Старше

— Я не хочу! Отпусти! — орала во все горло неугомонная Ванда. — Поставь меня назад! — Но ведь ты умрешь, если останешься, — в недоумении произнес Вижн, даже не собираясь раздумывать над сим вопросом. — Альтрон сказал то же. — Может я хочу умереть?! — она со всей мочи ударила его в грудь. — Ненавижу вас! Не-на-ви-жу! — кричала она, ударяя его еще сильнее, будто он нанесенного ему вреда ей станет легче перенести смерть брата. Но Вижн не слушал ее. Верно, ведь его мозг был слишком занят более важными делами, чем выслушивания крика и тщетных попыток объяснить всю бренность существования без родной кровинушки. * * * — Нет! Хватит! — Алая Ведьма совсем не хотела идти к психологу вновь. Сколько раз уже она ходила туда? Раз 20-30? Со счету уже сбилась. Это был ее личный кошмар: обычно она без труда копалась в разумах людей, но тут объявился наглец, способный без сверхъестественных способностей пробраться в самые потайные уголки сознания девушки и поковыряться в ее мозге. Во-первых, это неслыханная наглость и самоуверенность, мол, «Я — психолог. Я все могу». Во-вторых, бесполезные попытки вернуть девушку к полноценной жизни без любой, даже мимолетной, несерьезной мысли о самоубийстве были настолько нелепыми и смешными, что порой это больше раздражало, чем вызывало снисходительную усмешку. — Мисс Максимофф, — ей улыбнулся местный психолог, молодой человек лет восемнадцати, не больше. — Вас слышно даже здесь. Войдя в кабинет, девушка лишь недовольно зыркнула на стоящую в дверном проеме Наташу, передернула плечами, вслушиваясь в тишину отвратительного, блевотно-зеленого кабинета, и села в кресло напротив, удостоверившись, что Романофф прикрыла за собой дверь: — Чего вам? — Я бы хотел задать вам еще пару вопросов, если вы, конечно, не возражаете, — многозначительно произнес психолог, помешивая ложку в чае. — Слушаю, — бросила она, уставившись в огромное окно в пол. — «Боже, Пьетро, как я хочу к тебе. Скорее бы». — Вам ведь наскучили эти занятия, не дающие никакого результата, верно? — подметил белобрысый, мимолетно посматривая на улицу, в ту же сторону, что и девушка. — Именно, — не отрывая взгляда от окна, еле слышно произнесла Максимофф. — Это последнее занятие, — произнес тот. — Потерпите еще минут пятнадцать и, обещаю, все закончится. Уверен, что мысль о самоубийстве у вас улетучится сегодня же, после окончания терапии. — Верится с трудом, — отреченно усмехнулась она, не намереваясь показывать, насколько она рада окончанию варки мозгов в этом противном котле. — Итак, начнем, — он для солидности порылся в кипе бумаг, лежащих на маленьком столике, — почему вы ни разу не использовали свою магию на мне? — с крайнем любопытством спросил психолог, выглядывая из-за бумаг. — Мне это ни к чему, — просто ответила Ванда. — Вы не желаете мне навредить, а наоборот: стараетесь помочь мне. То, что у вас не выходит, не значит, что вы не стараетесь сделать хоть что-то, — она улыбнулась и перевела свой взор на парня. — Верно? — Верно… — задумчиво протянул тот. — Вы ни на ком больше не употребляли свою магию со смертью брата? — последние слова он произнес очень тихо, словно лепетал, а не говорил, боясь разрушительной мощи Алой Ведьмы. — Нет, — не колеблясь ответила она. — А зачем? Все равно мне лучше уйти из этой жизни. Зачем оставлять дурной отпечаток в памяти людей? — она поерзала в кресле. — Тем более, магия словно покинула меня со… эм… Ну, вы поняли. — Хм… — психолог вновь, как и каждый прием, посмотрел на нее своим взглядом-сканером. — То есть мои занятия не помогли. Вы ведь понимаете, что это из-за психологического потрясения? Хотя должно было быть наоборот… — он обреченно опустил голову в бумаги. — Даже встречи с людьми, которых вы спасли, не помогли? — Нет, — твердо ответила брюнетка. — Простите, вы старались. — Да, вероятно… — он кинул взгляд на часы. — Сейчас все изменится. Вы доверяете мне? — Нет. — Но на последнюю процедуру согласны? — Да, пожалуйста, — ей уже нетерпелось свалить отсюда куда подальше. Но, если признаться честно, ей было так же очень интересно, что же придумал психолог на этот раз. Они вышли из кабинета. Пройдя немного по длинным коридорам, они оказались в огромном спортивном зале. Психолог, оставив Ванду одну с немым вопросом на губах, удалился. Ей удалось рассмотреть помещение: небольшое, раза в три меньше их полигона для тренировок, но просторное, с обычными баскетбольными сетками, футбольными воротами и прочими спортивными пренадлежностями. Но простояла она недолго. Вскоре дверь резко распахнулась. Ванда, проклиная чертового доктора и его дурацкие методы, обернулась на звук. Из двери подул нежный, теплый, мягкий и, кажется, пахнущий больницей, ветерок. Пронесясь мимо девушки и потрепав ее нерасчесанные несколько дней волосы, он остановился у противоположной стены. Не дав ей времени обернуться, тот самый синий уютный ветерок подбежал к ней сзади и, обдав своим горячим дыханием, спросил: — Угадай, кто? Ванда стояла на месте, не желая шевелиться вовсе: вдруг она проснется, а все это окажется сном? Такой родной, бархатистый голос, такой поющий, играющий, приятный, такой любимый. Ее плечи затряслись, из глаз покатился град слез. От чего-то захотелось кричать, орать во все горло, рыдать, не прекращая, рвать и метать, словно разбушевавшийся Халк. Но вместо этого она неподвижно стояла, сотрясаясь в немых рыданиях, содрогаясь всем телом, не имея возможности вдохнуть из-за вставшего в горле комка горечи и растерянности. Девушка не могла пошевелиться. Она не видела ничего перед собой: все плыло, словно в мутной реке. Наконец Пьетро обхватил ее обеими руками и уткнулся носом ей куда-то в шею. Она же, дотронувшись до руки брата, тут же отдернула ладонь, словно от огня. Но, привыкнув к столь родному теплу, Максимофф обернулась и, с полными слез глазами, взглянула на него, своего родного живого брата. Ванда дотронулась до щеки Пьетро своими ледяными дрожащими пальцами и провела дорожку до подбородка парня. Она нежно, словно боясь, что он рассыпется на ее глазах, проводила пальцами по его лицу: глазам, губам, лбу, вискам, носу, скулам, бровям. В ответ же он лишь поцеловал ее в макушку, втягивая запах волос сестры. Вскоре тишине пришел покой, ибо девушка начала истерично рыдать, потеряв все силы. Она не могла стоять, поэтому девушка вместе с братом опустилась на пол, где продолжала сидеть в объятиях такого любимого человека и просто плакать. — Кажется, ты теперь старше меня, — усмехнулся Пьетро, когда Ванда более-менее утихомирилась, продолжая лишь изредко всхлипывать сжимаемая в объятиях. — Нет, — произнесла она дрожащим голосом и, наконец, искренне улыбнулась. — Ты всегда будешь старше меня.