Это просто такая русская традиция...

На город медленно опускались зимние сумерки. Сгущающаяся чернильная мгла тяжелой глыбой наваливалась на окна гостиничного номера, а мелкие, сухие, колкие снежинки бомбардировали стекла с едва различимым мелодичным звоном. Подобная обстановка действовала успокаивающе, вводила в сонное оцепенение, отнимала всякое желание что-либо делать. Вот и постоялец, мужчина лет двадцати семи, блаженно вытянулся на широкой кровати, раскинув руки и ноги и любуясь своим отражением в зеркальном потолке. Неизвестный и в самом деле был хорош, как Аполлон: длинные, до плеч, золотистые локоны небрежно разметались по подушке, голубые глаза томно поблескивали на его загорелом, порочном лице, которому трехдневная щетина и волевой подбородок придавали особую, эротичную мужественность. Бесстыдно обнаженное тело — из одежды на незнакомце были разве что обтягивающие белоснежные боксеры с напечатанной на самом выдающемся месте красной розой — радовало глаз рельефной мускулатурой и ухоженным видом. Одним словом, мужчина обладал внешностью этакого "сладкого мачо" и коварного ловеласа, разбившего не один десяток женских сердец. Впрочем, он и был таковым. Франциск Бонфуа — так звали незнакомца — по происхождению своему был француз и полностью оправдывал самые расхожие стереотипы о своей нации, по крайней мере, самый главный из них. Бабником он был катастрофическим. Через его постель прошли десятки красавиц (впрочем, злые языки утверждали, что и красавцами он не брезговал) самых разных возрастов, комплекций, национальностей и рас: и изысканные француженки, и темпераментные итальянки, и субтильные азиатки, и фигуристые негритянки, и даже промелькнула одна арабка (после чего Франциску пришлось в спешном порядке делать ноги от ее взбешенного мужа). Блондинки, брюнетки, рыжие... Все они экстатично выгибались под ним, стонали, охали, нежно вздыхали, царапали ему спину в порыве страсти, прикусывали мочки его ушей и... и вообще делали много чего приятного. Уж кто-кто, а Франциск умел обходиться с прекрасным полом. Однако со временем молодому плейбою и этого показалось мало. Ему хотелось притока свежей крови, новых лиц, неизведанных ощущений... Одновременно с этим приказал долго жить Советский Союз и рухнул "железный занавес". Не так давно из сердца бывшей "L'Empire du Mal"* вернулся коллега и хороший знакомый Франциска. В дружеской беседе за бутылкой отличного коньяка тот восторженно, взахлеб расписывал Бонфуа все прелести и особенности этого загадочного края. Но особые панегирики возносились, конечно же, тамошним женщинам: ослепительно красивым хохотушкам с невинным взглядом, отдающимся "так жарко, как в последний раз". "C'est charmant, mon cher ami", — цокал языком Франциск, пробуя на вкус новую порцию прозрачной, янтарно-золотистой жидкости. "C'est charmant...".** Одурманенный восторгом приятеля, в полной мере передавшимся ему самому в той беседе, Бонфуа сложил два и два и пришел к единственно верному, по его мнению, решению в данной ситуации. Так он и оказался здесь, на широкой кровати люкса помпезной московской гостиницы в историческом центре. Надо сказать, француз был довольно сильно разочарован. Слишком разителен был контраст между суровой реальностью и карамельно-лубочными фантазиями, в которых он утопал, пристегивая ремень безопасности на самолете рейса "Париж-Москва". Франциск буквально млел от всплывающих в его сознании картин и жмурил глаза от удовольствия. Вот он, продираясь сквозь вековые сугробы, спасает златовласую красавицу от разъяренного медведя, а она одаряет спасителя своими объятиями и поцелуями; вот он сидит в бревенчатом домике где-то в глухой тайге, смотрит на огонь в глиняной печи, а статная девушка с длинной косой, подмигивая, приносит ему горшок пельменей, стопку блинов с красной икрой и запотевшую бутыль водки — той загадочной огненной воды, один глоток которой делает из