Hopeless Dream

      Джош не хотел звать ее Самантой.       Сэм… Сэмми… Зайка… Птичка — он считал, что эти имена ей подходят больше.       Позитивная, простая, открытая. В любой компании она — своя девчонка, которая находит со всеми общий язык и излучает какой-то внутренний свет. Ведь не зря ее имя переводилось как солнечное дитя, яркое солнце.       Только она могла так широко и заразительно улыбаться, заставляя улыбнуться в ответ, и чувствовать, как на душе становится немного легче, а  сгущающаяся тьма под ногами отступает, рассеивается. Хотя бы на время.       Сэм казалась ему спасительным лучом в обступивших его холодных сумерках, в которых потерялся с той треклятой ночи и теперь беспомощно искал выхода, блуждая в лабиринте собственных сомнений, недоверия, отчаяния и пустых надежд исправить прошлое.       Невысокого роста, миниатюрно сложенная, эта девушка казалась на удивление сильной. Может быть, потому что у Сэм не было глупых капризов и «закидонов», зато были мозги и чуть-чуть нержавеющей стали в характере, с которой следовало считаться.       Всегда такая невыносимо близкая и болезненно далекая от него.       Однажды она появилась в доме Вашингтонов в компании Ханны и взглядом своих лукавых зеленых глаз проколола ему сердце.       Ему хотелось называть ее всеми теми именами, что он тайно для нее придумал, обнимать и чувствовать, как зловещие тучи рассеиваются внутри него, и в его жизнь вновь заглядывает солнце.       Но приходилось довольствоваться лишь мимолетными, словно украденными, прикосновениями, обменом улыбками, подколами и хлопками по рукам, когда на самом деле хотелось ощутить ее всю, тесно прижатую к груди, теплую и отзывчивую.       Вместо этого в мыслях преследовало так обреченно звучащее слово «френдзона».       Каноничный синоним слова «безнадежность». Вечная пучина ментального рабства с мучительной игрой на внутренних струнах. Вечный свет в конце туннеля, до которого невозможно добраться.       Это все равно как стоять рядом с источником и не иметь возможности подойти и напиться, утолить свою жажду, остудить разум, в который так и лезут не дающие покоя, навязчивые мысли, питающие подсознательные страхи.       А Сэм, словно горная речка, всегда успевала свернуть, сменить тему разговора, резко и в то же время плавно утекая в сторону, вместо прямого ответа оставляя только недосказанности, неловкие паузы, воспоминания о веселой болтовне ни о чем, тихие слова утешения и поддержки.       И среди них Джош боялся однажды услышать: «Извини, но у нас с тобой ничего не выйдет» или «Ты мне как брат и очень хороший друг, мы не можем быть парой».       Вариантов могло быть много.       Но итог один — безнадега. Друг — не больше.       Умело спрятанные в этом слове беспощадные «нет» и «никогда», способные изводить не меньше, чем ночные кошмары.       И как это было невыносимо задерживать руку на ее плече дольше той минуты, которая считается по-дружески нормальной.       Невыносимо наблюдать за ее движениями, жестами, улыбками, любуясь ими. А потом притворяться и отшучиваться, что, мол, у нее просто смешно торчат волосы из прически.       Не потому ли его так раздражали отношения Криса и Эшли, что в положении друга он видел себя, но еще в более худшем варианте, с обязательной минорной сценой в финале, похожей на реквием мечте?       Джошу очень хотелось верить, что Сэм не была причастна к тому, что случилось с Ханной. Это было бы не логично, не похоже на нее; она не могла так поступить, а просто не успела вмешаться, остановить…       Но не жалости, доказательств невиновности, дальнейшего проявления сочувствия и советов, как вновь собрать себя по кусочкам, он от нее ждал. Пригласил сюда, думал, что-то изменится, что-то их по-особенному сблизит, преодолеет невидимую пропасть расстояния.       Но уверенная и несгибаемая, как сталь, Сэм продолжала строить баррикады из кучи не произнесенных ею «нет», скрывающихся в обрывках обычных, по-приятельски сказанных фраз и отрицательных покачиваниях головой, которых наверняка и сама не замечала.       Вот и сейчас в ее упреке по поводу отсутствия горячей воды слышатся нотки отказа и фраза: «Оставь надежду…», когда в глазах заметно поддразнивание, а губы чуть изгибаются в приветливой улыбке, словно хотят извиниться, но не уступить.       