Посчитай

Скорее всего, что-то было и раньше. Совершенно точно - было. Но Дженсен решает: нужно начинать отсчет с эпизода, который он помнит больше, чем на три с половиной процента. Да, считать надо с отеля на Джуно-Бич. …Они меньше всего похожи на мирную группу отдыхающих, и спонтанная вечеринка в баре дает это понять всем в радиусе двух-трех миль. Особенно хорош фейерверк, но администратор общих восторгов почему-то не разделяет, и ближе к трем Лузеры сворачивают бурную деятельность и переходят к более спокойному отдыху. Клэй и Роук удаляются с тремя девчонками, а Дженсен терпит неудачу, пробуя подкатить к милой блондиночке. Уже на вопросе «как тебя зовут» случается грандиозная лажа: выясняется, что он с ней успел повеселиться накануне. Старине Дженсену достается пощечина и порция насмешек от этих так называемых друзей. - Это могла быть шутка, - говорит Дженсен, - почему у женщин такое плохое чувство юмора? Кугар, который в кои-то веки предпочел женское общество обществу бутылки (обычно он умело совмещает - внимания Кугара успешно хватает на все), пожимает плечами. Он сидит, развалившись в плетеном кресле и закинув ноги на стойку. Рядом с его вытянутыми ногами и расположился Дженсен, жалуясь на горькую участь в основном левому сапогу Кугара. - Где бы найти женщину, которая будет меня ценить, - мечтает Дженсен, - Ну, таким как есть, понимаешь? Кугар снова кивает. - Такую серьезную, спокойную... Кугар показывает большой палец. - Молчаливую... Кугар дает салют бутылкой. - Понимающую... ну прям как ты! Кугар опять кивает и хорошо прикладывается к бутылке. - Небритую и в шляпе! - со всхлипом добавляет Дженсен и ржет до слез, не удерживает стакан и роняет его на пол. Мирно спящий в гамаке, натянутом тут же, на террасе, Пуч открывает один глаз, мутно смотрит на осколки, бурчит: - Найдите себе комнату, придурки, - и переворачивается на бок. - Нельзя так напиваться, - говорит Дженсен утром. Точнее, в то странное время суток, когда после бурной ночи они все сползаются за общим столом и вроде как завтракают - каждый в меру своих возможностей. Дженсен, например, борясь с дурнотой, всасывает апельсиновый сок через трубочку, памятуя о живительной силе витамина С. - Зачем люди вообще пьют? Доходишь до скотского состояния, а на утро еще и чувствуешь себя дерьмом пеликана. Решено, я больше не пью. Никогда. Дженсен старательно не смотрит на Кугара. Настолько старательно, что замечает только, как тот сидит, надвинув шляпу на глаза ниже обычного, и, возможно, попросту спит. Пуч с аппетитом трескает омлет, Клэй загородился от всех газетой, а Роук активно накачивается кофе, периодически зыркая на Дженсена покрасневшими глазами, явно выбирая момент, чтобы посоветовать ему заткнуться. Тут по лицу Пуча пробегает какое-то странное выражение, он быстро дожевывает, и: - Мужики, что вчера было! - отвратительно бодро говорит он. - Пуч, просто заткнись, - с неожиданной экспрессией говорит Дженсен, - или я расскажу Роуку, кто наблевал ему в ботинок. - А кто? - удивляется Пуч. - Отлично, значит, я и тебе расскажу! - Так, - рычит Роук. - Кто наблевал в мой ботинок? - Дженсен, ты мудак, - грустно сообщает Пуч. - Я в курсе, - тоскливо отвечает Дженсен и снова совсем не косится на Кугара. Они целовались, будто решили взять первый приз в неком соревновании по самым безумным и жестким поцелуям, и Дженсен отчетливо помнит, как готов был сделать что угодно, лишь бы последовало продолжение, но когда, запутавшись в ногах, они грохнулись на кровать, и Кугар попытался расстегнуть на нем джинсы, чертову молнию заело. А они действительно были скотски пьяны, руки тряслись у обоих, в глазах двоилось, и пока они, мешая друг другу,терзали чертову собачку, волосы Кугара зацепились за дужку очков, он дернулся, и сраная молния прищемила Дженсену кожу. Через пять минут нелепых телодвижений, ора и звучавшего совсем неромантичного даже на испанском мата (хотя в происходящем с самого начала романтичного было не больше, чем в рожающем ките) Кугар лишился изрядной пряди волос, Дженсен - остатков самоуважения, а они оба - какого-либо запала продолжать. Потом Дженсен уполз блевать в сортир, и это последнее, что он помнил. Он просыпается еще пьяным, но уже соображающим (на его вкус даже слишком), как может быстро линяет из номера, оказавшимся его собственным, и два часа с риском утонуть (его рубает каждые две минуты), валяется в бассейне. У Дженсена саднит губы от чужой щетины,и его выворачивает наизнанку от мысли о том, что они с Кугаром пытались сделать. Плюс ко всему Кугар успел поцарапать ему шею своим ужасным кольцом, и теперь Дженсен выглядит так, будто пытался покончить жизнь самоубийством, перепилив себе горло щипцами для сахара, да