Those who don't give up

Джозефина не выносит его прикосновений — бережных, нежных, знакомых её телу. Ей хочется, чтобы он прекратил касаться её так, словно она важна, словно она что-то значит — она ничто для него. Беллами Блейку важна только Кларк Гриффин — его геноцидная подружка, его «вместе». Он тащит ее по глухому лесу, не позволяя остановиться даже на десятиминутный привал, потому что их преследуют люди с Санктума — отец точно ищет её, она уверена, а еще того и гляди этому идиоту и правда могут попасться по пути Дети Габриэля, и вот тогда им точно крышка. Но разве ей объяснить ему это? Нет, этот парень считает, что он спасет свою блондинку, чего бы ему это не стоило. — Она стоит этого? — Лайтборн не стесняется в выражениях, она не ходит вокруг да около, она бьет наотмашь, попадая ему точно в грудь — туда, где под ребрами сердце бешено колотит от мысли, что у него почти не осталось времени. Беллами старается не думать, что в любой момент он и правда может потерять Кларк. Снова. В этот раз он этого не переживёт. В этом он уверен. Не отвечает, хмуро продолжая двигаться в темноте. Игнорирует. Глухую тишину, обволакивающую каждый пройденный километр, нарушает лишь надоедливая болтовня Джозефины, хруст веток под подошвой ботинок и щебетание ночных птиц, теряющихся в тенях от ветвей деревьев. — Стоит? Тебе же плевать на остальных, — голос наигранный, приторный, как всегда, он уже привык, что Лайтборн всегда драматична, ей важно играть роль. — Давай, Беллами. Признай уже. Белл сильнее затягивает ремни на наручниках, что сковывают её запястья, сцепляя челюсть — ненавидит причинять ей боль. Каждый грёбаный раз, когда Джозефина открывает свой рот, ему невыносимо хочется заставить её заткнуться, хочется скорее найти Габриэля. И будь это в его возможностях — он бы уже волоком дотащил эту выскочку прямиком к нему. Но он затягивает ремни туже лишь на одно деление — ведь самому придется потом смотреть на синяки на запястьях Кларк. Блейк и так успел налюбоваться синюшными разводами на ее белоснежной шее, которые он оставил ей, когда пытался убить, не контролируя свои действия. И так из-за него она собрала все выступы и камни, когда они убегали в лес. — Еще слово, и я закрою твой рот, — произносит твёрдо и спокойно, прикрывая на миг глаза. Она корчит лицо — жмёт губы и в миллионный раз закатывает глаза, неумолимо следуя за каждым его шагом, потому что тоже уже утомилась сопротивляться, спорить и пытаться достучаться — закрыто. Когда дело касается Гриффин, как выяснила Джози, Беллами реально сносит крышу. И если с её смертью он был готов смириться, принять лучшие решения для е г о народа, пройдя все эти наивные, человеческие стадии горя и прочее-прочее, то сейчас, зная, что та жива... Кто знает, на что ещё способен Беллами Блейк? — Я говорю тебе, что их всех убьют. А мы идем наобум, ищем Габриэля, потому что ты вдруг решил, что он может помочь. Идем спасать Кларк, конечно. — Потому что это лучше, чем просто дать тебе убить её, не считаешь? Он останавливается так резко, что она практически врезается в него — снова дурацкие прикосновения — крепко удерживает ее за локти, чтобы она не потеряла равновесие. Беллами отчего-то пристальнее всматривается в её глаза, и Джозефина тяжело сглатывает, делая глубокий вдох. — Что? — раздражительно бросает девушка, переминаясь на месте. — Я смотрю не на тебя. — Она тебя не видит. Но он смотрит, поглощает её своими глазами, что в темноте кажутся ей чёрными, как сумерки над их головами. И, надо признать, у нее живот сводит от этого взгляда, а по рукам бегут мурашки. Как давно кто-то смотрел на неё так же? Ответ на это вопрос Лайтборн знает, просто не хочется думать об этом сейчас. — Налюбовался? — отпускать едкости ей проще, чем переживать из-за чувств, тем более из-за чужих. Как там сказал её папочка? «Когда ты успела стать такой чёрствой?» За 286 лет немудрено. Особенно, когда последние 70 лет любовь всей твоей жизни пытается тебя убить. Беллами теряется, она замечает эту мальчишескую нерешительность в выражении его лица, в неловкости движений и в том, как он прячет вдруг глаза — будто она там что-то увидит. — Давай шевелись, — снова тянет за собой, оставляя очередной вопрос без ответа.

***

— Это так романтично, ты проливаешь свою кровь, чтобы попытаться скрыть, что наша дорогая Кларк чернокровка. Снова болтает. Прошло минут пятнадцать, наверное, которые они прошли в тишине, а затем ей снова стало плохо — уже второй раз за дорогу. Опять неконтролируемая дрожь, конвульсии, кровь из носа. Джози и сама уже начинает переживать, что из-за Блейка они все тут умрут. И снова он утирает ей кровь рукавом, осторожно касаясь. Снова заботится о своей дорогой Гриффин. Её тошнит от этого. Тошнит и мутит от осознания своего дичайшего одиночества... Давненько она не испытывала нечто подобное. Беллами размазывает пальцем свою алую кровь на её лбу, пытаясь пустить по ложному следу Детей Габриэля, на случай, чтобы те не кинулись отрубать ей голову сию же минуту, а Джо хмурится, откидывая непрошенные мысли. — Знаешь, а ведь она... — Последний раз, — строго говорит Блейк, перебивая её и встряхивая за плечи. — Предупреждаю, хватит. — Не хочешь, чтобы я закончила то, что собиралась сказать? — пытливо смотрит на него, цепляя каждым словом. Ему не нужно даже бороться с собой — все равно, что говорит Джозефина. Она — не Кларк. Кларк ему ничего бы не сказала. Они оба не говорят этого друг другу. Просто знают. Чувствуют глубоко внутри и молчат. И как бы заманчиво не было услышать эту очередную ложь, а может, и нет, знакомым голосом, с едва заметной хриплой ноткой... Беллами ни за что на свете не променяет это на еще один настоящий взгляд е г о Кларк — живой и здоровой. — Если ты не хочешь сказать мне, что готова добровольно вытащить себя из тела Кларк, то замолчи и топай.