человека настоящего безумца; вон он лежит, голый, разгоряченный, на полке в бане, где стоит адский жар, а его яростно, с гиканьем, хлещет раскаленным веником нагая девица (от этой фантазии у Франциска, ярого БДСМ-щика, сладко заныло в паху)... Каково же было его удивление, когда он сошел с трапа и столкнулся с реальностью. Он продирался сквозь толпы хмурых, мрачно и бедно одетых людей, месил ногами хлюпающую снеговую кашу пополам с солью — словом, то, что нельзя было назвать настоящим снегом, трясся от холода в дребезжащем такси... Да и обстановка вокруг, как отметил Франциск, больше напоминала каменные джунгли, чем бескрайнюю тайгу из его фантазий (он даже не встретил на улице ни одного медведя). Да и сам люкс, где обосновался Бонфуа, хоть и был хорош, но таковых было полным-полно и в его родном Париже. Желаемых новых ощущений, кроме пронизывающего, влажного холода, от которого спасала только отопительная батарея в номере, не было. К счастью, хоть в одном Франциска не обманул его приятель, которому он уже намеревался... кхм... высказать в нецензурной форме все, что он о нем думает, по приезду на родину. Женщины тут и в самом деле оказались невероятно красивыми, в чем он уже успел убедиться, закрутив интрижку с хорошенькой горничной. Узнав ее имя — небесное создание звали Анна — и подивившись ее великолепному знанию французского (лишь глухой, "северный" акцент выдавал ее происхождение), Бонфуа пригласил ее провести с ним вечер. Как он и ожидал, девушка согласилась и пообещала прийти в девять, когда заканчивалась ее смена. Франциск посмотрел на часы: шесть вечера. Надо было поторопиться с приготовлениями к встрече. Следующие несколько часов прошли в сплошных хлопотах. Хоть Бонфуа и знал пару-тройку базовых фраз на русском, ему стоило невероятного труда достать все необходимое. Франциску пришлось чуть ли не на пальцах объясняться с официантами ресторана на первом этаже гостиницы, чтобы они доставили ему в номер вино, шампанкое, красную икру, креветки, разнообразные фрукты, прочие деликатесы, обязанные ему помочь поразить воображение девушки, и корзину красных роз. На цены он не обращал внимания: зарплата главного инженера крупного автомобильного концерна позволяла ему это сделать. Кроме того, он хотел обставить намечающееся свидание с истинно русским размахом: наверное, сказывалось влияние окружающей его обстановки. Получив, наконец, все необходимое, Франциск извлек из недр своего чемодана привезенный еще из Франции "арсенал соблазнения", и понеслось... Фигурные ароматизированные свечи зажглись в самых разнообразных местах: крупные — на низеньком журнальном столике (где были причудливо разложены и деликатесы), мелкие — на всевозможных полках, тумбочках и даже на блестящем паркетном полу; загадочный темный флакон с едва различимой надписью "Aphrodys..." Франциск распылил в воздухе, особое внимание уделяя тяжелым бархатным бордовым шторам с золотыми кистями: уж такие точно должны долго держать аромат; кассета с самыми романтичными композициями была вставлена в магнитофон, несколько раз проверена на исправность, а громкость — отрегулирована так, чтобы музыка не раздражала слух, а воспринималась фоном; великолепное белое джакузи наполнилось водой, в которой плавали кроваво-алые лепестки роз... Оставшееся время Франциск старательно намывался в душе, брился и одеколонился, после чего он, освеженный, натянул на себя черный, с иголочки, смокинг с кипенно-белой рубашкой и воровато сунул в карман брюк пачку презервативов. Теперь-то блондин мог позволить себе расслабиться. Одобрительно улыбнувшись пухлощекому купидону с картины, висящей над кроватью, Франциск потушил верхнее освещение, оставив только вычурное бра. Медленно опустившись в мягкое, глубокое кресло перед столиком, он посмотрел на часы. Без пятнадцати десять. Франциск снисходительно улыбнулся: уж эти женщины... Никакого понятия о пунктуальности. Но