Волшебный Париж. Часть 1.

Январь 2015, Москва Это история о двух вещах - о Париже и волшебном мире Джоан Роулинг. Рассказчик твердо уверен, что волшебного в Париже - не меньше чем в мире Роулинг и реальности в мире Роулинг - не меньше чем в Париже. Теряться нужно уметь, причем лучше всего уметь теряться со «вкусом». Это легко понять. Например, потеряться в Париже «вкуснo» , а потеряться среди панельных домов Бирюлево – это не «вкусно». Так и Николь, типичной осенью, типичными каникулами и типичным осенним утром, проснулась около 10 утра. Присев на кровати она поняла , что бабушка уже отправилась изучать традиции в кафетерий отеля. Ее бабушка , как и каждое утро этой недели в Париже, выполняла свой ритуал, как она его называла «французский завтрак». Николь решила, что это парижское утро не создано для утреннего вояжа по социальным сетям. Бабушка, конечно, отдавая дань французским традиция, съедала на завтрак круасан и запивала его чашкой кофе, но по уже одной только ей ведомым традициям, по обыкновению, этим не ограничивалась, в ход шли еще с десяток круасанов, тарелка супа, горячее ,а в солнечные дни как этот, еще и добрая порция итальянской пасты с морепродуктами. Поэтому она была уверенна, что имеет в запасе еще часа два. Наскоро одевшись, оценив свои кеды, джинсы и голубую толстовку по шкале «французскости» от 1 – 10, на твердую и позорную двойку, выскочила из отеля. Если Париж действительно - самый романтичный город на земле, то увидеть это можно, наверно, только через линзы кинокамер итальянских фильмов 60х. Притормозив на крыльце, Николь на минуту задумалась о том, какую оценку по шкале «романтичности» можно поставить Парижу в это утро. Отель находился в конце большой улицы, которая выходила на одну из центральных площадей. Рядом кричал молодой алжирец, которого неудачная водительница желтого мини , умудрилась обрызгать с ног до головы с жестокостью вечерних «маршрутчиков» трассы «ХИМКИ – АШАН». Бедная девушка не успела проскочить за светофор, который располагался дальше вдоль здания отеля и завершал собой улицу. Алжирец не воспользовался заповедью о прощении и громко ,пространно, витиеватой арабско-французской речью поминал всех родственников, уже совсем красной и прячущейся за чуть затемненными окнами , водительницы мини, а также родственников всех парижских автоинспекторов, которые имели смелость родить тех, кто в дальнейшем дал права, уже совсем согнувшейся под руль, девушке. Поставив утру твердую единицу, Николь, прячась от сильного ветра, с улыбкой закурила, и двинула по улице к злополучному светофору. Погода была чудесная. Ветер был сильным и несмотря на середину осени, теплым – чудесное парижское «бабье лето». В древних языческих верованиях, так называемое «бабье лето» объясняли тем, что бог лета, прежде чем погибнуть до весны, в отчаянном предсмертном рывке, одаривал землю последним дыханием, Дойдя до светофора, она подумала, что центр ей еще предстоит изучать с бабушкой в оставшиеся несколько дней, она задумалась на секунду, обошла здание отеля, юркнула как мышь в один из маленьких переулков и, пройдя несколько домов, вышла на небольшую, но людную улочку, параллельную той, на который находился отель и не спеша устремилась в обратном направлении. Какое-то время она лавировала между людьми в большом потоке, который повинуясь классическим путеводителям, устремлялся к центру, но потом, свернула в еще меньший переулок. Переулок был совсем маленький даже по парижским меркам, был лишен какого либо туристического интереса и в общем просто создан для того, что бы по нему бесцельно гулять. Она бродила переходя из одного маленькой улочки в другую, иногда двигалась переулками параллельно центру, но неизменно выходила и старалась держаться направления от центра выбирая из улочек как можно менее людные. Спустя минут сорок она поняла, что людный, туристический центр начинается заканчиваться. На часах было уже около 11 утра и субботний Париж начинал постепенно просыпаться. На многочисленных улочках стали попадаться уже не задернутые шторами окна, а небольшие и полностью открытые балкончики, на которых попадались парижанки, которые то курили, то громко