Волшебница скрипка

Каждый день я приезжаю сюда. Каждый вечер сажусь в такси и, отдавая за проезд последние оставшиеся на гражданскую жизнь гроши, мчусь на вокзал Паддингтон, надеясь застать тебя там. Каждый вечер ты стоишь на одном и том же месте, немного в стороне от входа, в тени огромной липы – единственного здесь на несколько миль дерева. Просто стоишь под кроной благоухающих белых цветов и играешь на скрипке. Я не знаю твоего имени, и оно не имеет ни малейшего значения, когда ты вот так, просто и изящно взмахиваешь тонким смычком и одним точным движением руки извлекаешь из старого поцарапанного инструмента божественно прекрасные звуки. Я готов слушать твою игру часами. Иногда к тебе подходят люди и бросают в лежащую на траве скомканную клетчатую фуражку несколько мелких монет. В такие моменты мне хочется кричать, негодуя, хочется взять в горсть эти ничтожные деньги и швырнуть их в лицо тем, кто осмелился сделать подобную подачку. Никакими деньгами, всеми сокровищами мира нельзя оценить ту музыку, которая льется из-под твоей руки. Ветер так непринужденно играет твоими черными кудрями, твои белые пальцы так тонки и изящны, а мелодия, которая проникает в самое мое сердце и будоражит все потаенные уголки души, так великолепна, что время от времени я начинаю думать, что ты – божество. Божество, которое вот уже несколько недель назад овладело моим разумом и моими чувствами. Не проходит и минуты, когда бы я не подумал о тебе и не вспомнил музыку, ту самую музыку, которую ты играешь на своей волшебной скрипке. Но сегодня под липой пусто, а вокзал заполнен только грузным шумом проходящих поездов и раздражающим говором тех, кто уезжает или, напротив, уже вернулся из поездки. Нет тебя и твоей восхитительной музыки. Остался лишь клочок примятой травы и несколько монет, очевидно, выпавших из твоей шляпы. Но я не могу, не могу терпеть это мучение! Почему ты не пришел сегодня? С тобой что-то случилось или ты выбрал другое место, то, где твой талант оценят выше? Я не знаю, но, чего бы это мне ни стоило, я найду тебя. Искать приходится недолго, в нескольких кварталах от моей собственной квартиры, куда я решил заглянуть перед поисками, я нахожу тебя. Но, Боже, что с тобой случилось? Я опускаюсь на колени и оглядываю лежащее без движения хрупкое тело. Бледное красивое лицо испещрено мелкими царапинами, под левой скулой огромное лиловое пятно, на губах запеклась кровь. Скрипка в черном футляре, единственное, что у тебя есть, лежит неподалеку. Она не пострадала. Возле тебя собираются люди. - Я доктор, - заявляю я испуганным прохожим, взваливая тебя на плечо и делаю знак такси. – 221 по Бейкер-стрит. Здесь после нескольких суток сна ты приходишь в себя. Ты удивлен, но это скоро пройдет. Вероятно, на тебя напали, думали ограбить, но взять было нечего. Скрипку ценной они не посчитали. - Молчи-молчи, - прошу я в ответ на немой вопрос в твоих глазах, поручая квартирной хозяйке неотлучный уход за тобой. – Тебе нужно немного отдохнуть. *** Утро. Ты уже несколько часов не спишь и пытаешься, разминая поврежденную сильным ударом руку, сыграть одну из своих мелодий. Но рука слушается плохо. - Вы могли бы остаться здесь на некоторое время, - предлагаю я, чувствуя смущение: не слишком ли тесной окажется моя берлога для такого таланта. Ты смущен ничуть не меньше, говоря: - У меня нет денег. - Денег и не нужно, - ты смотришь на меня недоумевающим взглядом. – Я слышал Вас там, у вокзала. Вы просто могли бы сыграть мне что-нибудь, когда поправитесь. К слову, - я вспоминаю, что забыл представиться. – Джон Ватсон, практикующий терапевт. Ты улыбаешься и называешь свое имя, имя, которое обязан знать каждый, кто считает себя ценителем прекрасного, имя которое перевернуло всю мою жизнь: - Шерлок Холмс.