ничего: он джентльмен, он подождет. Он будет королем этого вечера. Как и многих других. Однако почему у него так бьется сердце? Ведь это просто горничная... Его размышления прервал тихий стук в дверь. Франциск встрепенулся: это могла быть только виновница описанного выше переполоха. Обуянный охотничим азартом, он грациозно встал с кресла, открыл дверь — и сладострастно улыбнулся. Он не ошибся: перед ним была его Анна, девушка особой, несовременной, практически не сохранившейся в природе красоты. Казалось, ее облик приняла сама Россия: сказочная, сельская, патриархальная... Сложно было понять, что именно делало из пришедшей копию былинной Ярославны. То ли слабо заплетенная, с выбивающимися прядями, толстая льняная коса по пояс; то ли наивные лазоревые глаза под соболиными бровями, излучающие усталую нежность на круглом, несколько скуластом лице, не знавшем загара; то ли цветущий, женственный стан, так неумело спрятанный под несколько кинематографичной униформой горничной (наглухо закрытым черным платьем, едва прикрывающем колени, да жестком, накрахмаленном фартуке поверх него), в которой Бонфуа уговорил прийти ее... Понятно было только одно: этот цветок ждал от него, Франциска, решительных действий. — Добрый вечер, моя дорогая Аннет, — низким, бархатным голосом вымолвил он, встал на одно колено перед девушкой и поцеловал ей ладонь, чем сконфузил ее донельзя. Щеки Анны покрылись смущенным румянцем, и она застенчиво улыбнулась, отводя в сторону взгляд. — Я приглашаю вас в сказку, — добавил он, галантно беря под руку красавицу и подводя ее к журнальному столику, мимо россыпи маленьких свечек, горящих мягким, теплым светом в бордовом полумраке номера. — Присаживайтесь, — указал ей Франциск на кресло, — в ногах правды нет. Анна последовала его совету, с колоссальным изумлением и восхищением рассматривая стол, буквально ломившийся от редких, изысканных яств. — Ради вас — все сокровища этого мира, мадемуазель, — снисходительно улыбнулся Франц. Ему явно льстил этот по-детски восторженный взгляд собеседницы. — Поверьте, это было совсем не трудно... — Не трудно?? — воскликнула Анна. — Да вы — настоящий герой, если сумели достать все это!.. — начала было она, но прикусила язык. Ей не хотелось сейчас рассказывать постороннему о бедственном положении страны. Как и вспоминать о голых полках в магазинах и гигантских очередях за самым необходимым. "Вот так всегда, — промелькнуло в ее голове, — для чужих — напоказ все, а своим...". Но она весело улыбнулась, отогнав от себя грустные мысли, такие неуместные в этой пропитанной романтикой атмосфере, и несмело оторвала светло-зеленую ягоду от виноградной кисти, словно спрашивая на то разрешение. Франциск незаметно усмехнулся: его уже начала забавлять скромность Анны. "Мда... Это сколько ж вина на такую нужно израсходовать, чтобы раскрепостить... Хорошо, хоть с запасом взял. Хотя кто их знает, этих русских", — лениво размышлял он, откупоривая бутылку. — Предлагаю поднять бокалы за наше знакомство! — Бонфуа, галантно улыбаясь, лил в тонко украшенные сосуды темно-вишневую, почти черную жидкость. — Специально для вас! Настоящее коллекционное "Мерло" двадцать девятого года, напрямую из Франции! Игривый смех девушки, хрустальный звон бокалов, обжигающе-маковый вкус вина, судорожный выдох... — А я никогда не была во Франции, — протянула Анна, подперев ладонью чуть раскрасневшееся лицо. — Расскажи мне, какая она? — О, поверь мне, она очень многогранна... Франциск заливался соловьем. Он самозабвенно, страстно, отчаянно жестикулируя, рассказывал о прекрасных парижских улицах, запруженных самыми современными машинами, облепленных всевозможными магазинами и кафешками; об аромате свежеиспеченных круассанов и кофе на Монмартре, о зеленых, сказочных лугах Прованса, о жарких пляжах Ниццы... Низкий, звучный, проникновенный голос, накладываясь на легкую, ненавязчивую саксофонную