Проклятие

      Долги́, беды и похороны — вот почему родичи терпят друг друга. Грета и Демнок Лэнники не были исключением: в последний раз племянница видела его совсем маленькой, запомнив только черную дорожную накидку и белоснежную бороду, торчащую из нее. Впрочем, и он, завидев аккуратно уложенное на алтарь тело, признал ее не сразу. Какие чувства испытывал варлок, никто разгадать бы и не смог: может быть, страх и сочувствие, а может быть, ничего.       Молодой парень человечьего рода, что принес ее на руках, протягивает Демноку зеленый конверт. Седой колдун пальцем нащупывает печать и не глядя сковыривает ее: герб Академии он узнает с закрытыми глазами. В зале призыва тускло горит факел, потому только свечение дредвудского посоха помогает разобрать мелкий косой почерк.       — Здесь три листа писанины, дай мне суть. — Варлок поворачивается к юноше. Тот испуганно потеет и блестит на скудном свету.       — Грета была в экспедиции у алтаря, ведущего на внешний круг...я ничего не знаю, вроде как ее проклял демон и она заморозила себя, что бы замедлить свою смерть. Вся группа спасалась бегством, они забрали ее. Это Магистр велел связаться с вашим порталом и просить о помощи.       Маг совсем запыхался, выпалив все на одном дыхании. Еще совсем ученик, он не был готов к тому, что окажется перед лицом самого известного демонолога современности. И, конечно же, не хотел расстроить его еще больше, чем текущие обстоятельства. Гонец, принесший дурную весть...       — Этот магистр? — Варлок махнул конвертом, выводя из раздумий.       — Да, этот. — Подтвердил маг.       — Иди вниз, найди себе место. — Человек в спешке вышел за дверь, с непривычки сильно ею хлопнув. Чужой замок часто кажется настоящим лабиринтом и он понятия не имел, куда именно должен двигаться.       Вообще, залов для призыва у Демнока два. Первый, и самый используемый их них, находился в катакомбах, темный и надежно защищенный от таких понятий как «войти» и «выйти» без разрешения; второй зал представлял из себя высокий колодец с окном на потолке, с кострищем и алтарем — все удобства, собранные в одном месте. Здесь открывались порталы для условно-дружественных существ, то есть для тех, кого не нужно сдерживать цепями и печатями.       Прямо сейчас существо, призываемое лишь в нижнем зале, должно быть призвано в верхнем. Выбирать не приходится и варлок шепотом вдыхает жизнь в давно остывшие знаки. Вязкое заклинание произносится совсем тихо — если говорить громче, можно лишиться голоса на долгое время. Краска на полу горит и лишь одного слова не хватает в этом узоре. «Эредар» — шепчет Демнок и ритуал завершается. Фигура теневого демона возникает в условной клетке напольных символов, пришелец изучает пространство вокруг себя. Оценив обстановку, не встречая какого-то ни было ограничения, задает вопрос:       — Что все это значит?       — Я хочу, чтобы ты снял проклятие с Греты, если ты на это способен. — Варлок невозмутимо указывает на тело, но демона так легко не провести.       — Она так важна для тебя? — хмыкает, — Что же я получу взамен? Ничего не дается бесплатно, если ты понимаешь, что я имею ввиду.       — Ты уже мне кое-что должен, если ты понимаешь, что я имею ввиду. Я освобожу тебя от твоего долга. Это будет справедливо, как ты считаешь?       Кому как не демонологу знать, насколько глубоко в душу может смотреть демон? Каждое чаяние, каждый страх и надежду он видит насквозь, а ведь знание — сила. Эредар недобро ухмыляется и Демнок чувствует, что вот-вот проиграет. Одним самообладанием тут не отделаешься, сама природа живых очень уязвима к эмоциям. Оба это прекрасно понимают.       — Думаю, будет справедливо. — Наконец произносит демон и переступает границу призывного круга. — Принеси воду и уходи.       