Again..

Когда он исчезает в толпе, она лишь коротко кивает ему, частично понимая его выбор, как и принимая. Мужчина уходит, а она старается забыть его выкинуть из головы, жить, как раньше, но выходит плохо. Она часто думает о нем, иногда он ей снится. Короткие, рваные куски, образы приходят во сне и будоражат память, не дают покоя. Она не понимает, глушит эмоции, с головой погружается в обязанности, зацикливается на своей новой миссии, и часто это спасает. Но они встречаются. Снова. Короткая перепалка с разбойниками, рыскающими по пустыне. Непонятно, как Максу Рокатански удается оказаться в самой ее гуще. Он замечает знакомую фигуру, суровый, сосредоточенный взгляд и что-то жутко неприятно екает внутри. И хотя женщина явно сама прекрасно справляется с напором, ему хочется подойти, помочь, но он не успевает. Пуля со свистом врезается в женскую плоть, прошивает ее насквозь, заставляя тело согнуться пополам. Макс хватает ее, оттаскивает из толпы, опускает на землю. Он зол, он в ярости, сжимает кулаки так, что белеют костяшки, и, кажется, ему страшно. Он не понимает этого порыва, этих эмоций. Давно забытых, забитых в дальний ящик. Он приказывает ей не закрывать глаза, голос почти срывается на крик. Яростный, истошный. Но она не слышит. Лишь видит сквозь прикрытые веки этот навязчивый овал лица, улыбается из последних сил, поднимает руку, ведет указательным пальцем по щеке мужчины. Так непривычно, но так нежно, как никогда раньше не умела и, возможно, не знала, что умеет. Теперь она все понимает. И ничего не боится. Дорожка крови застывает на его коже, когда рука Фуриосы безжизненно падает на песок. И что-то внутри него обрывается. Макса не глушат рыдания, не бьет истерика, лишь пустота, похожая на вакуум, с каждой секундой растет где-то там, где, как ему казалось, быть уже ничего не может. Он сцепляет зубы, поднимается, оставляя женское тело на песке, и идет прочь. Мужчина считал, что все иначе. Считал, что хуже быть не может. Что он разучился чувствовать. Фуриосе требовалось умереть, чтобы доказать обратное. Зато теперь все на своих местах. Как обычно. Все, что дорого ему, обречено на страдания. Однако, главное страдание всё же остается ему самому... Он не может спасти, не может сберечь. Теряет не в силах что-то сделать. И вынужден жить с этим. Точнее не жить. Существовать...