Я не прощу

*** Санада с тяжким вздохом отбросил от себя свиток. Донесения его шиноби с границ владений, а также наблюдения за другими даймё, которые поддерживали Тоётоми, отнюдь не радовали. Кажется, говорить однозначно о выборе стороны в грядущей граждансокй войне не стоит. Да и ситуация в его отряде сильнейших воинов напряженная. Когда Санада шутил на тему необычайно горячего интереса Каманоске к Сайдзо, он и подумать не мог, что всё так закрутится. Он ведь невсерьёз их парочкой называл. Нет, конечно, хорошо, что они теперь так счастливы вдвоём, но… Ох уж это ненавистное «но»! Но — Исанами. Как же она разозлилась, когда случайно увидела целующихся парней! Теперь всякий раз, когда жрица видела Сайдзо, она устраивала страшные сцены, убеждая его, что он делает страшную ошибку, встречаясь с Каманоске, да и вообще, это неправильно, и как же она сама, в конце концов?! Никаких аргументов в защиту отношений Сайдзо и Каманоске Исанами слушать не желала. В результате, Киригакуре довёл до совершенства искусство исчезновения шиноби, а Каманоске вообще на несколько дней из Уэдо пропал. Юкимура подозревал, что он скрывается у Саске в лесу, и что если как следует прижать Сарутоби, тот его, может быть, сдаст. Но зачем? Они, похоже, поладили. Да и так спокойнее будет. У Каманоске очень буйная и несдержанная натура, и он сам это понимает. Пусть лучше держится от Исанами подальше, а не то ещё устроят Великую Битву за сердце Сайдзо… Санада добродушно хмыкнул. М-да, весело в Уэдо деньки проходят. *** Сайдзо, чертыхаясь в который раз, бродил по лесу, разыскивая свою любимую заразу. Вот ведь засранец, смылся из замка и ищи его теперь по всему лесу! Нет, конечно, можно было бы попросить о помощи Саске, но это такой удар по самолюбию… Что же он, своего любимого гомогея сам найти не сможет?! Пропажа вскоре обнаружилась у озера. Каманоске с удобством разлёгся на широкой ветке, склонившейся к воде, упершись одной ногой и болтая в воздухе другой. В руках он держал книжку в потрёпанном переплёте. Киригакуре подавил смешок. Да, вот уж не ожидал он, что шумный и недалёкий, на первый взгляд, мальчишка-маньяк, окажется книжным червем, способным ночи напролёт зачитываться какой-то книжкой или свитком. Брал он их из библиотеки Санады. Вернее, тырил с молчаливого согласия Юкимуры. Причём читал Юри всё. От любовных повестей до описания битв прошлого. И оторвать его от этого занятия было просто нереально. — Эй, Каманоске, — негромко окликнул паренька шиноби, подходя ближе. — Ага, — рассеянно ответил Каманоске, переворачивая страницу. — Я обед принёс. Ты же сегодня не ел, да? — Ага. — А Саске тебя хоть кормит? Он вроде говорил, что прикармливает тебя. — А-а-ага-а-а… — Я хочу тебя. Очень сильно. Ты от меня уже неделю бегаешь. — Ага. Сайдзо хмыкнул. Хотелось смеяться и биться головой об стенку. — Может, этой ночью мне пойти к Исанами? — Ага… Чего?! Каманоске свалился с ветки, чересчур резко дёрнувшись. Ворча и шипя сквозь зубы, Юри поднялся, злобно кося в сторону ухмыляющегося шиноби. — Чего ржёшь?! — Ты такой милый, — со смехом сообщил Сайдзо, хватая своего любимого чудика в охапку и заваливаясь с ним на траву. Каманоске побарахтался немного, но в конце концов затих. Недовольно фыркнув, он прижался щекой к груди Сайдзо. — Ты слишком увлёкся, — тихо обвинил его шиноби. — Прости. Просто книжка интересная. — Для тебя все интересные. — Ну и что? Разве это плохо? — Вот уж никогда бы не подумал, что такой маньяк кровожадный, как ты, может любить читать, — вздохнул Сайдзо. — Должны же у меня быть положительные стороны? — ухмыльнулся Юри, устраиваясь поудобнее. — Что там в Уэдо? — Всё как обычно. Только старик очень уж задумчивый. Возможно, скоро грядёт буря. — Сайдзо посмотрел в небо. Ясное, ни единого облачка. Вот бы и жизнь была такая же безоблачная… — Гражданская война, да? — прошептал Юри. — Я почти не удивлён тем, что тебе об этом известно. — Знаешь, я столько книг про войну прочёл, что могу себе представлять, что это такое. Да и по всем признакам война скоро начнётся. — Признакам? Только не говори, что следишь за политикой. — Слежу. А что? Я одиночка… Был таким, по крайней мере. И я должен знать, чью сторону принять, если начнётся полномасштабная война. Правда… Всё равно судьба по-своему распорядилась. — Я, оказывается, совсем про тебя ничего не знал, — пробормотал Киригакуре, целуя взъерошенную макушку. — Не страшно, ещё узнаешь, — ответил Юри, закрывая глаза. Сайдзо хмыкнул, прикрывая глаза. Остаётся только надеяться, что у них есть время, чтобы узнать друг друга получше. *** Тоётоми. Токугава. Две стороны. Два враждующих лагеря. Две дороги — по какой идти? Какую выбрать? Как сделать правильный выбор? Кажется, всё однозначно. Напыщенный индюк Токугава… Уж за него-то точно неохота сражаться! Но и Тоётоми не тот, на чью сторону Санада хотел бы встать. Вести, что принесли ему Сайдзо и Каманоске, не радуют. Что же делать? В этой безжалостной войне — как не сорваться в пропасть и сберечь самое ценное, что есть? — У меня есть только мои Храбрецы, — прошептал Юкимура, бездумно перебирая пластинки веера. Смех Исанами, подающей к столу вкусности. Сияющие глаза Бенмару. Воодушевлённые возгласы Сейкая. Шуточки Джимпачи. Ворчливые замечания Какея. Молчаливо-снисходительный взгляд Анны. Смущение Саске. Строгое и надёжное присутствие Рокуро. Шумное и дикое поведение Каманоске. И раздражённый, но довольный в глубине души всем происходящим Сайдзо. Вот то, что не должно исчезнуть в адском огне гражданской войны. Если всё же придётся сделать выбор… Щелчок сложившегося веера. — Господин, я приготовил чай. — Шорох свободной одежды. Стук посуды. — Скажи, Рокуро… Если я сделаю неправильный выбор… Если моё решение окажется ошибочным… Что ты будешь делать? — Я всё равно буду верен только вам и пойду за вами куда