***
Впрочем, когда он возвращается, Пондохва так и сидит в той же комнате, пьёт камру, вряд ли уходил даже. Лисёнок носится по комнате серебристым вихрем, ловит мечущуюся по комнате ворону, сотканную из золотистых и чёрных нитей, переливающихся на свету, с крыльев которой падают зеленоватые капли воды, рассыпаются бирюзовыми брызгами, касаясь ковра. Лисёнок тявкает, прыгает, тянется лапками, но в итоге задевает разве что хвост. Изумрудные глаза вороны хитро поблёскивают драгоценными камнями в золотой оправе блестящих перьев. Лойсо сидит у кресла, низко опустив голову, так что волосы закрывают лицо, едва уловимо шевелит пальцами, заставляя пресловутую водяную ворону уворачиваться от лапок чиффы. — Здравствуй, Чиффа, — нараспев мурлычет он. Джуффин смотрит и не знает, на кого любоваться, но потом Лойсо поднимает голову, и лицо у него такое счастливое, что конкуренция просто невозможна. — Посмотрим, сможешь ли ты его удержать, — азартно произносит Кеттариец, садясь рядом. — У меня большой опыт, — Лойсо откидывает голову ему на плечо, одним длинным грациозным движением перетекая из одной позы в другую. — Правда, Чиффа? — Правда, — соглашается Джуффин, целует его в шею. Лисёнок замирает, глядя на них — то ли и правда интересуется, то ли пытается изобразить это для вороны. А потом ещё одна чиффа, полупрозрачная, оставляющая за собой искристый след, проносится мимо, прыгает перед вороной, машет хвостом. — Тебе лишь бы повыделываться, — фыркает Лойсо. — Перед тобой — бесспорно, — усмехается Джуффин. Но это не хвастовство, нет, это всего лишь ещё одна игра, таковы правила. Прозрачная лисичка обгоняет своего реального собрата, прижимает ворону к полу лапой, трётся мордой о её крылья. Джуффин целует Лойсо — и чиффа недоверчиво фыркает, обнюхивая место, где только что были наваждения. Вместо вороны появляется птичка — маленький монстр, порождение сознания Лойсо, потому что таких несуразных созданий существовать просто не может, и перья в хвосте и на голове у неё такие длинные только для того, чтобы лисёнку было веселее их ловить, цепляя коготками и разглядывая искры, падающие на ковёр и на мордочку. Крылья у неё маленькие, а формой птичка больше всего напоминает шар с торчащими во все стороны завивающимися пёрышками. Джуффин чуть камрой от смеха не давится. Лойсо смотрит на него, и это, наверное, должно быть грозно, но получается смешно. Чиффа обхватывает его обеими руками за талию, утыкается лицом в плечо и, наконец, хохочет от души. Лойсо смотрит на него со странной смесью жалости и насмешки, как на обитателя Приюта безумных, но ничего не говорит, только длинные пальцы откидывают в сторону тюрбан и путаются у Кеттарийца в волосах. — Я ведь… и ковёр тебе… всё-таки привёз… — сквозь смех выдавливает Чиффа. Лойсо качает головой, устраивается уютнее у него в объятьях, чтобы в кои-то веки прекратить мёрзнуть. Лисёнок подбегает, забыв про птичку, и устраивается у Пондохвы на коленях. — Да уж, ты умеешь иметь дело с чиффами, — хмыкает Кеттариец куда-то Магистру в висок. — У меня много опыта, — соглашается Лойсо, хитро смотрит на Джуффина и закрывает глаза.***
Он, кажется, решает вообще поселиться у Охотника дома. Тот не имеет ничего против, ему нравится по утрам выпутываться из-под одеяла, а потом, заслышав недовольное ворчание, кутать обратно Великого Магистра, звать его вороной, целовать, куда придётся, потому что Лойсо вертится, и можно запросто получить локтем в глаз, но соблазн слишком велик. Будь на то воля Джуффина, он бы вообще прикасался к Лойсо как можно чаще. — Лойсо, — лениво спрашивает Джуффин, — может, нам стоит перенести резиденцию твоего Ордена ко мне домой? Что скажешь? А то как-то странно, Великий Магистр-то всё время здесь! Лойсо