Глава первая
4 сентября 2015 г. в 01:48
Он внимательно посмотрел на своё лицо в зеркале. Открыл кран, подставил под струю воды ладони, девять раз помыл их с ментоловым мылом на удачу. Умыл лицо чистыми до скрипа руками.
Ты сумеешь.
Конечно, у него получится. Он ставил на ноги многих писателей. Да, они не были авторами бестселлеров, но всё бывает в первый раз.
Ты сможешь.
В конце концов, в этом не было ничего сложного. Говард умел организовывать труд других. Будучи неодарённым другими талантами, этим он владел в совершенстве, хотя, естественно, такой талант не был востребован работодателями. А иногда и самим Говардом. Это было сложно и легко одновременно. В теории очень просто заставить человека работать или вдохновить на это. Но были подводные камни. Всегда были чёртовы подводные камни.
Люди не любят работать, они стремятся избежать эту пытку любой ценой. И даже если тебе нравится твоя профессия, то это не значит, что увлечение продлится долго. К каждому требовался свой подход, свой ключ, которым открывались двери творчества. Некоторым нужны пинки, некоторым — поездка на природу или к людям, некоторым — поговорить по душам. Это просто-сложная работа была тем, в чём Говард был совершенен. Пока он и остальные не осознавали этого, но ростки необычного гения уже взошли.
Сегодня начинается твоя настоящая карьера, сказал он себе и, одевшись в любимый чёрный костюм с таким же чёрным галстуком, отправился к своему «писателю на месяц».
Старый потрёпанный временем «жук» жёлтого цвета не сочетался с Говардом, который всегда был одет с иголочки, пускай не в дорогую, но всегда опрятную одежду. Но он любил эту машину, потому что она осталась у него с тех самых пор, когда всё в его жизни перевернулось.
Квартира Лиама Галлахера находилась в престижном доме. В вестибюле Говард побеседовал с милым парнем по имени Джефри, который заведовал ключами и слухами этого дома. Пришлось узнать о супружеской паре с пятого этажа, которые практиковали БДМС, о странной семье с одним ребёнком и пятью детскими, о девушке, которая жила одна и никогда не выходила за пределы квартиры. Говард не подал вида, насколько он удивлён, но ухмыляющееся лицо Джефри всё расставило по своим местам:
— И зачем ты меня разыграл?
— Чтобы увидеть, сплетник ты или нет по натуре.
— И как?
— Ты прошёл тестирование.
— И ты понял это по моему лицу? Тебе не кажется, что такой способ не слишком достоверен? — скептически посмотрел на него Говард.
— Нет. Квартира Лиама на пятом этаже. Единственная красная дверь на этаже, ты узнаешь сразу.
Кливз неодобрительно покачал головой, сделал себе заметку, как-нибудь обмануть этого парнишку, чтобы научить осторожности.
Выйдя из лифта на пятом этаже, он понял, что имел в виду Джефри. Остальные двери были спокойно-коричневыми с номерами квартир. И только одна дверь была без золотых цифр. Она была покрашена краской не профессионалом, что было видно по небрежным мазкам, которые заходили за деревянную коробку двери. Говард подошёл к теоритически пятьдесят седьмой квартире. Понюхал на всякий случай. И постучал. Потом постучал ещё раз. Поискал глазами невидимый звонок, не найдя, постучал снова. Телефона Галлахера у него не было, а тихие звуки Рамштайна убедили, что хозяин дома. Говард постучал снова. Затем несколько раз ударил раскрытой ладонью по двери. Никакого эффекта. Что-то неприличное и немецкое всё так же раздавалось из-за двери.
И тут спокойный разум Кливза дал сбой. Он размахнулся правой ногой и с силой ударил дверь размалёванную красной краской. От этого удара сначала в нескольких местах осыпалась краска, потом с грохотом замолкла музыка, а через минуту открылась дверь.
На пороге стоял Галлахер и сонно чесал кожу головы, пробираясь между тёмно-рыжих дредов. Он открыл свои глаза пошире, пытаясь не зевать слишком сильно. Говард увидел глаза удивительного серого оттенка, немного задумался, но вовремя пришёл себя.
— Лиам Галлахер, насколько я понимаю? — он как всегда был вежлив и деловит.
— Всё верно, утренняя пташка. Зачем припёрся?
А книги полны умных слов. Ладно, неважно, подумал Кливз.
— Я ваш новый куратор…
— Снова? Достали уже, чёрт. И чем ты отличаешься от других? — Лиам нахально ухмыльнулся и опёрся на косяк двери.