угодно. И остальные Храбрецы тоже. Господин, не сомневайтесь в них, нет, в нас, прошу. — Вот как? — Тихий смешок отражается золотыми искрами в глазах. — Что ж, постараюсь оправдать ваше доверие. *** Чьи-то золотистые волосы перебирает ветер. Карие глаза задумчиво смотрят в небо. Тонкие сильные пальцы перебирают гриву коня. — Так вот где ты… Наконец-то я тебя нашёл. Ты ведь поможешь мне? Верно? — тихий вопрос в пустоту. Рядом нет того, к кому обращены эти слова. Но почему-то где-то в лесу поёжился, не прерывая своего сладкого сна, красноволосый юноша… Может быть, он услышал нечто, принесённое ветром? .. *** Сайдзо лежал в своей комнате, слушая стрекот цикад. Сон упорно не шёл, потому мысли, терпеливо выжидавшие днём, начали активную атаку на мозг несчастного шиноби. И самой упорной была мысль о странностях любимого чудика — Каманоске. Не считая уже ставших привычными жажды крови и расчленёнки, в Каманоске было много загадочного. Например, кошмары. Ночью Каманоске не давал спать ни себе, ни Сайдзо, если они спали вместе. Вертелся, стонал, не отзывался, просыпался сам, всегда с полузадушенным вскриком, хватаясь за горло. И сколько бы Киригакуре его не спрашивал об этом, Юри упорно молчал, находя самые неожиданные и дурацкие отговорки. Или шрамы. На запястьях, едва видимые, белые полоски, пересекающие вены. Несколько кривых на спине — следы от плети, Сайдзо уже видел такие. Шрам-звёздочка аккурат напротив сердца. На бедре — по артерии, кривой зигзаг. И тоже — ни слова об их происхождении. Но кошмары и шрамы ещё ладно. У каждого в жизни было всякое, о чём неохота вспоминать. Однако была одна вещь, которую Сайдзо в своём чуде не мог понять. Каманоске лгал. Лгал тонко, незаметно, искусно притворяясь. Сайдзо очень хорошо обычно чувствовал фальш. Были вещи, которые Каманоске делал искренне: сражался, целовался, обнимал его, ругался с Исанами, Санадой и прочими. Но когда с ним пытались говорить нормально, обсудить что-то важное, он избегал этого, менял тему. И в этом было что-то неестественное. Как будто Юри пытался скрыть настоящего себя. Великолепно изображая из себя психа-маньяка, помешанного на крови и убийствах. Да, ему действительно нравилось убивать и да, Сайдзо давно заметил за Каманоске фетиш на кровь. Да и мазохизм некий определённо присутствовал. Но он был вовсе не таким фанатичным идиотом, каким хотел казаться. Будто пытался сбежать от самого себя. Хотелось схватить его за плечи, тряхнуть хорошенько и крикнуть: «Почему ты мне не доверяешь? Почему не подпускаешь? От кого или чего убегаешь? Позволь мне тебя защитить от твоих кошмаров, не закрывайся от меня в паутине своего обмана!!». Но у Сайдзо было такое странное ощущение — если сделать так, будет только хуже. Позже он часто думал, что было бы, если бы он плюнул и припёр Каманоске к стенке и устроил допрос с пристрастием. Возможно, катастрофы бы не было. Может быть… *** Санада Юкимура известен не только как мудрый и изворотливый правитель, но так же и как человек, который любит искать приключения на свою голову, тем самым причиняя неудобства своим подчинённым. Однажды они точно сговорятся и намылят своему господину шею, сразу же как только лопнет их терпение. Вот, к примеру, сейчас. Санада и его Храбрецы (за исключением Анастасии, Исанами, Бенмару и Сейкая) идут в квартал красных фонарей за развлечениями. Ну, или потому, что так сказал Юкимура. Сам он идёт бодро, с довольной улыбкой. Позади и чуть правее с постным лицом идёт Рокуро. Затея ему не нравится категорически, ведь господин просто не может тихо и мирно развлекаться, обязательно что-то натворит. А расхлёбывать будет бедный Унно! Рядом с ним шёл Саске, красный, как вареный рак. Ещё бы: ему так зазывно улыбались все девицы, мимо которых они проходили. Кто ж ему виноват, что он такой няша? Какей позади попеременно то краснел, то бледнел, то синел, слушая Джимпачи. Пират был просто счастлив. Наверное, единственный из всех Храбрецов, кому сия идея пришлась по душе. Последними плелись Сайдзо и Каманоске. Юри оторвали от очередного дико интересного свитка, и теперь он злился на весь белый свет, источая почти видимую чёрную ауру гнева и жажды убийства. Киригакуре просто не хотел идти куда-то, а жаждал дремать где-нибудь (желательно рядом с любимым чудиком). Да и шестое чувство через пятую точку предупреждало, что затея эта добром не закончится. Вокруг него также начала собираться тёмная аура. Вот и шли оба, как две угрюмые тучки. И не догадывались, бедняжки, какие планы были на них у Санады… Может, и к лучшему, что не догадывались. А то бы отметелили дружно Юкимуру и Рокуро бы за него вступаться не стал бы. Из солидарности. Дело всё в том, что Санада заметил одну очень-очень важную вещь: отношения Сайдзо и Каманоске носят преимущественно платонический характер. То есть, дальше обнимашек и поцелуев дело не зашло. Как он это узнал — тайна, покрытая мраком. Причины этого были разные. В основном они по времени не совпадали. То Каманоске спит/ест/читает/не в духе/хочет драться. То Сайдзо… почти то же самое. Ну, не заниматься же этим впопыхах где-нибудь — в кладовке какой-нибудь. В общем, Санада решил их слегка подтолкнуть. (К слову… Вышло совсем не «слегка») — Добро пожаловать, господа, — пропела хозяйка… ну, не то, чтобы борделя… просто чайный домик с гейшами, где можно было напитсья и наесться от души. Наблюдая красивую обстановку вкупе с щедрым угощением даже Каманоске смягчился и перестал ворчать. — Господа, меня зовут Киёмицу, — роскошно одетая гейша изящно склонилась в поклоне перед ними. — Я буду развлекать вас этим вечером. — Да, спасибо, — усмехнулся Санада, устраиваясь поудобнее. И, разумеется, не забывая следить за своими Храбрецами. Рокуро — это Рокуро. Даже здесь он не забывал о своих обязанностях слуги. Саске аккуратно ел, время от времени запуская