музыку, обволакивал сознание девушки, очаровывал ее все сильнее. Франциск же, подбадриваемый восхищенным взглядом собеседницы,в котором отражалось пламя свечей, распалялся все больше, и как-то совершенно незаметно для себя перескочил на свою военную службу в Алжире*** : боевые ранения, свист пуль над головой, изнуряющая жажда, нападения диких животных во время ночевки... Анна уже смотрела на него с каким-то благоговейным трепетом — так, как смотрят только на героев, что невероятно льстило Франциску, хотя его еще и в проекте не было, когда началась эта война. Но он все равно чувствовал себя королем: даже такая невероятная его ложь увенчалась успехом: в глазах русской запрыгали бесовские огоньки, рука ее неосознанно потянулась к пуговицам лифа платья. "Она готова, — похабно улыбался Бонфуа. — Ведь все девочки любят героев..." — Но что же я все о себе да о себе... Давайте о вас, — галантно предложил Франциск. — Обо мне? — изумилась Анна. — Но у меня ничего интересного нет... Правда... — А все же? — прищурился француз. — Меня с самого начала занимало ваше превосходное владение французским. Где вы такому научились? —Так я на втором курсе иняза учусь, — простодушно пояснила девушка, — а здесь я работаю, чтобы оплачивать себе обучение. — Ах, мадемуазель... — протянул Франциск, одаряя собеседницу чеширской улыбкой. — Ну вот зачем вам учиться, работать? При вашей необыкновенной красоте... Вас сама судьба обязала быть женой миллионера... Или императора. Анна засмеялась, снова зазвенели бокалы, разговор начинал течь все более непринужденно. В какой-то момент Франциск поймал себя на том, что его взгляд и мысли сами собой сбиваются с лица девушки на расстегнутый лиф ее платья, приоткрывающий молодые, крепкие, сочные груди. Их белая, упругая на вид кожа так и манила Франциска прикоснуться к ним, ощутить их тяжесть в своих ладонях, сжать их... "Почему мы все еще сидим здесь?" — думал Бонфуа. Анна оживленно рассказывала о чем-то, пробуя на вкус красную икру. А как ему хотелось взять этот дар моря и покрыть им нахально белеющие груди девушки! Он чуть с ума не сошел, представив себе, как он будет по крупинке снимать икру с ее персей языком, лаская им набухающие пуговки сосков... — С вами все в порядке? — вывел его из забытья нежный, журчащий голос. —Что? Я? Ах, да, — отозвался француз, поймав себя на том, что он уже довольно долгое время пялится на бюст Анны.— О, а вот и заиграла моя самая любимая песня! Я приглашаю вас на танец, — изящно выкрутился из ситуации Франциск, подавая девице руку и помогая ей встать с кресла. И они оба закружились в танце. Вернее, это даже не было танцем в привычном его понимании: с отточенными движениями, сменой позиций и прочим. Они просто прижимались друг к другу, положив руки на плечи, чуть покачиваясь, наслаждаясь гитарно-саксофонными переливами. "...Музыка тебя заворожит, Эммануэль, стоит лишь закрыть глаза..." "Да, да..." — расслабленно думал Франциск. Он с нетерпением ждал, когда его русоволосая Эммануэль с разгоряченным от вина лицом закроет глаза и полностью отдастся ему во власть. Вот она уже кладет голову ему на плечо, ее тело доверчиво обмякает в его объятиях... Руки француза опускаются все ниже и ниже, ощущая соблазнительные изгибы талии, но его и не думают одергивать. Он уже был возбужден до предела. Как наркоман при виде вожделенной дозы, как хищник, учуявший кусок мяса. Еще и в голове начала звучать невесть откуда взявшаяся задорная песенка по девочку Анни, обожающую сосать анисовые леденцы ****. Не понимая, что он делает, он наклонился к уху партнерши, вдыхая терпкий запах ее духов, и прошептал: —Я... хочу тебя… — Да... — ответила было Анна, но внезапно отшатнулась от него, словно протрезвев, тряхнула головой и оперлась рукой на шишку в углу кровати. — Нет, подожди!.. Я так не могу... "Девственница, что ли?" — промелькнуло в голове Бонфуа, и он сладостно облизнулся. Девушки, не знавшие мужчины, составляли для него особый интерес. — Просто понимаешь... У нас в стране парень не может овладеть девушкой, не испив с ней перед этим водки, — глаза Анны хитро блеснули. — Это такая старинная русская традиция. Говорят, если ее нарушить, то ничего не удастся... И я в это верю... — продолжила она, достав из внутреннего кармана плоскую фляжку.