За то время, что Демнок отсутствовал, Эредар успел осмотреть девушку, все так же неподвижно лежащую на холодном камне. Женщина-оглоди могла бы показаться милой кому-нибудь из своих, но люди заметно отличались от их племени, а Эредару так вообще было плевать на такие понятия, как внешняя привлекательность. Сила — вот что почитают демоны, силу они признают за красоту настолько, насколько вообще возможно. Остатки холодной магии, сковавшие ее тело, действительно вызывали интерес. Демон взял безжизненные руки в свои, отогревая своей собственной аурой. Процесс шел достаточно туго — лед замедляет и противится всякому воздействию одинаково. Природа проклятия все еще ускользала, важно было отогреть девицу так, что бы оттепель не позволила порче развиться до точки невозврата. Склонившись над ее лицом почти вплотную, Эредар прикрыл веки. «Иди сюда» — позвал он. В тот же момент нечто откликнулось на его зов и он дернулся: фантомная пентаграмма обжигала зрачки даже после раскрытия глаз.       — Lucifash! — Ненависть и досада в равной степени смешались в утробном рычании. Узнав руку своего заклятого врага, выполнение договора теперь становилось делом престижа. Теневой демон любил вершить свои дела без промедления, считая такие длительные способы убийства барской блажью, за которую его противник поплатится хотя бы в этот раз. Столетиями вынужденный скрывать помыслы от бывшего повелителя, Эредар ненавидел любые отлагательства. И разумеется, тайно завидовал тому, кто мог себе это позволить.       — Я уже умерла? — Едва очнувшись, Грета узрела перед собой демона, ничуть не более безобидного чем тот, что ее проклял. Эредар силой не позволил ей сорваться и терпеливо произнес:       — Ты еще жива и находишься во владениях Демнока Лэнника.       Оглоди явно не признавала ритуального зала, в котором оказалась. Впрочем, вернувшийся варлок поставил все на свои места. Объяснив, что это существо — единственный ее ключ к спасению, он, не глядя на нее, удалился. Само «существо» даже прониклось частицей уважения до хладнокровия Демнока: оно тоже ценится демонами, ибо то есть сила управлять собой.       — Как ты поможешь мне? — Поинтересовалась девушка. — Кажется, это чувство все нарастает и я боюсь потерять разум прежде, чем погибну.       — Ненависть — та страсть, что порождает подобные печати. Тот, кто сделал это с тобой, был не в самом лучшем расположении духа. При том он почти не знает себе равных ни в своей силе, ни в своем гневе. — Начал объяснять демон. — Единственный способ разбить эту метку — погасить ее обратной страстью. — Он вздохнул, совсем как живой. — Вот этим мы с тобой и будем заниматься.       — Этим — это чем?       — Вожделение — обратная страсть для множества деструктивных чувств. Это поможет, я уверен.       Ледяной пот прокатился по телу, и без того побитого лихорадкой. Страх сковывает, страх выбора из двух зол: медленно умереть либо прикоснуться к этому. Изможденная проклятием, Грета предпочла бы, чтоб существо изнасиловало ее, чем вело с ней диалог в попытке "подружиться". Эмпатия всегда была сильной стороной двуличного Эредара — видя все это смятение и почти упиваясь им, он уточнил:       — Отлежаться просто так не получится — если ты не пожелаешь меня, ничего не выйдет. К счастью для нас — все демоны похотливы и дело остается лишь в тебе. — Похожий на лапу диковинного зверя, мощный хвост покачивался в такт словам, но волшебница только сейчас заметила его. И без того жуткое впечатление стало поистине ужасающим. Тем временем, ее нужно было успокоить, расслабить и заставить добровольно вступить в эту связь. «Заставить добровольно» — любой, даже самый мелкий демон, знаком с этой политикой практически в совершенстве. Но, одно дело, когда речь идет о суккубе или инкубе, а другое…       — Мое имя Эредар. Если для тебя это важно, то я обаятелен и умен. — Понимание, что вести ее нужно уверенно, пришло само собой. — Позволь мне. — Обращенная к верху ладонь предлагает опору. После некоторой задержки, девушка берется за нее и садится, свесив ноги с каменного алтаря. Руки демона теплые и сухие — не самое худшее, что она ожидала.       — Мне более тысячи лет, количество языков, которыми я владею, не поддается счету. — Невольно вспомнились отрезанные языки разочаровавших его слуг. — И я неплохо пою. — Последний пункт мог бы быть лишним, однако девушка едва заметно улыбнулась. Нервно, но все же результат. — Хочешь, я спою что-нибудь для тебя? — Чуть тише голос, чуть ближе к ней.       — Спасибо, не надо. — Болезненная дрожь прошла по ее телу и в белых глазах затаилась другая тревога. Он заметил.       — Глубоко вдохни и выдохни. Таак...а теперь постарайся передать словами то, что тебя гнетет. Я пойму.       