руку под стол. Видимо, принёс-таки с собой какую-то живность и теперь подкармливает. Какей смущался. Потому что аморального ничего не находилось. Киёмицу-сан вела себя очень учтиво, гостеприимно, не забывала подливать саке и развлекать беседой мужчин. А вот Джимпачи был слегка расстроен. Он частенько косился на пергородку, за которой время от времени раздавался несерьёзный хохоток. Там гостей развлекали девицы более свободного поведения. Правда, огромное количество саке на столе примиряло его с действительностью. Сайдзо что-то нашёптывал на ухо Каманоске. И Санада готов был спорить на свой замок, что это что-то пошлое. Ибо с чего бы Юри так невинно краснеть и временами смущённо хихикать, прячась за рюмкой саке. Вид у Сайдзо был хитрый и довольный. «Может, не стоит его так провоцировать? Но не пропадать же такому чудному замыслу! А второй такой великолепной возможности всё устроить может и не быть. Ладушки, сейчас всё сделаем!» — Юкимура хитро прищурился. Заметивший это Рокуро беспокойно дёрнулся, но что бы он мог сделать в такой ситуации? — Киёмицу-сан, а можете сделать кое-что для меня? — громко спросил правитель. Все, кроме Джимпачи, повернулись к нему. Уж теперь-то заволновались и остальные. Когда Санада говорит с такой интонацией — жди беды. — Да, Юкимура-сама, что вы желаете? — Тут у нас есть небольшой спор… Хотелось бы его разрешить. — Что от меня требуется? — склонила голову набок гейша. У Каманоске тревожно засосало под ложечкой. — Видите этого красноволосого юношу? Не могли бы вы одеть его в женское кимоно? А то мы тут все давно в недоумении: парень перед нами или переодетая девушка. — Чего?! — У бедного Юри отпала челюсть. Да и все тоже были в шоке. Честно признаться, подобная мысль никогда не приходила им в голову, как бы не сравнивали Каманоске с девушкой. Даже представить себе было бы сложно такое зрелище! Рокуро обреченно вздохнул. Так вот ради чего господин затеял этот праздник! Ну всё, теперь пойдут кровь-кишки-разрушения. Джимпачи присвистнул. Интересненькое развлечение. Какей побурел от противоречивых чувств. С одной стороны — как это так, парня в женское платье рядить?! С другой — это же господин Юкимура… Саске с сочувствием посмотрел на ошарашенного Каманоске. Наверное, если он начнет сейчас буйствовать, Сарутоби не станет его останавливать. Или будет не сильно стараться. А вот Сайдзо погрузился в странную задумчивость. Картины, которые рисовало его воображение… Не оставляли его равнодушным. — Как прикажете, — по-лисьи коварно улыбнулась Киёмицу, кланяясь. — Юри-сан, пройдёмте за мной. — Ты мне за это ответишь, — сквозь зубы прошипел Каманоске, яростно сверкая глазами. Однако — послушно встал и прошёл в другую комнату за гейшей. — Странно, что он так легко согласился, да, Рокуро? — протянул правитель, допивая саке. Рокуро только вздохнул, качая головой. Через двадцать минут сёдзё раздвинулись. В комнату вошли… две очаровательные девушки. Одна из них — гейша Киёмицу. — Простите за ожидание, — сладко пропела она, таинственно улыбаясь. А вторая… В ней с трудом можно было узнать Юри Каманоске. Белое кимоно с длинными рукавами, с узором из фиолетовых бабочек на рукавах и по подолу. Фиолетовое оби подчеркивало тонкую талию. Алые волосы были подобраны в высокую изысканную прическу и сколоты двумя золотыми шпильками и украшением в виде розового пиона. Гейши, когда наряжали Каманоске, увлеклись, и решили не останавливаться на наряде. Они аккуратно подвели глаза Юри и наложили алые тени-стрелки, а также накрасили губы алой помадой. Да уж, теперь никто бы не заподозрил в этой красавице, скромно опустившей глаза, парня. Храбрецы сидели, потеряв дар речи. По отвисшей челюсти Санады можно было понять, что результат превзошел все его ожидания. Потемневшие глаза Сайдзо предательски выдавали все его тайные желания. — Ё-моё, Каманоске, да ты прямо… Да же не знаю… Прямо принцесса какая-то, — нарушил молчание Джимпачи. — Ага, настоящая красотка, — подтвердил пришедший в себя Санада. — Старик, а ты понимаешь, что тебе теперь не жить? — на губах «красавицы» появилась зловещая ухмылка, а в глазах не было ни намёка на кротость. Скорее уж предвкушение жестокого смертоубийства. — А вот как рот откроешь, так сразу понятно, что никакая ты не девушка. А так мило выглядишь, загляденье просто! — расстроенно вздохнул Юкимура. Уголок вишнево-алых губ раздражённо дёрнулся. Юри глубоко вздохнул. «Хотите милую девушку? Ну, сами захотели!». — Юкимура-сама, простите, пожалуйста, за ожидание! Всегда к вашим услугам, — нежно произнес… ла «девушка», склонившись в поклоне и улыбаясь. — Ксо, ты где такому набрался? — аж шарахнулся от стола Джимпачи. Каманоске выпрямился, всё так же мило улыбаясь. — Ну что, Юкимура-сама? Так я больше похож на девушку? — склонив голову набок, поинтересовался Каманоске всё тем же нежным высоким голосом. — Да, только я тебя теперь боюсь. Уж лучше прежний Каманоске. А то так непривычно видеть тебя таким… — Да ладно, Санада! — перебил его Незу. — Пусть побудет в таком образе! — Как же вы меня достали, — устало вздохнул Юри, разворачиваясь. — Эй, Каманоске, ты куда? — Переоденусь. Как же вы меня все достали всё-таки! Сёдзи захлопнулись с яростным стуком. — Господин, это был перебор. — М-да, что-то я и правда малёха перестарался… И никто, кроме Саске, не заметил, когда исчез Сайдзо. *** Оказавшись в полном одиночестве в комнате, где его одевали в кимоно, Каманоске снова тяжко вздохнул. Как же этот старик выбешивает! Что за дурь ему в очередной раз в голову стукнула? Зачем было это дурацкое представление?! И Сайдзо тоже хорош. Почему он не вступился за Юри? Ни словечка не сказал. И остальные тоже… Хотя бы Рокуро мог бы что-то сказать. Впрочем, он сам не лучше. Можно было посопротивляться, возразить, сбежать, в конце концов. Не нужно было соглашаться… — Тебе