Дорожная история

Время летело незаметно. Вот только, кажется, началась неделя... Лестер едва вспомнил, что должен позвонить родне и предупредить. Разговор с мамой вышел сумбурный, он так боялся сказать лишнее, что почти не обратил внимания на ее осторожные вопросы. И только положив трубку, сообразил: она все поняла. За всеми положенными словами и сожалениями о поломке как-то незаметно прозвучало, что мальчик-то вырос, и у него теперь своя жизнь. Он не стал думать на эту тему, отложил на время. До тех пор, пока не останется один в своем привычном мирке, где нет места безумным страстям и вездесущим любовникам. В Энтауне все было иначе. Лестер четко проводил черту между собой здешним и тамошним. И которым он был настоящим, он затруднился бы ответить сам, но рядом с Майком однозначно более живым. Сначала Лестер боялся заскучать. Постель замечательное место, и в ней можно довольно долго развлекаться, но не ею же единой… На деле им оказалось просто некогда разговаривать. Они не могли насытиться друг другом, расстаться, разлепиться хотя бы на какой-нибудь паршивый час. Итан приходил ругаться. Его усы смешно шевелились над тонкой верхней губой, а вот смысл слов ускользал, растворялся в эйфории близости. Майк смущенно улыбался и пытался уверить компаньона, что вот завтра обязательно… Что нужно было Итану от Майка, Лестер не понимал. Честно пытался отправить того в ангар, не представляя, как будет убивать несколько часов кряду, но Майк и сам не горел желанием куда-то идти. – Будем считать, что у меня отпуск, – постановил он и нырнул под одеяло. Минет выбил глупые мысли из головы Лестера. Майк, Итан… Разберутся, не маленькие. Возвращаться домой не хотелось. Он отчаянно изыскивал причину остаться, находил, и не одну, но с сожалением отбрасывал очередной вариант – себя не обманешь. Отношений как таковых и не было. Собираясь, Лестер утешал себя тем, что ему теперь есть что вспомнить. Майк молчал. Хмурился и молчал, наблюдал, как он складывал вещи в багажник. Тишина была вязкой и противно давила на барабанные перепонки. Лестер сел в машину. Сквозь опущенное стекло посмотрел на Майка. Хорош, стервец! Прощание затягивать не хотелось – и так тошно. Можно, конечно, вылезти, сказать пару банальностей, обняться, наверное, даже урвать поцелуй… Но горло перехватило соленым спазмом, и он просто опустил глаза. Нужно всего лишь повернуть ключ в замке зажигания и нажать на газ. На колени лег белый лист бумаги. Не визитка, нет. Просто небрежно выдернутая страница из блокнота. – Джерри, если вдруг… Я буду рад. Лестер сглотнул. Кивнул, но так и не поднял глаза на Майка. Мотор взревел неожиданно громко, и «Тойота» сорвалась с места. Листок под порывом ветра улетел куда-то вправо. Это было неважно, совсем неважно. Звонить он никому не собирался. Дорожные приключения должны оставаться коротким ярким воспоминанием, они для того и нужны, чтобы разнообразить скучную обыденность. Через день после возвращения Лестер окунулся с головой в съемки. Через пять – отыскал застрявший под сиденьем листок. На десятый день, вечером, кляня себя последними словами, – позвонил. Отдавая себе отчет в нелогичности и непоследовательности собственного поведения, набрал написанные синими чернилами цифры. И чуть не бросил трубку, исходящую унылыми долгими гудками. Невозможно! – Хелло, – раздался вдруг в ухе голос Майка. – Привет, – все, что смог выдавить из себя Лестер. Сердце заполошно металось по грудной клетке, воздуха в легких не хватало. – Джерри! Джерриджерриджерриджерри! – кричал Майк и вдруг почти жалобно сказал: – Я чуть с ума не сошел… Зачем я тебя отпустил? Альтруист хренов. – Майк, – произнес Лестер и улыбнулся, все как будто встало на свои места. – Майк! Я скучал. Он напрасно боялся, что говорить им будет не о чем, что они слишком разные, и из общего у них только постель. Никогда еще Лестер так не радовался своей ошибке. С Майком можно было говорить обо всем. Никто, ни один человек не смог бы назвать его ограниченным. Они болтали часами обо всем. Это стало почти традицией: после тяжелого дня устроиться на диване, потягивать сок или колу и говорить обо всем. Лестер плавился от его голоса и время от времени позволял себе некоторые вольности, пока не был пойман самим Майком на горячем. С тех пор вечера стали гораздо интереснее. На работе коллеги пытались зазвать Лестера на вечерники, но менять общение с Майком на бессмысленное времяпровождение он не собирался и всегда отказывался. Как ни странно, такое поведение хорошо работало на имидж одиночки и затворника. И режиссер был им очень доволен. Картина, по его словам, обещала выйти отличной. Лестер сомневался. К роли он был почти не готов. Едва успевал учить слова, вел себя на площадке по меньшей мере странно – то страдал по Майку, не желая звонить, то впадал в эйфорию от общения с ним. Камеру не обманешь, зрителя тоже. Он опасался, что эта роль станет для него самым крупным провалом, но изменить ничего не мог – слишком сильные чувства испытывал сейчас, и никакое мастерство, никакие ухищрения не могли этого скрыть. Подумать только, до этого момента он считал себя профессионалом, умеющим отделять личное от всего остального. Наивно верил, что может справиться с любыми обстоятельствами, просто задвинув их