— Вот. —Какая странная традиция... — пробормотал Бонфуа. Но у него не было возможности долго размышлять. Он хотел стоящую перед ним девушку до боли в паху, а его отделяет от обладания ею только какое-то исполнение простенькой традиции! Решительно отобрав у Анны фляжку, он зубами открыл ее и сделал оттуда довольно внушительный глоток. И едва не задохнулся: казалось, он проглотил жидкий огонь, воняющий силикатным клеем. Франциск невольно закашлялся, из глаз потекли слезы. Но зато, придя в себя, он без проблем смог направиться с Анной в душевую. — Вот это да... — восхищенно воскликнула девушка, оглядывая раскинувшееся перед ней бело-розово-золотое великолепие ванной комнаты. — Неужели это все для меня? — игриво спросила она, скидывая с себя платье. Впрочем, внезапно Франциску стало не до открывшихся перед ним прелестей. У него неприятно закололо под сердцем, онемели конечности, и он ничком рухнул на пол, держась за грудь... Отчаянно закружилась голова, перед глазами запрыгали черные мушки... Краем мутнеющего сознания Бонфуа успел зацепить склонившееся над ним лицо девушки, после чего провалился куда-то во мрак... *** — Наконец-то вырубился, слава яйцам, — прокомментировала Анна, найдя и обезвредив перед этим все камеры наблюдения. — Все-таки клофелин — мощная штука. А если с алкоголем, то это вообще пиздец. Как бы не сдох он тут у меня... — девушка взяла за запястье лежащего без сознания француза, пытаясь нащупать пульс. — Так, вроде жив... О, шикарно! Настоящий "Ролекс"! Думаю, за него можно получить неплохие бабки, — воскликнула девушка, снимая с запястья мужчины тяжелые золотые наручные часы. — Твою ж мать! Этот засранец меня чуть не изнасиловал... Но сам он смазливенький так-то был, ничего так. Но как же он меня достал... Самодовольный индюк. А все же классно я разыграла перед ним роль тупой до усрачки дуры. Мне прям в театральное подавать можно. Давай, петушок, покажи мне, что у тебя еще есть, — она начала обыскивать его карманы. В конце концов, ей удалось выгрести оттуда немного интересных запонок с драгоценными, как ей показалось, камнями, пару кредитных карт и десять тысяч франков наличными. — Круто... На черном рынке можно будет дорого обменять. Отдам хозяину его долю — и все будет о'кей. Вот только надо придумать, где заначку сделать, чтобы Ванька мой ее не нашел. Ведь пропьет же, скотина, — тут Анна грустно вздохнула. — А остатки пиршества я заберу с собой... Такие деликатесы на дороге не валяются, — тут девушка сгребла в вытащенный из кармана черный полиэтиленовый пакет дефицитные в то голодное время фрукты и морепродукты. — Ладно, фиг с ними, потом отмою. После этого она протерла вымоченной в воде Францисковой рубашкой все предметы, к которым прикасалась, и со всем награбленным добром, замирая от боязни высоты, ободрав колени, вылезла из окна, спустившись вниз по водосточной трубе, благо окно выходило не на оживленный проспект, а на безлюдный парк, где в это время не было никого. И, едва не умирая от холода, пустилась со всех ног к условленному месту встречи, где ее уже ждал человек, которого она называла "хозяином". Золотой "Ролекс" Франциска показывал полвторого ночи. ————————————————————— От автора: * — "L'Empire du Mal" - "Империя Зла" ** — "C'est charmant, mon cher ami, c'est charmant" - "Это прелестно, мой дорогой друг, это прелестно" *** — Война в Алжире - имеется в виду война за независимость Алжира от Франции, начавшаяся в 1954 году. **** — Песня об Анни — отсылка к творчеству известного французского шансонье Сержа Генсбура