идёт. Вздрогнув, Каманоске обернулся. Ну конечно. Под стенкой расслабленно сидел Сайдзо. — Что ты здесь делаешь? Почему не с остальными? — Хотел с тобой поговорить. — Садзо поднялся и подошёл к Каманоске. Внимательно посмотрел на его лицо. — Ч-что такое? — Каманоске стало как-то не по себе. Цокнув языком, Киригакуре осторожно погладил юношу по щеке. — Нет, я ошибся. Такой цвет тебе не идёт абсолютно. Прежде чем Юри успел что-то сказать, шиноби жадно поцеловал красные губы. Горькие от краски. Яростно кусая и зализывая ранки, он слизывал помаду, придавая губам солёно-металлический привкус. Оторвавшись от тяжело дышащего Каманоске, он оценил результат. Припухшие губы, кроваво-красные, блестящие глаза, потемневшие от возбуждения. Надо же. Как мало ему нужно для того, чтобы так завестись. Заколки упали на пол, и по плечам рассыпались мягкие пряди. Сайдзо подцепил одну из них, поднёс ко рту. Волосы Юри всегда пахнут хвоей и свежескошенной травой, всегда и при любых обстоятельствах. Каманоске тяжело дышал, следя за его действиями. Коснувшись губами прядки, Киригакуре завёл свои руки за спину Каманоске, прижимая его к себе. — Мне нравится это кимоно, тебе очень идёт, — прошептал шиноби, предварительно укусив Юри за ушко. — Но без него будет лучше, я уверен. Оби свернулось у ног, словно змея. Медленно приспустить кимоно, обнажая плечи, ключицы, быстро вздымающуся грудь. Коснуться почти целомудренным поцелуем к выпирающим косточкам, ярёмной впадинке, бьющейся венке. Раскрасить бледную кожу красными метками, наслаждаясь судорожными вздохами и тем, как цепляются за его одежду дрожащие руки. Сбросить оба кимоно — верхнее и нижнее — на пол. Взмахом руки потушить свечи — просто направить энергию ки, это может каждый шиноби, так полезно, когда собираешься кого-то убить или хочешь остаться в темноте наедине с драгоценным созданием. Не хотелось это делать, ведь так не видно всей красоты, но ничего страшного — он ещё налюбуется на любимого чудика позже. Сейчас важнее, чтобы он расслабился, иначе у них ничего не получится. Слишком напряжён. Это видно по приподнятым плечам, по тому, как он обнимает себя руками. Уложив на футон, придерживая одной рукой и опираясь другой, накрыть своим телом, не обрушиваясь всем весом, но позволяя его ощутить. Должно быть, теперь ему теплее, юноша уже почти не дрожит, даже сам тянется за поцелуем. Сильные, почти до крови, поцелуи — это то, что нравится Ветру. Странный, но такой родной. Даже его любовь к боли и крови кажется почти родной и привычной, будто так и надо. Ветер лихорадочно целует-кусает в ответ, царапает спину острыми ноготками — и как это шиноби раньше не заметил, какие они острые? Так тесно, жарко, долгожданно — хотелось продлить это подольше, но нет сил сдерживаться. Так пьянят стоны, запахи, ощущения мягкой кожи, податливого, сильного, гибкого тела в руках, вид доверчиво открытого горла, в которое впиваешься болезненным поцелуем. Сайдзо выпрямился, устраиваясь между ног Каманоске. Такой открытый, беззащитно-доверчивый, принадлежащий ему. Глаза полуприкрыты, но виден лукавый блеск. Волосы разметались алыми лентами, несколько прядей прилипли к шее; Сайдзо убрал их, с нажимом проводя по коже. Погладил впалый живот. Поднёс пальцы ко рту, нажал на губы. Юри открыл глаза шире, посмотрел на него нечитаемым взором. Приоткрыл рот, впуская грубые пальцы мечника. Начал посасывать их, придерживая ладонь рукой. Обводил юрким язычком, обильно смачивая слюной, играл с ними, легонько покусывал. Сайдзо только скрипел зубами. В голове стучала одна мысль: «Где только такому научился?». Больше ни на что сил не хватало, всё внимание сосредотачивалось только на крышесносящей горячей влажности, обволакивающей пальцы. И на желании. Диком, едва сдерживаемом. Не выдержав пытки, Сайдзо высвободил пальцы. От них к губам Каманоске потянулись ниточки слюны. Почему-то этот вид так распалил шиноби, что он едва сдерживался, чтобы банально и грубо не поиметь развратного мальчишку без какой-либо смазки или растяжки. — Расслабься, — хрипло попросил Киригакуре, бережно придерживая одной рукой ногу Каманоске и целуя коленку. Влажными пальцами он коснулся сжимающегося колечка мышц, вводя сразу оба пальца. Как только они оказались внутри, Каманоске беспокойно замычал, сводя брови на переносице. Сайдзо выдохнул сквозь зубы; будто бы ему легче. Внутри у Юри было тесно и безумно горячо. От ощущения сильных мышц и шелковисто гладких стеночек хотелось взвыть, желание затмевало разум. Ничто, кроме похоти и покорного тела в его руках, не имело значения. — Нет… Не надо… — простонал Каманоске, выгибаясь. — Что такое? Больно? Потерпи, котёнок. — Сайдзо, пытаясь успокоить, погладил внутреннюю сторону бедра. — Нет… Не растягивай, лучше сразу. — Глупый котёнок, я же порву тебя. — Плевать, я так хочу. Я хочу… — Юри запнулся, прикрыл одной рукой глаза. — Я хочу, чтобы ты меня взял. — Это было сказано очень тихо, если бы Сайдзо не был шиноби, он и не услышал бы. — Как скажешь, но потом не жалуйся, — предупредил Сайдзо, убирая пальцы. Каманоске кивнул, кусая губы. Шиноби медленно, помогая себе рукой, ввёл в парня головку. Охнул от того, как сильно обхватили её мышцы. Не выдержал, сильно и резко толкнулся, входя сразу наполовину. Замер, откинув голову — жар внутри Каманоске обжигал и пробуждал какую-то воистину тёмную похоть. Сайдзо стиснул зубы, пытаясь сдержать себя. Не хватало ещё навредить Каманоске. Он такой узкий; точно девственник. Это их первый раз, и нельзя, чтобы он запомнился им болью и травмой. Но Каманоске явно решил потешить свои мазохистские наклонности, ибо как ещё объяснить то, что он внезапно сильно подался бёдрами навстречу Сайдзо, насаживаясь на его член полностью. Киригакуре даже дыхание задержал. Всё, этот мазохист доигрался. Ни сил, ни желания сдерживаться не