Он уже проснулся и теперь Говард во всей красе видел худощавого парня, странное сочетание рыжих дредов и тёмно-серых глаз, которые были чересчур серьёзны для такого лентяя как Лиам. Разношенная одежда парня не давала намёка даже на месяц, когда её в последний раз стирали. Но точно не в последний квартал.
Так, первым делом уборка, прикидывал план действий новоиспечённый куратор.
— Я заставлю тебя работать, — уже фирменным зловещим голосом сказал Говард.
Как ни странно, это сработало и Лиам, испугано охнув, ввалился обратно в квартиру. Следом за ним вошёл Кливз, внимательно рассматривая фронт работ.
— Прежде всего мы наведём порядок в этом ужасе, мистер Галлахер, — поджимая губы от отвращения, сказал он указывая на диван, компьютерный стол и холодильник, слившиеся в одно нерушимое целое.
— Затем я разговорю вас, и мы поймём и решим проблемы, которые мешают вам писать. На это всё уйдёт… — прищурил глаза, а потом выдал чуть удивлённо, — неделя. Ладно, долго, но необходимо. Следом за этим вы начнёте писать и через три недели допишите…
— Напишу, — тихо хихикнул Лиам.
— …Что ж, напишите тысячник. Вопросы есть? — Говард внимательно посмотрел на писателя, ожидая вопросов.
— Ээээ… Нет, вопросов нет, это очень амбициозный план. Впрочем, мы с Альфредом согласны попробовать. Да, Альфред? Ну, и отлично.
Не зря Кливз нарабатывал опыт, он понял о чём идёт речь.
— Почему твоя муза мужского пола? — удивлённо спросил он.
— Он скорее друг, чем муз. И отвечая на твой вопрос… Возможно, из-за моей ориентации? — если Лиам надеялся на бурную реакцию, то он очень сильно ошибся в предположениях.
Говард спокойно кивнул, принимая ответ, оглядел студию и сказал:
— А сейчас ты начнёшь убирать.
Конечно, Галлахер был не идиотом.
Он талантливо делал вид, что не умеет обращаться ни с веником, ни с шваброй. Получив лёгкий подзатыльник, он начал чистить усердней, но всё равно лениво. Тогда Кливз снял свой пиджак, повесил его на единственный незанятый хламом стул, закатал рукава белоснежной рубашки, показывая миру потрясающие сильные и крепкие руки, на которые с открытым ртом загляделся писатель, взял огромную метлу из кладовки и принялся сметать весь мусор, который был на полу, в кучу.
В тот день было много шума, крика, возгласов «не трожь, это дорого мне как память», но к вечеру уже можно было разглядеть цвет пола и даже его структуру. Мебель наконец отделилась друг от друга, а вся разбросанная одежда вернулась в шкафы. Хотя перед этим её постирали. Многочисленные кружки и тарелки были вымыты. И вообще квартира сверху донизу засверкала чистотой. Потом Кливз многообещающе посмотрел на Галлахера. С каменным лицом вывел его из дома, отвёз в кафе итальянской кухни, где еда была отличной, а цены умеренными. Лиам пребывал в прострации, пытаясь понять, как жить дальше, ведь этот чёртов куратор перевернул всё вверх дном. Впрочем паста и мороженное были весьма вкусными, поэтому он отвлёкся на дела более насущные. Разморенный едой и молчаливым присутствием куратора Галлахер почти не заметил, как его утянули в ванную, где раздели. На посдеднем этапе, когда остались лишь трусы, он ожил, отскочил от Говарда и нервно захихикал:
— Ты же не? ..
— Чего я там не видел? Сам же мужчина. Не робей. Такие как ты ужасно моются. Я не могу доверить это тебе. Поэтому давай… Да не буду я смотреть на твои причиндалы, безумный! О боже, ну? Наконец-то. Залезай в ванну. Мне плевать, что ты не любишь этот шампунь. Разбавить водой разбавленный водой шампунь?.. В общем, так. Молчи, недоразумение. Я вымою твою голову этим шампунем, он без добавок и да, не будет «прикольненького запаха». Зато твои… Ах, да. Чёрт. А дреды мыть-то надо? Нет. Хм. На всякий случай я помою их. А потом тело, да. И мочалкой. Нету? Ничего, я с собой взял. Все вы, писатели, одинаковые… Конечно, ты особенный.
В этот вечер Говард Кливз ощутил себя таким счастливым, каким не ощущал уже десять лет. И ему нравился бесшабашный писатель. Возможно, даже…
А Лиаму Галлахеру новый куратор показался сияющим божеством. Он поспешил скрыть свою заинтересованность. Чтобы проверить, чтобы не ошибиться. Слишком часто он ошибался. Он не мог позволить себе совершить просчёт снова.