и чувствует себя также. Можно сколько угодно валить все на пьянку, но не после каждой пьянки просыпаешься и понимаешь, что пытался перетрахаться с лучшим другом, и неизвестно, что хуже - сам факт, или то, что ничего не получилось. Действительно, отсчет имеет смысл начинать именно оттуда. Дальше следует блаженный период отрицания, и лишние мысли, рефлексии, ненужные желания и прочая фигня не лезет в голову Дженсену несколько месяцев. Почти совсем не лезет, и, кажется, все-таки проходит меньше полутора месяцев, прежде чем они приезжают в Нью-Йорк. Конечно, они снова были пьяны до невменяемости - и здравствуйте, десять минут крайне бестолковой возни в углу в ночном клубе, куда их притащил Роук. (Роук когда-то помог владельцу клуба выпутаться из темной истории, и теперь он ссытся при виде Роука и автоматически ставит бесплатную выпивку ему и всем, кто приходит вместе с ним.) Ошалевшие от неонового света, музыки и выпитого, они вывалились с танцпола и вроде как собирались выйти на улицу - то ли подышать свежим воздухом, то ли покурить травку. И тогда кто-то кого-то впечатал в стену, а потом наоборот - коридор, ведущий к заднему выходу,узкий и отлично подходил для таких упражнений. Вжимаясь друг в друга до невозможности дышать, ощущая чужое сердцебиение как свое, они лапались, как дорвавшиеся до первого в жизни секса подростки; Дженсен, задрав майку, исступленно шарил ладонями по плечам и спине Кугара, а тот вцепился зубами ему куда-то в ключицу. Наутро у Дженсена сильно ноет запястье, потому что ему пришлось выгибать руку под очень специфическим углом, чтобы забраться Кугару в штаны. Ну и потому, что кто-то прошел по коридору, и они рванули в разные стороны с такой скоростью, что бедная кисть Дженсена чуть не осталась прямо в штанах Кугара, на память об этом, блядь, историческом событии. От воспоминаний снова то ли ужасно плохо, то ли чудовищно хорошо, но они оба ведут себя, как ни в чем не бывало, и в принципе, совершенно справедливо, ведь и под присягой не скажешь, что что-то было. Что-то было еще через несколько месяцев. И Дженсен особенно отмечает для себя тот случай – ведь они были трезвы. (Адреналиновый приход не считается.) После очередной заварушки, сгрузив коробку с оборудованием, они дожидались остальных в старом форде. И прямо там, на заднем сидении, Кугар потянул Дженсена к себе, а он с готовностью, которая его самого изумила, влез к нему на колени. Его трясло, он промазал, когда первый раз потянулся за поцелуем; от возбуждения Дженсен ничего не соображал, и только терся о Кугара жадно и бессмысленно, видя отражение своего безумия в его расширенных зрачках. Но Дженсен почти счастлив, что Пуч прервал их, (и абсолютно точно счастлив, что Пуч предупредил о своем приближении по связи), потому что еще пара минут - и Дженсену пришлось бы остаток миссии провести в мокрых штанах. Потом начинаются спецэффекты последствий - губы снова исколоты, Дженсен нервно облизывается, чувствует чужой вкус, и его снова прошибает, и до самого отеля он почти все время молчит и мечтает только о холодном душе. Если честно, в копилке не так уж много эпизодов, но количество не всегда ходит рука об руку с качеством. По крайней мере, Дженсену за глаза хватает того, что было, и в особенности, того, чего не было, хоть это и звучит смешно. Совсем не смешно то, Дженсена каждый раз начинает мутить, когда он пытается думать, почему их так кидает друг к другу, когда контроль летит к чертям, что с этим делать, и нужно ли делать что-то вообще. Или стоит просто забить и терпеть, когда хочется просто лишний раз положить руку на плечо (не говоря уже об остром желании сжать волосы в кулаке и укусить за шею, оставив такую же отметку, какой наградил его Кугар тогда в Нью-Йорке; нет, совершенно точно не стоит о таком говорить). Нужно ли одергивать себя, когда они трясутся в грузовике и можно лишнюю секунду чувствовать плечом чужую кожу, прежде чем грузовик накренит в другую сторону? Значит ли что-то взгляд Кугара, которым он провожает Дженсена с вечеринки, если ему везет уйти с девушкой? Список вопросов растет с каждым днем, а молчание никогда не было сильной стороной Дженсена. Он понимает, что не может ничего поделать, его неостановимо затягивает во что-то, что он не знает, как назвать, и не хочет никак называть; когда-нибудь он спросит в лоб, а Кугар посмотрит на него с полным непониманием. Хорошо, если будет не слишком поздно, и Дженсену не захочется разбить голову о стену. Но чем дольше он откладывает разговор, тем больше растет вероятность, что будет именно слишком поздно, и Дженсен ненавидит себя за это, а еще за то, что продолжает юлить и врать самому себе, ведь, похоже, уже давно слишком поздно, откуда ни считай.