было. Никакого контроля. Толчок. Ещё один — только чтобы привык. Выйти наполовину и снова войти по корень. Чёрт, зачем Каманоске так чувственно стонет и обхватывает его шею руками?! От этого огонь похоти становится только жарче. Покинув тело Каманоске, Сайдзо перевернул его, бесцеремонно поставил раком. Юри уткнулся лицом в сложенные руки, прогибаясь в пояснице. Открывшийся вид вызывал в Сайдзо желание оттрахать Каманоске так, чтобы тот утром встать не мог. И он не собирался сопротивляться желаниям. — Чёртов мазохист. — Их бёдра встретились с пошлым шлепком. Стон. — Ты похож на шлюху. — От впивающихся в плоть пальцев останутся синяки. Громко, больно, горячо. — Только мой. — Быстрее и сильнее. Стон переходит в крик. Больно до слёз, но просить пощады смерти подобно. — Больше не сбежишь от меня. — Всхлипы и стоны сквозь слёзы. Наслаждение и почти счастье сквозь боль. Это больно и так нельзя. Возможно, Сайдзо его таки порвал. Плевать. Кто-то сказал бы, что это мазохизм, так нельзя, это не любовь, а сумасшествие. Пусть. Не важно. Это помогает чувствовать жизнь, чувствовать, насколько сильно тебя любят. Немного боли не повредит, а кровь скрепит их связь. Кровь священна, она подтверждает, что к этому телу до него никто не прикасался. Им не обладали, он не позволял. А теперь — позволил. Но только ему. Если предаст — Юри просто омоет своё тело его кровью и пойдёт дальше. Окровавленный безумец, с улыбкой на потрескавшихся губах. Но… Он верит Сайдзо. Он не из тех, кто предаёт. Ему можно доверить свои сердце, душу и тело. Возможно, ему можно доверить даже самые страшные тайны. Не предаст, не обманет и не бросит. Эти боль и наслаждение обладания — они драгоценны. Необходимы его безумной и несчастной душе. Грубая от меча рука властно обхватила член Юри; из груди вырвался неожиданно жалобный стон. Как же сладко… Так прияно принадлежать… Так долгожданно и сладко. Словно молния, судорога прошила всё тело, выгибая, ломая, заставляя кричать от болезненного наслаждения. И стон, и впившиеся пальцы, и ощущаемая бёдрами ответная дрожь только добавляют сладости моменту. Каманоске упал на футон совершенно без сил. Тело ещё потряхивало от наслаждения, дыхание прерывалось, перед глазами мелькали цветные круги — слишком сильно зажмурил. Он лежал на боку, а Сайдзо обнимал его со спины, обхватив обеими руками. Его всё ещё не восстановившееся дыхание шевелило лёгкие волоски на шее. Как же он устал. Так хочется спать… — Каманоске, Каманоске, ты спишь, что ли? — так заботливо гладит его по плечу. — Нет ещё, а что? — сонный голос, а на губах — лёгкая улыбка. — Тебе не больно? Боюсь, я порвал тебя. — Всё хорошо. Мне почти не больно. Просто давай полежим здесь так, ладно? Я так спать хочу. — Ну, ладно, поспи. Котёнок… — довольное урчание. Потёрся носом о затылок, дунул в шею, вызывая стадо мурашек. — Хватит уже меня так называть, — недовольное бормотание переходит в сонное посапывание. Сайдзо подождал немного, чтобы Каманоске наверняка уснул, затем осторожно приподнялся, пошарил вокруг рукой; нашёл одеяло, укрыл себя и Юри. Всё, теперь он тоже готов поспать. Тяжёлая ночь выдалась. Но приятная во всех отношениях. И Киригакуре готов поставить свой меч против столового ножа, что старик Санада всё планировал с самого начала: и переодевание Каманоске, и то, что они (наконец-то) переспали. Хотя «переспали» — грубое слово. Секс? Не выражает всю глубину чувств. Они занимались любовью — вот только так и можно сказать. И это компенсирует все неудобства, что доставлял ему Санада. *** — Ещё немного… Ещё чуть-чуть… Где-то плачет дитя… — Я уже рядом… …Над трупом матери любимой. — Подожди ещё немного. Немые убийцы заносят клинки… — Пожалуйста, подожди. …Над головой ребёнка. — Откроешь ли ты мне дверь? Ангел-хранитель с окровавленными крылами… — Откроешь ли ты мне своё сердце? …Укроет от нескромных взглядов. Безжалостно, бесчестно, беспомощно поможет пройти по пути бесконечному. Он подобен грани острейшего ножа. Слева огонь, справа лёд. Позади мечи, впереди — мрак. Кто-то берёт за руку несмело, шепча бессмыслицу. Шепчет, пряча за пушистыми ресницами отблески падающих звёзд: — Не бойся. *** Каманоске резко открыл глаза. Вот уже три года он просыпается весенними ночами от одного и того же кошмара: дорога в никуда, алое небо над головой, что-то чёрное впереди, слева переливается синим лёд, справа обжигает оранжевым пламя. Сзади… Что сзади — он не знает. Страшно… Он боится обернуться. Его рука заведена за спину, и чья-то тёплая ладонь крепко держит её. Слышно лишь завывания ветра и едва различимый горячечный шёпот. Каманоске не может разобрать, что он говорит, только последние слова: «Не бойся». Они настолько пугают, что Юри буквально подбрасывает, рывком выталкивая из сна. К сожалению, он слишком хорошо знает, что означает этот сон. Его вечный кошмар… Вечная тень, следующая по пятам. «Не бойся». Стало зябко, несмотря на жару и горячее тело рядом. Хорошо, что за три года Каманоске научился просыпаться, не крича и не дёргаясь, а не то не обошлось бы без расспросов со стороны Сайдзо. После того задания, на котором они раскрыли свои чувства, Сайдзо перебрался в комнату Каманоске. Они просто спали вместе, на одном футоне. Но для Юри это было очень интимно, очень… близко. Было так непривычно, что первые пару недель он всё-таки будил Киригакуре криком. От страха сжимало горло, казалось, что он больше не сможет вдохнуть воздух, и это заставляло его бессознательно хвататься за горло. Теперь он уже привык и просыпается бесшумно. К счастью, Сайдзо так ничего и не спросил. Должно быть, ждёт, когда Каманоске сам ему всё расскажет. Наверное, однажды юноша наберётся смелости и откроет свои тайны. Но не сейчас. Сейчас у них просто такое время… Они открыли для себя тела друг друга. Сильное, мускулистое тело Сайдзо было совсем не похоже