Поверь в себя

      Время, когда всё ещё можно было изменить, давно прошло. Погрязая во лжи, человечество все четче осознаёт свою беспомощность. Лицемерие. Власть. Деньги. Все это поглощает и без того слабые отголоски справедливости и доброты. Мир меняется — меняются и люди. Стараясь облегчить себе жизнь, они придумывают и создают всё новые и новые изобретения, которые, впоследствии, очень часто заменяют им нечто более важное. То, с чем сотни лет жили предки. То, что передавалось из поколения в поколение. То, что делало человека человеком.       Многое уходит. Потребности меняются, а вместе с ними меняется и сама жизнь. Еще столетие назад мир представить себе не мог того, без чего сейчас не обходится ни один день. Все стало иначе.

***

      Московское метро, как и всегда, было до отказа забито людьми. Полицейский патруль лениво взирал на толпу, неспешно прохаживаясь вдоль стен: там, где еще была толика свободного места.       В центре города, словно на поле битвы, нельзя терять бдительность.       «На окраине куда спокойнее», — со вздохом подумал юноша, вытирая вспотевшую от духоты ладонь о рукав серого пальто. Зажав между пальцами ткань, он, медленно продвигаясь в потоке людей, посмотрел вдоль эскалатора снизу вверх, окинув беглым, жалеющим взглядом горожан. Наконец-то шагнув на едущую ступеньку, молодой человек едва подавил еще один вздох. Положив руку на ползущую линию перил, он меланхолично, будто нехотя стал считать горящие желтым светом круглые фонари на высоких ножках. Раз за разом одно и тоже. Но это никогда не надоест.       Тряхнув головой так, что светло-русые пряди отросших волос упали на лицо, юноша улыбнулся. Немного грустно, но с теплой любовью. На раскрасневшихся щеках появились едва заметные ямочки. Да, он действительно любит своих жителей, всех: богатых и бедных, детей и взрослых, воров и тружеников, — он всеми силами пытается им помочь, но пока все тщетно.       Кто-то, торопясь добраться до выхода из подземки и перепрыгивая через ступени, толкнул так, что пришлось сильнее сжать убегающую вперед черную полоску перил, чтобы сохранить равновесие и не оступиться. Но печальная улыбка не исчезла с губ, а в серо-зеленых глазах не было ни злости, ни раздражения: лишь отстраненность и сожаление.       Быть сильным всегда сложно. Держать в своих руках все и сразу, неустанно следить за действиями других городов и стараться не растерять своенравность всей страны — слишком много того, что требует внимания. И где-то была допущена грубейшая ошибка. И как теперь все изменить? Как сделать так, чтобы было как прежде?       Глядя на параллельно подымающийся поток людей, юноша краем глаза заметил руку в светлой перчатке, осторожно ощупывающую карман на чужой тряпичной сумке. Девушка в вязаной шапке, которой и принадлежала рука, делала вид, будто пристально рассматривает поручень. Без лишних движений. Без лишних эмоций. Простая, уже приевшаяся будничная жизнь. Сердце кольнула обида.       Александровский сад. Красновато-коричневые стены Кремля и серый тающий снег у их подножия. Быстро, не обращая внимания на гул автомобилей, стоящих в пробке, юноша шел по давно изученным мощеным дорожкам к Кутафьей башне. Ныне резная и невинная, когда-то она служила преградой врагу, в минуты опасности защищая сердце Москвы.       Золоченый купол колокольни Ивана Великого возвышался над соборами. Переведя взгляд с блестящего в мутном небе креста вниз, паренек увидел в толпе людей знакомую фигуру, неподвижно стоящую с поднятой вверх головой.       — Россия. — подойдя сзади и коснувшись ладонью плеча, тихо окликнул юноша высокого мужчину, с задумчивой полуулыбкой смотрящего на белые стены церкви Иоанна Лествичника.       — А, это ты. — тот шире улыбнулся, но не отвел взгляда. — Я не думал, что ты уйдешь под вечер. Так много работы. — он напевно тянул слова, влюбленно пробегаясь взглядом по темным колоколам, висящих на самом верху.       — Да, я знаю.       Они стояли молча, разглядывая стаю черных ворон в нависшем над городом свинцовом небе. Каждый думал о народе, и мысли их были схожи. Существуя бок о бок многие сотни лет, они научились понимать друг друга.       — Ты что-то хотел, верно? — фиолетовые глаза внимательно посмотрели на раскрасневшееся от холода лицо.       Москва лишь упрямо поджал губы и отвел глаза, не решаясь что-либо сказать.       — Ты похож на загнанную в угол собаку. — Россия усмехнулся и жалеючи провел рукой по золотистым волосам своей столицы.       Покачав головой, тот все же тихо ответил:       — Я запутался.       — Ничего, бывает. — понимающе кивнув, мужчина по-отцовски улыбнулся. — Но это не повод для того, чтобы опускать руки.       — Сейчас я не могу понять, что мне делать. Люди все меньше доверяют мне.       — Ты столица Великого Московского княжества, Русского царства, Российской Империи…       — Тогда ты предпочел Петербург, оставив меня.       — Не я это решаю. — Россия развел руками, а Москва горько усмехнулся. — Но дело не в этом. Случались ситуации и труднее, ты вспомни.       — Я не хочу это вспоминать.       — А ты вспомни. — тягучие слова, однако, прозвучали очень твердо. — Нельзя жить только настоящим. Вспоминай ошибки и переосмысливай их.       — Жить прошлым — тоже не выход. — юноша посмотрел на страну колким взглядом.       — Ты разучился слушать. — со строгостью в голосе произнес мужчина, чуть сжав волосы на затылке юнца, которые до этого нежно поглаживал. — Надо жить всем временем: не забывая прошлого, не пренебрегая настоящим и планируя будущее. Я думаю, мне не имеет смысла говорить о том, для чего это надо. Каждое мгновение имеет свою ценность. Не думай, что только у тебя возникают такие проблемы.       — Ошибки прошлого слишком обременяют.       — Помня о них, ты будешь стараться не допустить подобное вновь. Ты же меня понял? — Россия вновь тепло улыбнулся и, развернувшись, медленно побрел в сторону Тайницкого сада.       — Да. — юноша последовал за ним.       В задумчивом молчании они неспешно шли по дорожке вдоль черных деревьев и наблюдали за тем, как темнеет вечернее небо.       — Знаешь, Россия… — со вздохом произнес Москва, вытянув вперед руки и потянувшись. — Я рад, что сейчас весна.       — С чего бы это? — натянув на подбородок шарф, мужчина заинтересованно и немного насмешливо посмотрел на столицу.       — Так как же: начало новой жизни. — юноша рассеянно улыбнулся.       — Не смеши. Я не думаю, что что-то кардинально изменится.       — Но ты же сказал, что… — он качнул головой и остановился, с непониманием уставившись на мужчину.       В уголках фиолетовых своих глаз тот удерживал смешок-улыбку.       — Всегда есть и будут люди, недовольные властью. Ты часто хочешь понравиться всем, но такого никогда не случится, ведь это только отталкивает. Ты и без меня это знаешь, но только понять почему-то не хочешь, пустая твоя голова. Ты растратил веру в себя. Вспомни Вторую Мировую.       Москва напряженно сжал кулаки.       — Нет, ты вспомни. Вспомни боль, вспомни страх, обиду и кровь, пролитую под твоим городом. И вспомни ликование людей, когда все это закончилось. Тогда ты верил в себя.       — Ты думаешь, что если я поверю в себя, то и горожане поверят… в меня?       — Тогда люди, — Россия, чуть сузив глаза, повернулся к юноше, — верили в тебя, поэтому ты верил в себя. Отплати им той же монетой. Поверь в себя.       — Думаю, я смогу сделать это. — глаза сверкнули решимостью и светлой верой. Старые, уже много повидавшие глаза, которые так не шли к мягким чертам юного и румяного лица.       — Давай, давай. — Россия широко улыбнулся. — Никогда не поздно что-либо менять.       — Спасибо. — улыбнувшись в ответ и кивнув, Москва, махнув на прощание рукой, быстро зашагал по мокрому снегу, отдалясь от своего собеседника.       Тот лишь перекрестил его вслед.