Джош натянуто улыбается в ответ. И по заведенной им защитной привычке ведет себя как приятель-шутник, прикольный парень, который отчаянно делает вид, что у него все нормально, и он просто хочет оттянуться по жизни, не заботясь и не думая ни о чем. Кроме как о том, что надо включить бойлер в подвале.       Потом ловит ее лисий взгляд исподлобья. И ему хочется подойти к ней ближе, стиснуть ее в объятиях, зарыться лицом в ее растрепанные от долгой дороги светлые волосы, в которых были заметны капельки растаявших снежинок. А затем, увидев в этих игривых глазах одобрение, украсть поцелуй, и не один. С Сэм их должно быть много: сначала легкий, словно дружеский поцелуй в щеку, затем более чувственный в уголок рта, а потом останется только выждать пару томительных секунд, захватить ее в плен и больше не отпускать. Лишь слышать в ответ тихие стоны удовольствия вместе с выдохом легких. От полных губ, вдоль открытой шеи к ключицам и чуть ниже, туда, где заметен глубокий вырез на простой черной кофте.       Он представляет себе, как в ответ она чуть приподнимается на носках и, прикрыв веки, целует его в ответ, пока его руки проникают под ткань и смыкаются на ее спине, поглаживая гладкую и теплую кожу под короткой курткой.       Но вместо этого он ведет ее темные недра холодного и  брошенного дома, быстрым шагом, не оглядываясь, словно пытаясь сбежать от собственного воображения, не вовремя сорвавшегося с жесткого поводка френдзоны.       Сэм же с интересом следует за ним, с любопытством исследует пропахшие сыростью и пылью помещения, бесстрашно спускаясь по ступенькам, отзывающихся глухим эхом вдоль мрачных и молчаливых стен.       — Знаешь, Сэм… — глупая попытка уничтожить повисшую тишину, давящую на уши. Сказал и отвернулся, сам не зная, как продолжить разговор, который столько времени оттягивал.       — Я хотел сказать… — и что говорить дальше? Ты мне нравишься? У меня давние чувства к тебе? Те слова, что сейчас кажутся такими неуместными, но такими нужными, чтобы сбросить груз мучительных мыслей…       И что получить взамен?       Наткнуться на суровый приговор ее пронзительных глаз, в которых он прочитает извинение пополам с милой улыбкой, а потом прыгнуть в давно вырытую пропасть?       — Что? — между тем пытливо спрашивает Сэм, прищурившись и вглядываясь в черты его лица, скрытые полутенью. Обрывает его мрачные мысли и заставляет наскоро сочинять план «Б».       — Для меня очень важно, что вы все снова приехали в этом году. И что, — намеренная заминка, — ты тоже приехала, — заканчивает с нажимом, доверчиво, проникновенно смотрит в глаза с надеждой, что она поняла — он совершенно не это хотел сказать.       Но Сэм умная девочка. Она умеет слышать одно, а воспринимать другое. Это как читать между строк. Поэтому несколько секунд молчит, образовавшейся паузой роет пропасть между ними и ставит надежные барьеры. Она смотрит в сторону, чуть откинув голову, в едва заметном замешательстве придумывая, какие бы сказать слова, чтобы он в свою очередь читал между строк.       — Скажу честно, — по-прежнему смотрит мимо, опасаясь фокусировать взгляд, — мне жутко находиться здесь, — тяжелый ком встает в горле, а Джош нервно покачивается из стороны в сторону. — Но думаю, всем станет легче отпустить прошлое.       Отпустить и забыть.       Как она его сейчас легонечко и ненавязчиво отшила, без права переиграть всю эту партию и заново начать весь этот неудавшийся разговор. Снова дала правильный и честный совет, но осталась по-дружески далека и холодна.       Джош в нетерпении раздраженно кивает, делая вид, что ему очень дорого ее сочувствие, и желая только одного, чтобы этот фарс, наконец, прекратился, и  она не успела как бы случайно проронить те слова, которых он так сильно боялся.       Но вместо них возникает еще одна долгая пауза, как будто она сама ждала от него чего-то. Он же надломлено молчит, нервно подергиваются плечи, а в голову лезут непрошеные, тяжелые мысли и воспоминания.       — Я хочу, чтобы мы хорошо провели здесь время, — наконец произносит он. Интересно, заметила ли она, как горько прозвучал его голос?       Заметила, конечно же. Сэмми все понимает без лишних пояснений.       — Извини, пришлось затащить тебя в самые недра, — спешно отходит от нее и делает увлеченный вид, что разбирается с немудреным механизмом, по привычке закусывая нижнюю губу.       Он осуждал Криса за нерешительность, а сам катастрофически проваливал все.       