Слепой мир

И когда тяжёлая духота забирается в горло, Мю распахивает глаза. Всё, что видит он - темнота. Страшная, тяготящая, вездесущая. От неё не отморгаться. В глазных яблоках Мю - небо без единой звезды. Парень прощупал и затёр пальцами этот мир до дырок. Его рука шарит по простыне: она рассыпается на составляющие. Она больше не существует как единое целое. Она - вкус волокон на языке, шероховатость под пальцами, назойливость катышков, ещё осязаемые нити запаха ромашки и мяты. Мю выковыривает сигарету, запихнутую под матрас. Чувствуя каждой порой обволакивающий дым, он представляет себя губкой. Губкой, способной абсорбировать мир и расщепить его через призму своей слепоты на множество более весомых составляющих, чем просто плоть или форма... Кожа вопит, интуитивно подсказывая ему: "Аморфный". "Острый!" "Горячий!" "Твёрдый" "Женщина" "Мужчина" "Животное" Парень любит запах книг и слушать, как люди читают: разные воспроизведения одного и того же текста, разные голоса, всё неимоверно индивидуально и интимно, вплоть до манеры листать страницы. Он утверждает, что шрифт Брайля может идти в задницу. Мю нравится молчание облаков и шум Большой Воды, которую родители называют морем. Оно пропитывает Мю, как спирт пропитывает губку, и зажигает в голове целый пожар мыслей. Море щиплет нос, море шумит в костях, море размачивает плохие эмоции, как бумагу. Вода гладит ноги, а песок забивается между пальцами. И пена бьёт парня в грудь слабыми кулаками, но он не знает, что такое пена. - Здесь вода лечебная, она пойдёт тебе на пользу, - вкладывает ветер прямо Мю в уши. - Да, мам. Мю прыгает с пирса, и шумная волна захлёстывает его. Здесь на тон чернее, чем наверху, льётся траурная песня лопающихся пузырьков, нежная ручка Ундины тащит на дно, туда, где слой на слой легла тяжесть эпох. Парень широко раскрывает глаза под водой, вверяя морю их вылечить, заживить раны солью. Он барахтается, спутавшись в подводных течениях. Молится вынырнуть неимоверно зрячим, и чешуйчатый ангел, благословляя, целует его в лоб. Аминь - надрывается прибой. Воздух заканчивается. Он делает вдох, и вместе с потоком врываются в рот ракушки, пузырьки, песчинки... Очнувшись, Мю уже знает, где он. Пахнет лекарствами, резиновой трубкой капельницы, фруктами и чьей-то мочой. Халаты шелестят в коридоре, как листья. Монотонно звучат названия препаратов /откройте свои чакры и впустите неизлечимую болезнь/ /Мама, можно, грипп будет жить у нас?/ /Сегодня горячая лихорадка останется на всю ночь/ Парень инстинктивно чувствует начало рассвета: вся Вселенная съёживается и мгновенно превращается в пульсирующую рыбу-ежа. Утренний дождь стеклянной крошкой обрушивается на землю. Рассвет рождается и кричит, как младенец (на самом деле, поют утренние птицы). Ладонь сжимает рука с холодными пальцами. Мю ни к чему видеть эмоции: он различает, когда пальцы остыли на холоде, а когда - от страха. Ему стыдно за то, что её напугал. Стыд похож на брызг серной кислоты в лицо. "Тра-та-та-та-та", - учащенно бьётся сердце - опустошается обойма за обоймой. Он долго держит глаза закрытыми, готовясь к Моменту Прозрения. Предвкушение похоже на взрывающиеся один за одним воздушные шары... Мю приоткрывает глаза, и от неожиданности сводит узлом живот. Разочарование сравнимо с хрустом костей птицы под колёсами грузовика, звуком лопающегося поп-корна в микроволновке, столкновением носа вертолёта с землёй. - У тебя красивые глаза, - говорит Анна, поглаживая его лоб, - голубые и чистые, как вода в горном озере. Всё внутри успокаивается от её слов, заставляющих тьму стать на тон светлее, воздушных, сладких. Мю хочется носить их в кармане. Засушить, как сухофрукты и раздавать страждущим, старикам и детям. Сыпать вместо лепестков на свадьбах. - Я не сделал это специально, чтоб тебя напугать. Просто думал, что море вылечит мои глаза. Упрёк в её взгляде Мю чувствует выразительно. Это прикосновение кончиков пальцев к раскалённым ручкам кастрюли. - Я видел деда, он передавал привет и сказал, что я мудак. Анна щипает Мю за бок. Её смех разноцветным бисером рассыпается по кафелю палаты.