на худощавое, но очень пластичное тело Каманоске. Они могли просто лежать рядом и по очереди гладить, проводить руками по бокам, груди, спине, рукам, ногам — куда дотянешься. Своеобразная игра. Близость. Они открыли для себя наслаждение. Каманоске никогда не подозревал, что можно чувствовать себя настолько беззащитным и в то же время защищённым в чьих-то руках. Он терял голову, забывал всё на свете и тянулся только к нему, к Сайдзо. Они открыли для себя боль. Сайдзо начал понимать, какая боль нравится Каманоске, и научился виртуозно балансировать на грани, за которой сладкая пытка превращалась в мучение. Из головы вылетали абсолютно все мысли, когда он видел такого открытого, беспомощного, шепчущего только его имя Каманоске. Нежность в глазах — от неё задыхаешься. Желание — от него забываешься. Плевать на всё — лишь бы не терять это долгожданное тепло. Для Каманоске всё это было слишком ново и непривычно. Кто-то рядом, кого не нужно опасаться или хотеть убить, кто-то дорогой и нужный; прикосновения — только нежные, ласкающие, а если боль — то только такая, от которой наслаждение становится только ярче. Так не хочется разрушать это счастье. Так не хочется омрачать это время липкой чернотой, что пробудится, если Каманоске расскажет свои секреты. Он это знает, потому молчит. К сожалению, он слишком хорошо понимает, что прошлое уже почти настигло его. И совсем скоро его первая любовь может быть уничтожена. Нужно просто решиться. Сделать первый шаг в пропасть. Пусть даже оборвётся красная нить, но сердце продолжит биться. Преданное, полное желания понять, отомстить, но — живое. Каманоске вздохнул, осторожно выбрался из объятий Сайдзо. Накинув на плечи юкату, подошёл к окну: землю укрывало тонкое покрывало из розового снега. Сакура в этом году цвела очень обильно и роскошно. На плечи легли теплые ладони. — Я тебя разбудил? — Юри улыбнулся, откидываясь назад, на грудь Киригакуре. — Да, без тебя стало прохладно. Ещё рано — пойдем поспим немного? — лёгкий поцелуй в макушку. — Не, я не хочу, — Каманоске прикрыл глаза. — Пойду в лес, поищу Саске. — Зачем? — недовольно спросил шиноби, обнимая Юри крепче. — Ммм, потренироваться с ним хочу, а что? — А меня тебе уже не хватает? — возмутился Сайдзо, отталкивая Юри и разворачивая к себе лицом. Каманоске усмехнулся. Какой ревнивый, однако. Собственник… Только его. От этого хочется мурчать и выгибаться, подобно сытому коту. — Ты постоянно сбиваешься на поцелуи, а с Саске можно просто хорошо подраться. Жалко, не до крови только. А то старик разворчится, — недовольно нахмурился Каманоске. — Хм, — усмехнулся Сайдзо, привлекая к себе красноволосое чудо. — Смотри там у меня, не продуй обезьяне. — Непременно, — хихикнул Юри. *** Сражения с Саске — вернее, тренировки: без крови же — стали для Каманоске привычной и неотъемлемой частью жизни. Они с Сарутоби, можно сказать, подружились. Как бы парадоксально это ни звучало. Взрывного, вспыльчивого Каманоске отлично дополнял скромный, тихий и серьёзный Саске. Плюсом в этих отношениях были драки, разумеется, и Амахару. О да, хорёк теперь был прямо нарасхват. Теперь у него было аж два хозяина. Один псих, другой нормальный. Честно сказать, Юри старался не вести себя так уж кровожадно при Сарутоби: очень уж нервно тот реагировал на невинные (с точки зрения Каманоске) шутки. Минус… Ну, разве что ревность Сайдзо. Но это даже приятно. — Не могу понять, — задумчиво произнёс Саске, когда они отдыхали после тренировки. — А? — Каманоске стоял к нему спиной, по колено в воде, голый по пояс, обливался водой, смывая пот. Услышав его реплику, Юри обернулся через плечо. — Почему ты так упрямо притворяешься кровожадным убийцей, помешанным на крови? От такого вопроса Каманоске чуть не упал в воду. Выйдя из пруда, он присел на свою любимую иву, склонившуюся к воде. — С чего ты взял, что я притворяюсь? Я люблю убивать и люблю кровь и боль. — Но это наносное. Несколько… наигранное. Я это чувствую. — Саске нахмурился. — Ты намного глубже и умнее, чем хочешь казаться. Иногда, когда тебе кажется, что за тобой никто не наблюдает, ты становишься мрачным и смотришь вдаль так, будто ждёшь чего-то… опасного. И я конечно могу ошибаться, но ты боишься. — Каманоске вздрогнул. — Я не знаю чего. Но ты боишься, и прячешь себя за маской убийцы. — Я действительно убийца, это не маска, — пробормотал Каманоске, запрокидывая голову вверх. — Ты прав. Я боюсь. Самого себя. Я могу убить вас всех, правда. Иногда я хочу этого так сильно, что не могу сдерживаться. Так страшно… Окунуться в кровь с головой… Саске, ты когда-нибудь был по колено в крови? А я — да. Я люблю убивать, люблю ходить по грани, сражаться насмерть. Но устраивать резню, не помня и не осознавая себя… Я многих убил так. — Юри вздохнул, переводя взгляд на напряженного Саске. — Не волнуйся, — он слабо усмехнулся, — я себя контролирую, и эти небольшие драки очень помогают сбросить напряжение, расслабиться. Я никого не убью в Уэдо. Ну, а то, как я себя веду… Это весело. И полезно — никто всерьёз не воспринимает, никто не ждёт подвоха. — Кого ты опасаешься? — спросил Сарутоби, чуть подаваясь вперёд. — Ты не только себя боишься, верно? — Всегда есть люди, которым нужен беспощадный убийца, — пожал плечами Каманоске. — В моей жизни был такой. Не хочу о нём вспоминать… Он причинил мне сильную боль и многому научил. Например, недоверию, — Каманоске улыбнулся так тяжко и безрадостно, что казалось, будто губы его треснут и потечёт кровь. — Но всё в прошлом, я надеюсь. — Юри тряхнул головой. — Мне нравится в Уэдо, я хочу здесь остаться. И не только из-за Сайдзо. Мне здесь тепло. — Искренняя улыбка, которую редко когда можно увидеть у Каманоске. — Вот как, — тихо проговорил Саске, опуская взгляд. А он уже напридумывал… — Можно попросить? — Не говорить об этом никому? Хорошо, как