О, насколько живые любят этот трюк! Он срабатывает не всегда, но большинство из них живет в таком одиночестве и душевной изоляции, что подобное действо для них как целебный бальзам. От того выдают они демонам свои самые потаенные мысли, что не могут, или думают, что не могут поделиться ими друг с другом. Ханжество, гордыня и еще много будоражащих демонический ум вещей разделяют их, заставляя этих самых демонов кормить; тысячи раз он слышал эти слова:       — Мне страшно, Эредар. Я боюсь смерти, честно, боюсь. — Девушка поежилась. — Боюсь, что все закончится так рано. — Ее голос оборвался.       — Я верю. Если тебе интересно, то я ощущаю все то, что чувствуешь ты. Каждую крупицу твоего страха, сомнения, даже холода. У тебя ведь мерзнут ноги, верно? — С этими словами он наклоняется, чтобы поднять ее озябшие конечности обратно, но вместо этого кладет их к себе на колени. Тепло его тела и легкое массирование вызывают определенно положительный эффект: прикосновения достаточно приятны, но при этом позволяют сохранить необходимую для комфорта дистанцию.       — Если демоны чувствуют нас, то почему от них столько проблем? Почему так происходит?       Эредар некоторое время думает над ответом.       — Живые и демоны — порождения разных по своей природе миров. То, что для вас греховная страсть — служит нам пищей. Алчность, ненависть, зависть — суть та же энергия, но более тонкая, чем тепло или свет. Всем движет энергия и у нее тысячи форм, мы же питаемся тончайшими из них. Ты не поверишь, Грета, но в мире, где я был рожден, жадность и гордыня восходят так же, как у вас восходят пшеница и овес. Да-да, не удивляйся. Внешние миры — это совсем не то, что вы себе представляете в своем неведении. Выжженная пустыня с котлами для грешников? Как бы не так!       — Что же вам мешает оставаться дома и питаться там? — Естественное любопытство почти затмило страх и поглощало волшебницу все сильнее.       — Неурожай. Конкуренция. Иногда теснота, иногда — скука и одиночество. Рано или поздно каждый сталкивается с голодом и тогда возникает желание сбежать туда, где «трава зеленее», в миры живых. Туда, где других демонов крайне мало, где можно кормиться и почти не знать нужды. Питаться...разнообразно. Представь, что ты не ела бы ничего, кроме пшена, всю свою жизнь? Вырваться в материальный мир…мечта для многих из нас. — Демон не заметил, как его речь стала естественной, а его слова, которые она хотела бы услышать, совпадали с тем, что он хотел бы рассказать. — Мы не заставляем вас делать то, чего вы не хотите, ибо питаемся не самим пороком, а его вкусом. Суккуб никогда не насилует человека, таким образом голода не утолить. Он скорее поможет развить свою сокрытую распущенность, затем сведет его с человеком невинным и будет пировать рядом с ними, упиваясь и похотью, и виной, и стыдом.       Грета молчала. Повествование собеседника заставило ее задуматься о некоторых вещах, которые казались ей понятными с самого детства. Находясь в паре шагов от смерти, она хмурилась от размышлений на совершенно другие темы.       — А чем привык питаться ты сам?       — Жаждой власти, по большому счету. Иногда желанием силы или золота — это очень близкие друг другу страсти.       — Да уж, власти, наверное, хотят все. — Задумчиво произнесла девушка — Вот ты говоришь, что вы помогаете нашим страстям развиться в нечто...большее. Получается, извратить можно кого угодно?       Неожиданный вопрос застал Эредара врасплох, но он решил ответить по существу.       — Порок — есть загнанное в глухой угол желание, гнетущее до тех пор, пока его не исполнят, не отпустят, либо пока оно не выродится в извращение, грязное и разрушительное. В то, что вы всегда приписываете нашему вмешательству. Вы кормите свои души надеждами на богатство, всеобщее уважение и любовь. Не получая желаемого, тонете в жадности, тирании и похоти. Хочешь защититься — исполняй свои желания, не требуй многого. Все зависит только от вас, а вы боитесь даже попытаться. Самая благодатная, и чуть ли не единственная почва, на которой мы возделываем грех — это ваши мечты. А теперь посмотри наверх. Видишь?       — Что там? — Спросила волшебница, глядя на кусочек ночного неба.       — Еще совсем темно, но через пару часов начнет светать. Я должен успеть спасти тебя до этого времени. Тогда солнечный свет и вода смоют с тебя остаточные следы проклятой печати.       — Я…       — Тише — произносит Эредар, прикладывая палец к ее губам. Он слышит, как ее пульс учащается. Специфичный запах оглоди не похож на человечий, но демон распознаёт и его. Он замечает, как его голос и прикосновения медленно очаровывают, она почти смирилась с тем, что он овладеет ею.       — Знаешь, все девушки любят целоваться — Она укладывается обратно на алтарь. — А у тебя совсем нет губ...Прости, не знаю, зачем я говорю это.       — Закрой глаза, просто закрой.       Грета повинуется исходящему от демона жару, ощущая силу его объятий, прикосновения рук до лица и волос. Его естественный запах больше всего напоминает жидкий асфальт, но девушка не знает, что это такое, и просто вдыхает его, с удивлением отмечая, что он вовсе не ядовит. Фиолетовые пальцы снова и снова касаются губ, ненавязчиво лаская их сначала снаружи, а затем, и изнутри — она запоздало замечает, как размыкает их. Движения его аккуратны и выверены: они замедляются до тех пор, пока не вызовут ответ. Приятное и абсолютно бесстыдное, по мнению Греты, проникновение прекращается, капелька слюны оседает в уголке рта, из которого срывается едва заметный разочарованный стон. Длинный, скользкий язык проталкивается вовнутрь, минуя барьеры брезгливости и отвращения.       Понимание того, что демон целует ее, но целует по-своему, приходит немного позже. Когда ласка спускается к шее, оставляя за собой мокрый след, слышится шепот:       — Тебе стоит всего лишь поддаться. — Кажется, учащенное дыхание Эредара бьется прямо у нее в горле. — Я знаю тебя лучше, чем ты сама.       Девушка под ним начинает ерзать.       Демон хочет все сделать удачно с первой попытки, от того шепот его все более откровенен.       — Попроси меня — Говорит он. Горячая ладонь стремится под подол, скользя все выше и выше по внутренней стороне бедра. — Мне нужно твое разрешение.       — Пожалуйста…       Ну, и этого достаточно.       «Почему так давно никто не любил тебя, никто не касался тебя?» — Грета извивается, полураздетая, бесстыдно раздвинув ноги. Всего пара движений, для пробы, но она отчаянно просит не отнимать руки. «Как пожелаешь» — вторит ей демон, потакая нахлынувшей страсти. Довести до пика не избалованную плотскими утехами Грету оказывается на удивление просто. Не давая перевести дыхание, Эредар наскоро берет ее, завершив свою партию под ритмичные вскрики. Слегка перестарался, однако дело сделано.       Кажется, краснокожая девица этого еще не поняла. Она удивленно тянется за отстранившимся демоном, совершенно забывая о задранном платье. Его извращенная фигура больше не отталкивает ее.       — Эредар? — пальцы касаются рудиментов, на ощупь изучая паучьи сочленения.       — Большего и не требуется, теперь жди. — Отзывается тот, совершенно не ожидая женских объятий со спины.       — Но ведь ничто не мешает нам...побыть вместе еще немного? — Теперь уже она шепчет ему, прижимаясь всей грудью, охватывая своими цепкими руками.       — Мне это ни к чему.       Едва отраженный утренний свет касается дна колодца, демон, хранивший молчание долгие часы, поднимается. Кадка с ледяной водой выливается на задремавшую девушку безо всякого сочувствия, более того — с очевидным злорадством. Та, естественно, кричит от неожиданности.       Вот теперь точно все.       — ДЕМНОК. — Эредар должен быть уверен, что колдун услышит его. Не проходит и минуты, как хозяин замка приходит на зов, собранный и в полном облачении.       — Ты закончил? — Спрашивает демонолог. Оглоди переглядываются между собой.       — Закончил, мой долг исчерпан. — Отвечает демон. — В другой раз мы встретимся врагами и я не скажу, что не рад этому.       Лишь густую тень замечают маги перед тем, как потусторонний гость покидает их.       Лишь отвращение испытывает Грета, все еще чувствуя демонические прикосновения на своей коже и внутри себя. Такая дрянь не забывается.       А старый варлок, разменявший свой самый сильный козырь на жизнь племяшки, облегченно выдыхает. Она никогда не оценит искусство, которому он посвятил свою. Но она так похожа на мать и это греет его сердце даже сильнее, чем власть над сотней порабощенных демонов.