мои тоже приедут, решили тряхнуть стариной,- говорю я о родителях, пытаясь объяснить ему, что эта встреча не более чем дань старой семейной дружбе. Получается только хуже: Хэ тут же улыбается еще шире, а шарф затягивает туже. - Чудно, передавай привет родителям,- машет мне рукой, подхватывает с кровати телефон и разворачивается к двери. - Хэ!- снова окликнул я его. Поворачивается ко мне, все с той же механической улыбкой на губах, от которой мне вмиг становится тошно. Хочется наорать на него и вынудить, наконец, его заставить меня остаться сегодня в общежитии. Да хотя бы попросить об этом. Заставить его показать мне, что я не зря волнуюсь, что есть о чем. А вместо этого выходит: - Ты домой давно не ездил, что-то случилось? Донхэ недоуменно хмурится и качает головой: - Мама на прошлые выходные приезжала. У нее выдалось свободное время, и она решила меня сама навестить. Злость проходит сама собой, на смену ему приходит лишь откровенное удивление. - Подожди, а где я… - А вы с Итуком ездили новую площадку для выступления смотреть,- Хэ смотрит на часы и неуверенно и виновато улыбается.- Хек, мне… - Да, конечно, иди!- опомнился я, неуклюже размахивая руками и чуть ли не выставляя его за дверь. Правда была в том, что у меня всегда кто-то был: в семье, во дворе, в школе, в агентстве. А я никогда не спрашивал, но теперь, кажется, знал, что за пределами агентства его, в отличие от меня, ждала лишь мать, и малообщительный старший брат, недовольный чрезмерной славой младшего и его ранним уходом из дома. И мое «Хэ, послушай, сегодня…» уж слишком напоминало «Донхэ, прости, но…» его брата. *** - Хэ, а давай сегодня… - Хек, сегодня, наверное… Донхэ виновато замер, нелепо приоткрыв рот и испуганно распахнув глаза. Едва заметно покраснел и отвел глаза в сторону, то ли испугавшись своего ответа, то ли удивившись моему предложению. А может, и первое, и второе. - Хичоль?- поинтересовался я, в тайне надеясь, что вот сейчас он опомнится и исправит свою оплошность. Хэ еще с несколько секунд буравит взглядом пол, чешет затылок и совершенно серьезно качает головой. - Нет, Кибом. Одно имя буквально отфутболивает меня к противоположной стене. - О,- только и вырвалось у меня, и тщетно надеюсь, что я успел совладать с лицом: ссоры на тему, быть Кибому или нет, всегда отличались поразительной серьезностью. Хэ опускает кепку ниже на глаза и пожимает плечами. - Ну…до вечера? - До вечера,- поспешно киваю я. Утвердительно склоняет голову и выходит из комнаты. Донхэ был очень ревнив. В том смысле, что для него ревность – состояние физиологическое. А я…ничем от него не отличался. Просто там, где Донхэ претендовал на мир, я рисковал брать лишь небольшой его кусочек и беззаботно провозглашал его своим личным маленьким, уютным миром. И миром этим был Хэ. *** У него всегда были любимчики и, честное слово, ревновать к ним было по меньшей мере глупо. Приоритеты внутри группы давно расставлены. А с Кибомом всегда было иначе. Иногда казалось, что знал он больше Хинима, и это выводило из себя, потому что никакого права на это он не имел. Слишком внезапно из группы ушел, слишком поздно понял, что оторвал тогда с кожей и даже не подозревал, как долго я гадал, срастутся ли раны вновь. А Хэ слишком быстро простил. Вот так просто, будто бы и не было никакой ссоры, будто бы и не был он предателем. Донхэ просто оставил его…для себя. Нет. Просто СЕБЕ. Скомкав фантик от шоколадного батончика, прицеливаюсь и кидаю его в урну. Блестящая фольга летит мимо и я, глубоко вздохнув, поднимаюсь с дивана в холле и нехотя иду к мусорному ведру. Взгляд цепляется за знакомую спину возле кофемашины, и я медленно разворачиваюсь. - Скажи мне, что ты недоброкачественный клон, а твой достопочтенный оригинал в данный момент плавает с Хэ в бассейне, безбожно надирается с ним же в баре или же нажирается попкорном в кинотеатре, смотря бездарную комедию, на которую он тебя потащил,- сквозь зубы цежу я, с разочарованием встречая растерянный взгляд Кибома. На губах того вмиг расползается заранее виноватая, шкодливая улыбка до самых зубов мудрости, и он неуверенно предполагает: - А что, если я доброкачественный оригинал, а твой недостопочтенный клон пару часов назад купился на неумелую ложь Ли Донхэ?- хмурится, почесывая подбородок и тут же исправляется.