занят, Лойсо колдует над камрой, ужасно увлечён этим делом или просто удачно притворяется. Заслышав голос Чиффы, он встряхивает головой, звенят, перестукиваясь, бусины, вплетённые в пряди выгоревших волос у виска. — Если ты так думаешь… — рассеянно протягивает он, даже не расслышав слов Джуффина. Кеттариец меняется на пару мгновений в лице, а потом хохочет, обнимает Великого Магистра, утыкается лицом ему в затылок и шепчет: — Ворона! Мокрая моя ворона!.. Слушай, а ты ещё помнишь вообще, что это мой дом? — Разумеется, — Пондохва выворачивается из его объятий и разливает камру по кружкам. — Резиденция Ордена Водяной Вороны в доме Кеттарийского Охотника. Разве это не забавно? — Забавно, — соглашается Чиффа. — Так забавно, что я почти готов всерьёз подписаться на это. Ты знаешь, как я люблю хорошие шутки. Он не договаривает «И тебя», но слова повисают в воздухе. В самом прямом смысле, написанные светящимися изумрудными буквами. Лойсо бросает быстрый взгляд из-под пушистых золотистых ресниц. — Чиффа. Чиффа-Чиффа-Чиффа, — грустно и как-то пронзительно ласково произносит он. — Чиффа, лис мой серебристый… — и как тут понять кто добыча, а кто охотник. Джуффин решает этот вопрос, снова ловит его и бережно целует в губы. Закрывает ладонью глаза Пондохвы. Сокрушительное, непреодолимое обаяние. Для тебя, Кеттариец, ему даже не пришлось становиться отражением. На носу и щеках у Лойсо иногда появляются веснушки. Чиффа ненавидит, когда они исчезают, а лицо Магистра начинает изменяться. Лойсо — золото, Чиффа — серебро. Чиффа губами считает веснушки на его щеках и шее. — Кеттариец, — шепчет Пондохва, голос хрипловатый, будто почти сорванный. — Пусти, Кеттариец… Джуффин тянет слегка жёсткие волосы, заставляя запрокинуть голову. Со стороны дверей слышится фырканье, Лойсо дёргается: — Чиффа, он смотрит! — Джуффин неохотно приподнимает голову и видит серебристого лисёнка, с интересом разглядывающего их. Пондохва отодвигается чуть в сторону и хмурится: — Почему ему нравится смотреть за нами? — Мне тоже нравится на тебя смотреть, это нормально, — Джуффин невозмутимо делает глоток камры. — Лойсо, я скоро снова уйду. Новый заказ. — Привезёшь кого-нибудь ещё? — усмехается Великий Магистр, поднимает с пола чиффу и прижимает к груди. Лисёнок лижет ему лицо. — Мне пора начинать ревновать? — шутливо интересуется Халли. — Можешь попробовать, — соглашается Лойсо. — Я бы не отказался посмотреть. Только учти, что самое страшное чудовище в этом доме — всё равно ты. — О! В гневе я буду ещё ужаснее! — заверяет Чиффа. Лойсо мечтательно закатывает глаза, а затем смеётся и качает головой. — Не веришь? Зря, зря… — Верю, — Лойсо опускает голову ниже. — Только в этот раз я тебя обыграю и уйду первым. Как бы то ни было, мне действительно пора. Он выходит на улицу, мимоходом испепеляя попавшегося под руку Младшего Магистра какого-то из Орденов. Как же, торопится он, по улицам гулять пошёл! Джуффин смотрит ему вслед почти восхищённо. Голубое небо вспыхивает на секунду и разлетается звонкими осколками огненного урагана, потухает уже зелёными искрами, и Хурон сам пылает, отражает смеющийся огонь, волны взвиваются вверх и бьются, почти захлёстывая мосты, и Чиффа не удерживается, принимает участие в этом безобразии: зелёные вороны, ворчливо каркая, взлетают из воды и осыпают брызгами проходящих мимо. Лойсо оборачивается на пару мгновений и идёт дальше. Джуффин уезжает, понятия не имея, что найдёт, вернувшись. Он только очень надеется, что Мир не успеет рухнуть. И что один сумасшедший Великий Магистр не успеет свихнуться ещё сильнее.***
