Тот, кого не понимают

Если говорить правду, Алекс никогда не смущался, когда его звали монстром. Он и взаправду, с самой ранней юности, был чуток чудаковат. Немного отчужден, немного замкнут, но все-же, кто бы не стал подобным при его-то образе жизни? Никто, пожалуй, а может и все – трудно судить остальных, когда сам в себе не разобрался. Дезмонд же был странным, явно странным. Он находил Алекса привлекательным, он улыбался и постоянно по утрам лез к нему целоваться, гладил его по вечно спутанным черным волосам, хмурился, когда Мерсер в какой-то там раз за день натягивал капюшон вне зависимости от погоды. Это было глупо, Майлс точно не тот, кто должен его судить – сам ведь, гаденыш, сбежал из хорошей семьи, которая любила его, сбежал, а у Алекса и того не было. Не было матушки, что звала бы отчаянно, не было отца, что любил бы не смотря ни на что. Мерсер смотрит в такие моменты на Дезмонда с едва скрываемой злостью, но капюшон все же снимает – и в ответ его любовник смеется, и почему-то очень хочется поцеловать проклятущий шрам на губе. Иногда Алекс чувствует пустоту. Ту самую, которая возникает, когда маленький ребенок отшатывается от тебя, испуганно глядя под капюшон, ту самую, когда сестра поглядывает с опаской - и ту, когда не на кого надеяться. В такие моменты Мерсер чувствует, что он один-одинешенек, черт подери, на всем белом свете – и почему-то именно в такие моменты неподалеку оказывается Дезмонд, что точно муха на мёд, прибегает к нему и начинает с гаденьким смешком в начале трепать по волосам, а после – вовсе щекотать. Словно бы он не знает, что Мерсер не боится щекотки, словно бы забывает, что тот всегда фыркает в ответ и в итоге начинает щекотать его самого – и в подобные моменты Дезмонд сгибается в три погибели, смеясь и одновременно плача, и почему-то Алексу становится легко-легко, словно бы отошли все горести и отпустила любая, даже самая крепкая боль. - Не грусти, - выдыхает в этот раз со смешком Дезмонд, доставая дешевую позолоченную цепочку и застегивает её на шее Алекса, юркая пальцами под капюшон и одновременно мило клюя того в щеку. - А то в следующий раз тебе чай пересахарю. И будешь ходить сладкий-сладкий. Мерсер лишь фырчит в ответ, а Майлс ухмыляется своей самой обворожительной улыбкой, буквально вальсируя в гостиной, где они были до этого. - Идиот, - пробурчит в ответ Алекс. И, сжимая в пальцах тонкое плетение, мягко улыбнется в пустоту.