- Или недостопочтенный оригинал и доброкачественный клон?.. - Черт…- выдыхаю я, дергая себя за волосы и отворачиваясь от все еще улыбающегося Кибома. - Не думаю, что он имеет к этому отношение,- рассуждает Ки.- Хотя, можешь у Хэ поинтересоваться. - Не тебе мне советовать,- огрызаюсь я, забирая с дивана рюкзак. - Возможно. Но, вполне вероятно, что твоему добросовестному оригиналу захочется сказать моему великодушному клону «спасибо». Устало оборачиваюсь к нему и приподнимаю брови. - Хэ был здесь ровно десять минут назад, вы с ним разминулись. Здесь совсем недавно бассейн открыли, тут мы теперь и плаваем, и…- Кибом смотрит на часы.- Думается, минут через десять он будет в общежитии. А так как за рулем он, то…Трех минут, слагающихся из шестидесяти мгновений длиной в три секунды ему вполне хватит. Иногда казалось, что знает он непозволительно много. И мне почти стыдно, и мой добросовестный оригинал отводит глаза в сторону: - Спасибо. - Всегда пожалуйста,- пожимает плечами Кибом, шутливо отдает честь и вновь поворачивается к кофейному автомату.- Вот же зараза сдачу зажал… А я, не надеясь, впрочем, что три секунды Ли Донхэ вершина достижимая, надеюсь, что он подождет мои обычные двадцать минут дороги до общежития. *** Хэ, разумеется, в общежитии уже давно. Сидит на подоконнике и сосредоточенно плетет из бахромы на занавеске неопрятные косички, то и дело путаясь в пальцах, завязывая случайные узелки и поминутно сдавленно ругаясь сквозь сжатые зубы. Странное дело, но эта одна из тысячи его придурковатых привычек у него столько, сколько я его знаю. Когда-то на подоконнике, поджав колени, сидел тощий паренек с падающими на глаза волосами, смешно прикусывал губу и комично пыхтел, распутывая очередную неудавшуюся косичку. С тех пор много лет прошло, плечи в два раза шире, веса в нем больше, а вот руки все такие же крюки. Да и живет он по-прежнему в каком-то своем мире, едва ли более реальном, чем раскрученные звездные дали Чонуна. - Я могу без него,- вырывается у меня прежде, чем я успеваю подумать. Хэ вздрагивает, поднимает на меня широко распахнутые глаза и недоуменно приоткрывает рот. - Без Джунсу,- поясняю я.- Без него я проживу. - Я не… - Постой,- перебиваю его я.- Я проживу без него, но иногда мне хочется соврать и быть уверенным, что в мою ложь поверят. Хэ смущенно улыбается, чешет затылок и в один миг превращается из немного нелепого и вечно радостного Фиши в усталого и как всегда совершенно серьезного Ли Донхэ. Слезает с подоконника и просто облокачивается об оконную раму. - Я могу притвориться,- уступчиво пожимает он плечами. - Но не станешь. - И то верно,- соглашается он, и я искренне рад тому, что Хэ не стал спорить.- Без него сможешь, а… - Да. Не смогу,- сажусь в кресло и вытягиваю уставшие ноги. Вслух не говорю, но Донхэ многое понимает без слов. «Без тебя труднее, чем с тобой». Молчит, смотря себе под ноги, водит большим пальцем по нижней губе и нервно сжимает кулак в кармане кардигана. Убью Хичоля за дурной пример и настойчивость, но пачка сигарет сейчас и правда была бы не лишней. - А почему не сможешь?- спрашивает Хэ, вытаскивая из кармана телефон и раскручивая его между двух пальцев. - Потому что ты вакуум. Одна бровь иронично кривится, и Донхэ хмыкает: - Затягиваю, а дышать нечем? Качаю головой, хмурясь и пытаясь понять, что мне так не нравится в этой формулировке. Сосредоточенно смотрю в черные глаза напротив и, стараясь не думать, отвечаю: - Дышать невозможно, но все равно притягиваешь. Донхэ был очень ревнив. И мы с ним всегда были похожи. Там, где для него обыкновенно, для меня необычно и ново. Он знал, что я «не смогу», и тому уже не удивлялся, я же понимал, что кислородной маской в безвоздушном пространстве обеспечат только меня, и тем был бесконечно изумлен и...доволен. - Хэ, послушай, сегодня… - Хек, сегодня, наверное… Смотрим друг на друга и одинаково смеемся. Теперь уже одинаково. - Хэ, сегодня уже, наверное, вот уже пару часов как завтра,- заканчиваю я его фразу.- И в пиццерию мы сходим позже. - Разумно,- кивает Хэ.- Вот только…- хитро улыбается и отводит взгляд.- Вот только, Хек, послушай, сегодня не получится. Мы с Юно договорились, давно не виделись, вот и… - Юно на гастролях в Японии,- парирую я. - Мы с Хичолем договорились, давно не… - Идиот. - Согласен. - Ну так что? Пицца? - Пожалуй, да. Донхэ был очень ревнив. И в этом отношении с ним никто не мог тягаться. Разве что…я.