И когда вы хотели нам об этом сказать?

- Андрей Саныч? Что-то случилось? - с нескрываемым удивлением спрашивает Маринец, заметив, что все покинули её кабинет. И только Заваров остался, не сводя с неё взгляд. - Ну, и когда вы хотели нам об этом сказать? - вопросом на вопрос отвечает майор. В глазах читается куда больше слов, которые хочется произнести вслух. Вот только решительности даже у боевого офицера не хватает. Тревога с нотками боли. Такие глаза у него были только в первые дни войны. - Что? - вновь задаёт вопрос она. И правда не понимает, о чём идёт речь? Или просто-напросто не желает отвечать на его вопрос? Душа другого - потёмки. Если вы, конечно, не экстрасенс. Совсем недавно Заваров был готов сказать ей в лицо всё то, что думает о её отъезде. Был готов не скрывать абсолютно ничего. А сейчас, оказавшись с Маринец тет-а-тет, не решается даже произнести слова вслух. Будто от этого она быстрее исчезнет из этого кабинета. Он просто сдержанно разводит руками. Пытается каким-то телепатическими способом объяснить начальнице, что же он в самом деле желает ей сказать. Или всё же спросить? - А, Баранчук не вытерпел, - наконец понимает она. Андрей прожигает её взглядом, а она лишь изредка поднимает на него глаза. Будто боится, что он поймёт всё по глазам. - Я хотела вам об этом сказать, когда сама приму точное решение. - Ну, а чего решать? Поздравляю, - всё так же сдержанно отвечает он. Вроде, нужно радоваться, что начальницу оценили и вновь приглашают вернуться в Москву, с повышением. Вот только по-настоящему радоваться никак не получается. Заваров ещё мгновение изучает Маринец внимательным взглядом. А потом резко, уж слишком по-военному, разворачивается, готовясь скрыться за дверью. - Андрей Саныч, что-то не так? - окрикивает она его, не позволяя даже распахнуть дверь. - Вы же были не рады, что я приехала. - Так когда это было, Александра Анатольевна? - не поворачиваясь, отзывается Андрей. Хочется лишний раз взглянуть на Александру, вот только отчего-то не хватает решительности. Мужчина не привык, что женщина может разглядеть слабость в его глазах. Он привык быть непобедимым и несгибаемым. Таким воином, который один способен справиться со всеми невзгодами, одолеть всех врагов. Не зря ведь на шее носит кремень - символ стойкости. Вот только сейчас эта сила будто исчезла. * - А разве что-то изменилось? - нерешительно спрашивает Александра, покинув своё кресло и уверенно подходя к оперативнику. - А вы не думали, что ваше давление сиськами может привести к побочному эффекту? - мужчина резко разворачивается, только каким-то чудом не сбивая начальницу с ног. Их взгляды вновь встречаются, почему-то уже ничего не боясь. - Глупости какие-то говорите, - отмахнулась Маринец, на шаг отходя от Заварова. Остановилась в нескольких сантиметрах от него, но всё так же продолжила сверлить взглядом. - Почему же глупости? Всё очень даже серьёзно, - тут же отозвался Андрей. Он моментально притянул Маринец ближе к себе. И в ту же секунду накрыл её губы поцелуем. Нежным. Неторопливым. Но в то же время отчаянно-требовательным. Александра будто лишилась разума. Близость с этим отчаянным мужчиной буквально поработила её. Окутала туманом. Она даже не вздумала ему перечить. Просто погрузилась в его искренний поцелуй. Хотя, по идеи, должна была отчаянно сопротивляться. - Андрей Саныч, в руках себя держите! - опомнившись, Александра всё же высвободилась из объятий Заварова. Вот только рада ли она этому? - Я же говорю: побочный эффект, - совершено не сожалея о своём поступке, споконо отзывается Заваров. Он всё так же продолжает изучать женщину недвусмысленные взглядом. А через секунду подполковник оказывается зажата между стенкой и телом Заварова, которого она теперь точно не сможет сдвинуть с места. - Я лишу вас большой штуковины между ног, - недобро процеживает Александра сквозь зубы, бесполезно вжимаясь в стену. - Не утруждайтесь, я вчера разбил свой мотоцикл, - с улыбкой на лице, но всё же очень серьёзно произносит оперативник. Женщина решила сказать что-то язвительное, но губы её вновь утонули в нежном поцелуе. Руки Заварова начинают нахально скользить по прекрасному и такому манящему телу начальницы. Подол её платья будто сам по себе поднимается всё выше и выше. И Маринец даже не думала сопротивляться. Лишь сильнее прижималась к его рельефному телу. Всё увереннее и увереннее стягивала куртку с его плеч. - Я же говорил, что ещё никто не жаловался.