— Почему ты хочешь, чтобы Мир кончился? — спрашивает он однажды у Лойсо. Тот улыбается: — Я предпочитаю быть причиной событий, а не наблюдателем и уж тем более не безвинной жертвой. Он вообще не любит быть жертвой — разве что иногда, специально для Чиффы. Потому что у них всё равно нет проигравшего и победителя. Чиффа касается пальцами щеки Лойсо: — Ты ведь знаешь, что я не могу тебе этого позволить? — Знаю. — И ты знаешь, что я люблю тебя, — он всё ждёт, когда Лойсо отстранится, скажет, что не хочет слушать об этом, не хочет ругаться и ссориться. Только даже ссоры не выходит. Только грусть. — Знаю, — Пондохва улыбается безмятежно. — Но этот Мир ты любишь больше. «Вовсе нет, — думает Чиффа. — Вовсе нет, как бы мне ни хотелось убедить себя и других в обратном. Только как я могу позволить погибнуть Миру, где ты мало того, что есть, так ещё и рядом со мной?» — Мятежных Магистров тебе под одеяло, — тоскливо вздыхает Лойсо, давая понять, что устал от разговора. — Между прочим, я серьёзно. Хочу под одеяло. — Пойдём, — покладисто соглашается Чиффа, бездумно перебирая его волосы. — Под одеяло, так под одеяло. Если тебе так нравится, драгоценный мой Мятежный Магистр.***
Они проваливаются в Хумгат, у Лойсо дыхание перехватывает, он цепляется за Чиффу до побелевших костяшек пальцев. «Разве я просил тебя тащить меня сюда?» — спрашивает он у Джуффина. Тот слегка сжимает его ладонь в ответ: «А я разве не имею права сводить тебя в моё любимое место? Считай, что у нас свидание. Потому что это оно и есть». Если смотреть с такой точки зрения, то Чиффа, конечно, прав. Лойсо идёт за ним, шагает мимо чужих миров, и Хумгат низвергается ему навстречу. Истинная магия хлещет из Чиффы, как из открытой раны, и Лойсо сразу и смешно от счастья, и страшно, а когда ему страшно, он начинает злиться. Пространство звенит, как ярмарочные колокольчики, и рассыпается на куски. — Я люблю тебя, — говорит Чиффа, и зелёное небо холстом другого мира разворачивается над их головами. Лойсо ничего не говорит, отталкивается от земли и цветной яркой птицей взмывает вверх, брызги магии водопадами скатываются с его лоохи. Джуффин без труда догоняет его и целует, проваливаясь через Хумгат обратно в Ехо. Утром Чиффа находит на подушке записку с очередной карикатурой. Впрочем, это можно с чистой совестью считать любовным посланием, если измерять любовь Лойсо длинной Чиффиного носа на рисунке. Лисёнка Пондохва, разумеется, забирает с собой. За урок Истинной магии тоже не благодарит. «Ну и уезжай, Чиффа! — сквозит между строк. — Уезжай, куда хочешь, я обойдусь!» Они не видятся несколько дюжин дней, и совсем рядом с домом Джуффина умирают люди, вспыхивают кострами дома, но Кеттарийский Охотник этого не видит, Кеттарийский Охотник уехал из столицы. Лойсо срывает гнев на горожанах, а небо становится таким ярким, что на него больно смотреть.***
Пондохва сидит в резиденции своего Ордена, уткнувшись носом в книгу, прячется за завесой магии. Очевидной, Истинную не использует подчёркнуто. Скрывается то ли от себя самого, то ли ото всех остальных. Во всяком случае, заходить к нему никто не решается. Только лисёнок сворачивается клубочком под столом. Окно распахивается, Лойсо смотрит гневно и закрывает его, нетерпеливо взмахнув рукой. Но окно открывается снова и снова, будто рассчитывает, что Магистру надоест захлопывать его. Но Лойсо слишком упрям и азартен, чтобы уступать какому-то там окну. Пондохва рычит, мысленно обещая себе испепелить шутника, кем бы он ни был. Кем бы ни был. Чиффа приходит Тёмным путём, смотрит с неодобрением и насмешкой: — Что-то ты неласков, душа моя. Пондохва фыркает и отворачивается. Утыкается снова в книгу, садится на край стола. Чиффа цокает языком и подходит ближе: — Я уже вернулся, а ты ещё не сменил гнев на милость? Это непорядок. Хватит дуться, Лойсо, — целует его в висок. Злости Магистра хватает ещё на пару минут