скажешь. — Отлично! О, Амахару! — Осторожно, не хватай его так резко! — Да ладно тебе, всё нормально! *** Сегодня Каманоске задержался в деревне рядом с замком. Надо было отнести кузнецу кусаригаму — лезвие серпа совсем зазубрилось, а некоторые звенья цепи выглядели так, словно вот-вот порвутся. Не хочется, конечно, остаться без оружия в такое время, но будет хуже, если оно сломается в самый ответственный момент. Вчера их замок посетил старший брат Санады, Нобуюки. М-да, конечно, он больше похож на лорда, чем Юкимура, но Каманоске, первый попавший под раздачу (нет, ну он же просто тихо-мирно дремал на энгаве! Ладно, ноги были в комнате, а голова и торс на энгаве, ну так что с того?), уже тихо ненавидел его. А эти сражения через месяц… Каманоске был не против этого, но у Сайдзо было такое выражение лица, когда он об этом рассказал остальным Храбрецам, как будто он собирался по-тихому придушить Санаду темной ноченькой. Хм, Рокуро тоже был не сильно счастлив: может быть, он не будет ему мешать в этом благом начинании. Или сам расстарается. Хотя это скорее всего из-за его братца. Препротивный человек, Каманоске уже успел с ним «познакомиться». Рокуро ему больше нравился, как человек. А Нанакума… Слаб духом, и продолжает ослаблять себя ещё сильнее. Глупый и надменный, Каманоске легко бы его победил. Что же, через месяц будет веселье, а пока — пора возвращаться в замок. Он уже всё сделал, что хотел: и кусаригаму отнёс кузнецу, и по торговым рядам пошатался. О, чуть не забыл! Пират ведь просил зайти в чайный домик и взять ему пару бутылок саке и сладостей для Аны. Всё никак не успокоиться, так хочет завоевать холодную и неприступную Анастасию. Ну, дело его. — Вот, пожалуйста, то, что вы просили, — милая, улыбчивая женщина, хозяйка небольшого чайного домика, протянула Каманоске три бутылки саке и красиво упакованную коробку со сладостями. — Спасибо, вот деньги. — Вам спасибо, приходите ещё! — Ого. Ты полюбил сладкое? Не ожидал. Внезапно стало холодно… Хотя солнце светило по-летнему. — Ты?! .. — только и смог выдохнуть Юри, оборачиваясь на знакомый голос. Холодные карие глаза — такие глаза обычно тёплые, но почему-то у него они ледяные — светлые волосы, собранные в короткий хвост на затылке, зигзагообразный шрам, тянущийся от левого виска вниз, через всю щёку, до уголка губ. Чёрная простая одежда, катана за поясом. Всё та же красная кисточка на шнурке прикреплена к рукояти, Каманоске очень хорошо её помнил. — Ты почти не изменился, только, кажется, стал ещё красивее. Ты наконец-то расцвел, подобно цветку, Каманоске. — А ты совсем такой, как раньше. Почему ты здесь? — Слышал, ты работаешь теперь на Санаду? — спросил кошмар прошлого, склонив голову набок. — И что? — хмуро ответил Юри, прикидывая пути отступления. — Мне там одну вещицу заказали… «Дивный дух» называется. Не хочешь посодействовать? Поохотимся вдвоём, как в старые-добрые времена. Что скажешь? — Скажу, что меня это больше не интересует. — Неужели? Ты разлюбил смерть? Боль? Кровавый дождь? Не верю. У тебя до сих пор взгляд хищника. Или ты забыл те страдания, что причинили тебе люди? — Я ничего не забыл. Просто нашёл место, куда могу вернуться. — Хоо… Я удивлён. Тебе дали надежду… Что же, тогда я её отниму. Без предупреждения. Свист рассекаемого воздуха там, где секунду назад был Каманоске. «Как всегда… Быстрый и сильный. А я безоружен. Чёрт, как не вовремя!». Страшное осознание, что прошлое таки настигло его, только добиралось до сознания Каманоске, а он уже бежал, ловко лавируя между людьми. Стиль этого убийцы — красивое сражение там, где нет случайных свидетелей его кровавого безумия. Что же, значит, среди людей Юри в безопасности, но не надолго. Прости, Джимпачи, но тебе не дождаться своего саке и гостинцев для Аны, это сейчас обуза. Прокусить на бегу руку до крови. Прошептать древнее, как мир, обращение к духам. Как же давно он не пользовался таким путём… Мама, спасибо, что научила. Твой сын, дитя ведьмы, так давно не пользовался дорогами мира духов, что почти позабыл, как это — мчаться, подобно незримой тени меж неспешно плывущих разномастных духов, призраков, ёкаев. Каманоске бежал, рассчитывая спрятаться где-нибудь в лесу. Хозяин леса — старый добродушный ёкай, очень лояльный относящийся к жителям Уэдо, особенно к Саске, с радостью спрячет его от преследователя. Нужно… нужно только дождаться темноты. Слишком поздно делать первый шаг. Всё решено уже за него. Прошлого мрачная тень накрыла с головой. И лишь бы не захлебнуться в этом озере тьмы и крови. Придётся пойти на крайние меры, но иного выхода он не видит. Всё плохо, а он рискует сделать всё ещё хуже. Но так надо. Иначе… Повторится та трагедия, которая перечеркнула кровавой полосой всю его жизнь. *** Ночь накрыла Уэдо мягкой темнотой и прохладным дождём. Сайдзо сидел на энгаве, вытянув ноги, и ждал, когда под навес ступит красноволосый юноша. И где только его носит целый день? Говорил же, что только кузнецу отнесёт кусаригаму и тут же обратно. И где? .. Мысль оборвалась, ибо на доски энгавы, встряхивая красными волосами, ступил промокший до нитки Каманоске. — Ну наконец-то! Где тебя носило? — возмущённо спросил Сайдзо, вставая и шагая навстречу. Каманоске молча подошёл к нему вплотную. Обнял, уткнувшись лицом в грудь. — Что с тобой? Ты дрожишь, — растерялся Киригакуре, обнимая подрагивающего и мокрого Юри. Холодная рука коснулась шеи. Не успев даже понять, что происходит, Сайдзо упал, внезапно потеряв способность управлять телом. Каманоске прошёл мимо безмолвно и яростно сверкающего глазами Киригакуре. Если бы кто-то заглянул в его глаза, он бы поразился тому, насколько они темны и безрадостны. Будто из них испарилась вся живость, вся жизнелюбивая воля. Спустя пятнадцать минут бесшумно раздвинулись сёдзе в комнату Исанами. Она крепко спала, не