Но Сэм — не Эшли, с ней все по-другому. Все просто и очень сложно одновременно.       — Лишь бы в конечном итоге была горячая вода, — чтобы избежать новой неловкости, Сэм мечтательно улыбается и снова уходит в сторону, меняет русло разговора, небрежно пожимая плечами.       — Ну, я к тому, что одной тебе сюда ходить не стоит, ясно?       — Да, здесь жутковато.       И правда, ей немного страшно, но в глазах девушки заметны игривые блики. Она очень красивая. Ему хочется это сказать, но слова застревают в горле колючим комком, снова накатывает грусть, осознание собственного безграничного одиночества среди тех, кому он хотел бы быть дорог. Особенно солнечной Сэм. Рядом с ней, наедине, он словно под гипнозом: взгляд затуманивается, и перед глазами возникают образы один соблазнительней другого, нервируя и раздражая своей недоступностью. Пытаясь их отогнать, Джош усердно копается с деталями и контактами проводов, скрывается за маской приколиста, продолжает разыгрывать из себя просто друга, когда на душе дико воют волки, словно на заснеженных вершинах Блэквуд Пайнс.       — Посвети сюда, чтобы я видел, что делаю, — просит он. Девушка наклоняется к нему, периодически оглядываясь и шаря фонариком по сторонам. И снова его атакует это противное чувство: всегда обманчиво близкая и  болезненно далекая.       — Первым делом нужно увеличить давление, — говорит, чтобы отвлечь собственные мысли, — потом можно включать бойлер. Сэм помогает — быстро сориентировалась, повернув рычаг и активировав кнопку. Но потом замечает бейсбольную биту, снова вызывает в памяти печальные воспоминания о безвозвратно утраченном и погружает в суровую реальность.       Как же не вовремя, черт побери!       Сэм вновь замечает какой-то странный шум, на который он прежде не обращал внимания, и поворачивается к нему спиной, забавно съеживаясь от легкого испуга, начиная заметно нервничать, хотя все-таки старается держаться молодцом. А он внезапно замечает, что когда Сэм боится, она становится еще красивее. Она сбрасывает с себя свою непробиваемую броню невозмутимости, кажется более хрупкой, женственной и беззащитной. Отважная маленькая птичка в забавной клетчатой юбке, которая борется с подступающим из темноты страхом. Другая Сэм. Такая она, пожалуй, нравится ему больше. Внутри просыпается внезапный порыв. Нечто темное и одержимое закрадывается ему в голову, стучится в черепную коробку, настойчиво нашептывая на ухо:       «Интересно, как сильно она будет сопротивляться?»       Его пальцы пробегают по ее плечу, она вздрагивает, и это выглядит упоительно здорово. Так, что Джош едва успевает сдержать свой восторг и по-приятельски отшутиться.       — Эй, прекрати! — снова в ее голосе звучат упреждающие, железные нотки отказа, она отстраняется от него и становится прежней мужественной и несгибаемой Сэм, но поздно.       Эта мысль, похожая на дьявольское наваждение, поднимается из самой темной глубины, захватывает его разум, а в голове сам собой рождается новый сценарий их отношений, цинично и беспощадно уничтожая затертые и призрачные картины их общего будущего. Глупые и наивные мечты — выбраться из беспросветной трясины отношений с четкой дистанцией, обреченные на провал, как бы он не пытался.       Это застоявшееся отчаяние давно копилось в нем, а теперь навязчиво искало выход, приобретая в его воображении все более жесткие и грубые формы. Оно требовало воплощения, искушая попробовать разную Сэм в тех условиях и границах, которые он сам для нее выберет. Когда она будет уязвима, красива, беззащитна и  очень испугана тем, что с ней никого не окажется рядом. И он заставит ее играть по своим правилам, грубо ломая все деликатно выстраиваемые преграды и по-своему преодолевая безграничное расстояние между ними.       А ведь он хотел бы, чтобы они были вместе. Чтобы она стала для него чем-то вроде спасения от безумно мстительных мыслей, которые набрасывались на него и порабощали все сильнее.       Он хотел бы, чтобы она подарила ему шанс, а не дразнила бы опасной близостью без возможности ею воспользоваться, прокалывая взглядом своих лукавых глаз и считая всего лишь несчастным, потерянным другом.       Он хотел бы в своей жизни вновь обрести солнце, преодолеть пустоту внутри себя, но вместо этого лишь ощущал, как безвозвратно соскальзывает в пропасть, а  вокруг по-прежнему сгущается безнадежная тьма.