в присутствии Чиффы, и оба об этом прекрасно знают, но для Кеттарийца это дело чести — помириться с Пондохвой чуточку раньше, чем тот сам этого захочет. — Здравствуй, Чиффа, — привычно фыркает Лойсо и мстительно добавляет: — Джуф, просыпайся! — Я не сплю, — улыбается Охотник, уткнувшись носом ему в висок. Он уже понимает, что прощён. — Хотя, если честно, сам в это ещё не до конца верю. Но Лойсо качает головой и мстительно улыбается: — Я не тебе. Серебристый лисёнок зевает, показывая розовое нёбо, потягивается, открывает янтарные глаза и вылезает из-под стола. Лойсо берёт его на руки, гладит шелковистую шёрстку, игнорируя Кеттарийца. Тот смотрит восхищённо и восторженно: — Ты назвал его моим именем? Грешные Магистры! Право, не стоило! — судя по голосу, он едва сдерживается, чтобы не захлопать в ладоши. Пондохва низко наклоняется, чтобы пряди светлых волос закрывали его лицо. — Ворона… — Чиффа каким-то чудом оказывается совсем рядом, садится на злосчастный стол и роняет Пондохву в свои объятья. Лисёнок с возмущённым тявканьем спрыгивает на пол, а затем устраивается в пустующем кресле. — Невероятная моя ворона… Самый страшный колдун нашего времени, а? — Именно так, — серьёзно соглашается Лойсо. Ещё и ногами болтать принимается — чтоб уж точно ни у кого сомнений не осталось. И, видимо, чтоб добить. Хотя тут и добивать незачем, Чиффа и без того скоро задохнётся то ли от мучительной нежности, то ли от хохота. Если уж говорить начистоту, то второе вероятнее. За дверью слышатся шаги, и Лойсо запоздало вспоминает, что к нему должны были привести вроде бы кого-то из послушников. — Уйди! — шипит он на Чиффу. — Сгинь! Пусти меня! Великий Магистр Ордена Водяной Вороны сумасброден, но не настолько, чтобы плюнуть на свой Орден. Чиффа ровно настолько бессердечен, чтобы не слушать его. Лойсо заламывает брови — дескать, ребёнка же обижаешь, Кеттариец! Но Охотник только кровожадно улыбается и действительно отпускает. Вернее, роняет Лойсо спиной на стол, нависает сверху и целует, хватает за запястья, так что Лойсо только и может — трогательно дрыгать ногами. Пондохва, впрочем, не особо-то и старается освободиться. В дверь осторожно стучатся ещё несколько раз, слышатся неуверенные голоса послушников и кого-то из Младших Магистров, дверь приоткрывают и тут же захлопывают — быстро и почти бесшумно, как раз в тот момент, когда Лойсо приподнимается на локте, выдыхает и выгибается, когда Чиффа слегка тянет за волосы и смотрит, зрачки у него расширены. Лисёнок в кресле морщит неодобрительно нос. Лойсо не старается быть похожим на сэра Халли, всеми силами противится этому, и они спорят до хрипоты, кричат почти, Лойсо испепелить готов наглого лиса, а Чиффа больше всего на свете хотел бы избавить Мир от Великого Магистра Ордена Водяной Вороны. Они сцепляются то ли в любви, то ли в драке, вурдалаки их разберут. Каждым шагом убивают заново и друг друга, и самих себя. Лисёнок, названный в итоге Джуфом, — маленькое живое существо, связывающее их вместе. Лойсо играет с ним, сидя на постели Джуффина, укутавшись в Джуффиново же лоохи, да ещё и в одеяло, чтоб теплее было. Иногда Пондохва даже не думает оставаться надолго, но в итоге сворачивается клубком на постели, зарывается с головой в одеяла и подушки, так что Чиффа даже не всегда с первого раза находит его. — Я люблю тебя, — шепчет он Лойсо на ухо, утыкается носом в жёсткие волосы и слышит в ответ хмурое ворчание, вероятно, означающее что-то вроде: «И я тебя, Чиффа, тысячу дюжин дырок над тобой в небе!» Во всяком случае, Кеттариец желает расшифровывать это именно так. Они играют азартно, обжигаются друг о друга снова и снова. И это самое прекрасное, что когда-либо вообще случалось с Лойсо.***