догадываясь о том, что сейчас будет. Каманоске некоторое время просто стоял на пороге её комнаты, разглядывая спящую девушку. Он успел переодеться за это время. Теперь на нём были кожаный чёрный топ, расходящийся на две широкие ленты в районе диафрагмы, перекрещивающиеся на животе и пояснице и прикреплённые к поясу, чёрные кожаные шорты до середины бедра, высокие сапоги, естественно, чёрного цвета, на высокой тонкой шпильке. Красное, цвета запёкшейся крови, кимоно было на поясе, рукава служили поясом, подол достигал лодыжек наподобие юбки с разрезом до бедра. На руках — чёрные, на шнуровке перчатки без пальцев до середины плеча. На шее — кожанный ошейник. Волосы сколоты в высокий хвост на затылке. Практически бесшумно, несмотря на высокие каблуки, он вошёл в комнату. Плавно опустился на колени у изголовья девушки. Тонкие пальцы быстро начертали в воздухе над головой Исанами засветившийся сиреневым символ. Теперь она будет спать долго и крепко, что бы Юри не делал. Осторожно выпутать из волос заколку. Прокусить до крови палец. На лбу, на щеках, на шее и груди, на руках — знаки, символы, заклинания на тайном языке он-мё. Что они значат — ныне знает очень ограниченное число людей. В Уэдо таких нет. Здесь некому понять, что хотел сделать Юри, что заклинал. Не важно. Главное, цель достигнута. Лес. Дождь уже прекратился, но с деревьев ещё капает. Холодно. Холодный кунай привычно перехватывает в сантиметре от виска. Ладонь разрезана, кровь стекает с пальцев. — Каманоске? — Саске спрыгивает с дерева. Он не узнал сверху Каманоске, показалось, что это вражеский шиноби. — Саске. — Кунай летит обратно, оставляя тонкий порез на щеке. — Как это понимать?! Вместо ответа Каманоске стремительно бросается к нему. Перехватывает руку, вскинутую с кинжалом к груди, прижимает всем телом к дереву. Снова, как и с Сайдзо, нажатие на особую точку на шее. Сарутоби сползает по дереву вниз, неверяще смотря в сосредоточенные изумрудные глаза. Юри приседает на корточки, чтобы их глаза оказались на одном уровне. Грустно улыбается, убирает с лица рыжую прядь, проводит кончиками пальцев по щеке. — Прости, Саске. Я не хотел причинять тебе вред. Не волнуйся, паралич пройдёт через десять часов. За это время я успею далеко убежать. «Почему? — этот вопрос отображается в янтарных глазах. Немое отчаянное удивление. — Так надо. Вы скоро всё сами поймёте. Санада не дурак, сообразит что к чему. Мне пора. Мне правда… было очень хорошо в Уэдо. Очень… тепло и уютно. Мне жаль предавать ваше тепло, но я иначе не могу. Просто, Саске. Мне нравилось дружить с тобой. Надеюсь, когда-нибудь снова повеселиться с тобой. Горько улыбнувшись, Юри встаёт и мгновенно исчезает в густой листве деревьев. Он бежит, перепрыгивая с ветки на ветку. Стараясь не думать о рыжеволосом ниндзя из Коуга… О светловолосой жрице из Идзумо… О черноволосом ниндзя из Ига… И прочих, кого он только что предал. *** Не так уж далеко от Уэдо, на границе владений Санады, есть пропасть. На её дне бурлит, яростно преодолевая каменные пороги, неширокая речушка. На самом краю пропасти стоит странная парочка. Светловолосый высокий мужчина держит за руку красноволосого юношу. Юноша стоит на краю на кончиках пальцев, всё его тело практически висит над пропастью. Он удерживаем только светловолосым. Если он отпустит его, то красноволосый упадёт вниз. Оба улыбаются. Красноволосый — напряжённо и зло, светловолосый — мягко и прохладно. — Не будь таким глупым, Каманоске. Ты ведь спрятал заколку в мире духов, верно? Достойный наследник Мидори-сан, что сказать. Отдай мне её. И я вытащу тебя. Поверь, эта вещь не стоит твоей смерти. — Да ну? Правда вытащишь? — недоверчиво щурится Юри. — И в покое оставишь? — Ну, ты от меня многого требуешь, — смеётся мужчина. Внезапно его лицо теряет всякое выражение, становясь бездушным ликом прирождённого убийцы. — Ты должен понимать, насколько важен мне. Я никогда не оставлю тебя. — А я никогда не оставлю попыток сбежать от тебя… Аах! Юноша невольно вскрикивает, когда кусочек земли, в которую упирались его ноги, обваливается, и он падает вниз. Ах, нет, светловолосый продолжает держать его за руку. Кажется, ему не составляет никакого труда держать на весу над пропастью парня. — Каманоске, Каманоске, я никогда не замечал за тобой самоубийственных стремлений, — весело пожурил его убийца, снова улыбаясь. Юри тяжело дышит, опустив голову и крепко зажмурив глаза. Он чувствует его — тёплый взволнованный взгляд, словно солнечный лучик по коже. Саске. Всё-таки Коуга молодцы, научились преодолевать такие атаки. Вот и Сарутоби смог восстановить подвижность тела и добраться сюда. И нашёл ведь его! Хотя это как раз не удивительно, попросил, небось, какую-нибудь зверушку с хорошим нюхом. Главное не это, а то, что ветер дует к Сарутоби, а значит он остаётся незамеченным. Юри уверен, Саске всё слышит. Это хорошо. Он вовсе не хотел, чтобы так всё обернулось, но что уж теперь поделать? Придётся выкручиваться. Глубоко вздохнув, Каманоске резко подтягивает обе ноги к груди, распрямляет их, отталкиваясь от стены обрыва. Взлетает в воздух выше своего врага, рывком освобождает руку. Наслаждаясь искажённым яростью ошеломлённым лицом, падает вниз, улыбаясь легко и свободно. «Мама… Мы скоро встретимся с тобой снова. Саске, прости, тебе придётся принести грустную весть Санаде и остальным. Сайдзо… Я, правда, любил тебя… Интересно, будет ли кто-нибудь оплакивать мою смерть?» *** Рыжеволосый ниндзя смотрел, едва дыша от шока, как падает вниз хрупкое тело. Он откуда-то знал — Каманоске падает с улыбкой. Он всё слышал. И почти всё понял. Ужас осознания — самый страшный из страхов. Прольются ли слёзы по его щекам — не главный вопрос. Душа всяко будет скорбеть по бесбашенному Ветру Санады Юкимуры. Но будет ли принято верное решение? И как долог путь к истине?