на задний план. Но жизнь расставила все по своим местам. Лестер смирился: что еще оставалось делать? Едва закончились съемки, он рванул в Энтаун. Несколько сумасшедших дней, снова проведенные в койке, немного привели в чувство, и он вернулся обратно более собранным и неплохо отыграл в антрепризе. Критики сдержанно хвалили. Самооценка медленно, но верно поползла вверх. Вскоре должна была состояться премьера дорожной истории. Лестер сомневался в успехе, но контракт обязывал присутствовать там и там. Пришлось снова оставлять Майка одного… И как ни странно, такая жизнь начала нравиться. Появился некий якорь, некая константа, человек, к которому хотелось вернуться всегда. С которым можно было поговорить обо всем, кроме собственно съемок и ролей, но, черт побери, именно это в Майке и притягивало больше всего! Актеру всегда трудно найти кого-то, кто бы интересовался исключительно его личностью, всегда где-то в глубине сидит крохотный червячок сомнения: а я ли нужен? Да и слишком часто люди проводят знак равенства между актером и его ролями. С Майком такого быть не могло по определению. До Рождества все дни были расписаны по минутам. Вырваться хотя бы на день – Лестер готов был нанять даже частный самолет – не удавалось. Удивительное дело, но премьера фильма, где у него была главная роль, восторги зрителей и похвалы прессы почти не радовали, а воспринимались досадными помехами. Отчаянно хотелось перестать бежать по кругу, выскочить из надоевшего цикла и не ощущать себя, наконец, хомяком в колесе. Хотелось к Майку. Он бы лежал рядом и рассказывал про очередную тачку, которую Итан увел из-под носа конкурентов. Эти истории можно было слушать бесконечно. Приправленные здоровой иронией, сдобренные изрядной порцией юмора, их можно было бы записывать и издавать. Сам процесс реставрации Майк освещал скупо, понимая, что «Джерри» будет сложно понять. Лестер был благодарен за такую чуткость и понимание. Услышав как-то раз их с Итаном обсуждение ремонта, он проникся уважением к обоим. Майк был высококвалифицированным инженером-механиком и знал о своих тачках, наверное, все. Начиная от истории создания и биографии конструктора. Восстановленные машины, от которых порой невозможно было оторвать взгляд, слету находили новых владельцев среди коллекционеров и просто очень богатых людей. Лестер иногда задумывался: не приобрести ли одну из них? И с сожалением понимал, что такие игрушки не для него. Отдать сто-сто пятьдесят тысяч за редкое авто и затем поставить его в гараж, чтобы любоваться, изредка выезжая? Лучше просто любоваться. И наблюдать, как из груды ржавого железа рождается чудо. К концу декабря разговоров с Майком стало катастрофически не хватать. Да, они болтали каждый вечер и иногда даже больше чем по часу. Да, они почти в совершенстве освоили виртуальный секс, но на одном суррогате продержаться три месяца ой как сложно. Как ни представляй, что это чужая рука скользит по телу, но тактильные-то ощущения никто не отменял. До одури хотелось живых прикосновений. Он заранее поговорил с мамой, предупредил, чтобы на это Рождество его не ждали. Сказал, что купил подарки всем и передаст при первой возможности, имея в виду в общем-то почтовую доставку. Не верил, что сможет доехать сам – в отсутствие времени он бы все равно выбрал Майка. Мама поняла все правильно. – Сынок, – сказал она, – я рада за тебя. Наконец, у тебя появился кто-то, с кем ты можешь проводить праздники. Признаться, меня уже начало беспокоить твое одиночество. Кто она? Вы бы могли приехать вместе, пусть не на само Рождество, чуть позже… Как раз у отца день рождения. – Мама, – Лестер прижал трубку к уху. Ладонь взмокла, и он боялся, что телефон просто выскользнет из нее, – мама… – Милый? – Не она, – Лестер все-таки решился, – он. – Да? Тогда приезжай с ним. Надеюсь, он достойный человек, раз делает счастливым моего сына. Отцу я сама скажу. Не переживай. – Спасибо. Радость от разговора с мамой была так велика, что Лестер едва сдержался, чтобы не подпрыгнуть на месте или выскочить из дома и пробежать пару раз вокруг. Энергия била ключом и требовала выхода. Он взглянул на часы – звонить Майку было еще рано, не стоило пока его отвлекать. Иногда возня с железками требовала предельной сосредоточенности, и потому Лестер пошел в душ. Там можно было всласть помечать о скорой встрече, расслабиться под теплыми струями и представить, что это руки Майка путешествуют по намыленному телу. Он уже вытирался, спешно промакивая воду полотенцем и торопясь поскорее спуститься вниз – миссис Донован обычно косо смотрела на опоздания к обеду, – когда вдруг нащупал под мышкой, ближе к спине, небольшое уплотнение. Оно ощущалось под кожей небольшим шариком и не было ни болезненным, ни хоть как-то заметным другим способом. Хотя в зеркале – Лестер повернулся спиной и обнял себя руками, чтобы было лучше видно – уже была заметна выпуклость. Для человека, у которого оба деда умерли от рака, это было почти приговором. Он непослушными пальцами повернул дверную ручку и вышел. Несмотря на теплый махровый халат, Лестеру все равно было холодно. Он невидяще посмотрел на миссис Донован, сообщил ей, что обедать не будет, и поднялся в кабинет. Нужно было позвонить врачу и договориться насчет обследования.