А потом всё вдруг рушится, рассыпается на осколки цветным песком вместе с разумом Великого Магистра Ордена Водяной Вороны. Горит страшным алым огнём вместе с городом Кеттари. «Зачем?» — думает Чиффа. И упрямо отбрасывает навязчивую мысль, потому что совсем не до того. «Почему?» — Лойсо прячет лицо в ладонях и сдерживает рвущий горло хриплый смех, больше похожий на отчаянный вопль. Старый, привычный мир уходит навсегда, и Чиффа никак не может убедить себя в том, что это безоговорочно хорошо. Потому что Лойсо Пондохва нового мира не видит и не увидит больше никогда. Его ненависть обжигает почти так же, как любовь, и сэру Джуффину Халли должно бы быть больно, но пока Лойсо ненавидит, пока рвётся к нему через сны, можно быть совершенно уверенным в том, что он жив. Видеть его — страшное испытание, потому что в каждом взгляде, в каждом движении, даже когда он бросается на Чиффу, сквозит: «Я люблю тебя, а ты оставил меня здесь, хотя знал, что я — твой, и уже ничего с этим не сделать!» Чиффа не может ни уснуть, ни проснуться, лежит по ночам, до боли зажмурив глаза, и то ли пытаясь вынырнуть из сна, то ли уйти в него до конца. Лисёнок пропадает как-то сам собой всё чаще, то ли прячется, то ли убегает искать хозяина, а то и просто захлёбывается отчаянной безысходной болью, которой у них с Джуффином — одна на двоих, но всё равно слишком много, так просто не вынести, горе давит даже во сне, и Кеттариец не знает, кто уходит первым — сны или всё-таки лисёнок Джуф. Наверное, они оба делали друг другу только хуже, но пока был лисёнок, Джуффин не только кормил через силу его, но и ел сам. И даже иногда спал, хотя больше всего хотелось завыть от отчаяния вместе с Джуфом, заскулить хором с маленьким серебристым лисёнком, потому что сквозная дыра в сердце через все тени в мирах — тоже одна на двоих. Сумасшедшая невозможная дыра по имени Лойсо Пондохва. «Я люблю тебя, а ты совсем перестал меня навещать», — Лойсо клянётся себе, что снова набросится на Кеттарийца, стоит тому объявиться снова, но на деле едва сдерживается, чтобы не повиснуть на шее у пришедшего и не спрятать лицо у него на плече. Только вот приходит совсем не Джуффин. И Лойсо обретает не смысл — но хотя бы уверенность в своём существовании, хотя, признаться честно, начал уже сомневаться. Он больше не чувствует себя всего лишь воспоминанием сэра Джуффина Халли о головокружительном юношеском романе. Воспоминанием, от которого отказался даже сам хозяин. «Я люблю тебя, и я твой, всё ещё, отсюда и до самых дальних миров, навсегда, а ты…» Но Макс видит его и говорит с ним. Более того, выпускает Лойсо на свободу, хотя этого бы как раз и следовало ждать, Лойсо и ждёт с первой встречи. Молодец такой, Макс оправдывает его ожидания, но всё-таки здорово удивляет напоследок — выпускает на волю рядом с Кеттари, вот уж что Лойсо точно не мечтал увидеть. Лойсо скользит беззвучной изумрудной тенью. Он даже не то чтобы до конца вернулся в этот мир — ведь обещал же, а обещаний, данных Максу, ему нарушать как-то не хочется. Даже странно. Но какой-то частью своего существа он всё равно здесь. Настолько, что может оглядываться по сторонам, принюхиваться и касаться босыми ногами тёплых камней. — Здравствуй, Джуф, — говорит он лёгким дыханием ветра. Лисёнок прижимается к его ноге и жалобно скулит, словно хочет сказать, насколько же это всё несправедливо. Лойсо, надо сказать, абсолютно согласен с ним. Он аккуратно берёт серебристого лиса на руки, даже не удивляясь ни тому, что тот почти не стал больше, ни тому, что вообще смог поднять его. Потому что лисёнок тоже — всего лишь воспоминание. — Пойдём, — говорит Лойсо, перед тем как исчезнуть, растворившись окончательно. Он ни секунды не сомневается в том, что Кеттариец узнает, где искать его.