перекрикивались с соседями, поливали цветы, да и просто стояли и поглядывали вниз. Пройдя мимо нескольких малюсеньких кофеен, чьи хозяева, повинуясь законам теплого дня, поставили по паре столиков на улице, и открыли двери, словно заряжая улицу и всех ее жителей желанием проснутся. Из открытых дверей шел такой аромат, что Николь неумолимо захотелось кофе. Она решила, что дойдет до следующего кафе и сделает небольшой перерыв. Проходя по это улочке дальше мимо кафешек, она смотрела, как сонливо парижане за столиками разворачивают свои газеты, размешивают сахар или о чем то начинают переговариваться с людьми за соседними столиками. Одна парижанка, за столиком прям у большого окна, нервно поправляет неизменный беретик и смотрится. Ее подруга, которая видимо уже нашла себя красавицей, широко открыв рот, смеется и стоит глазки усатому молодому официанту, который уже поставил кофе на столик и балуется тем , что прям над головой соседки крутит поднос, подкидывает его и ловко ловит. Ей вдруг вспомнился путеводитель, который перед отъездом торжественно вручила ей мама, наказав, что бы она не забыла посмотреть самые выдающиеся достопримечательности города. «Как же все-таки путеводители врут»,- подумала она тогда. Она лишь мельком пролистнула его и упрятала в самые дали чемодана, между феном и носками. Все путеводители обещают секретные маршруты, описания достопримечательностей, планировку времени и убеждают, что покажут город любому, кто отважится им попользоваться. Но разве найдет ли там, то что ищет путешественник, который действительно хочет посмотреть город? С помощью путеводителя он увидит лишь те же самые открытки с магнитом на холодильник, только вживую. А вот возьми и мигом перенеси все известные достопримечательности куда-нибудь в другое измерение, тогда, где найти «город»? Убери из Парижа «Нотер – дам», «Эльфелеву башню» и базилику «Святого сердца» и все эти путеводители мигом пропадут с прилавков магазинов. Николь знала, где можно найти город. Среди именно таких как на этой улочке и на сотнях других улочках, кофеен, с такими классическими парижанками, которые даже кофе не могу выпить, предварительно не убедившись, что они несравненные красавицы. Углубится в дворики и среди мужчин - парижанинов, играющих в «петанг» и ругающихся обо всем на свете. От женщин и до политики. Именно в таких местах, человек, который не видит разницу между сотнями столиц мира, сможет найти, то, что отличает Париж или другие города друг от друга. «Поверьте мне», - Николь мысленно крикнула воображаемым оппонентам. «Ни в одном из «звездных» кофеен и ресторанов, которые указывают в путеводителях, да и наверно на многих центральных улицах, вы не попьете кофе по «французски», не почувствуете ароматы Парижа и не увидите разницу между точно таким же «французским» рестораном где-нибудь в Киеве или Москве». «Париж не там!», - сказала она все тем же воображаемым оппонентам. Улыбнувшись, мысленно показала на кафе напротив, у входа которого, низенький мужчина в полосатой майке как у марсельских юнга, с красным носом и сползающей на глаза шапке, громко выругался споткнувшись о чехол с аккордеоном, пытаясь установить раскладной стульчик. Допившие кофе парижане уже отложили газеты и медленно и со скрипом стали поворачивать столики в его сторону, а на балкончиках соседнего дома стали мелькать только сейчас проснувшиеся жители. Установив стульчик и вогрузив массивный аккордеон на коленки, мужчина сухо откашлялся, изрядно отхлебнул из бутылки ,спрятанной в глубине стоявшего рядом чехла из под аккордеона и под аплодисменты, явно, знающих его слушателей, улыбнулся и заиграл один из классических «парижских вальсов». «Вот где Париж»,- все также улыбаясь, сказала она своим, разбитым в пух и прах, воображаемым оппонентам. Принимая часть аплодисментов, уже закончившего играть первую песню аккордеониста, на себя, она завернула за угол в конце улицы и двинулась, как ей казалось точно от центра, дальше. Ей очень хотелось остаться, выпить кофе здесь и послушать еще песни и повернуть уже обратно, но она твердо решила хотя бы еще чуть пройтись и выпить кофе в следующем кафе. Они попадись очень часто и каждый раз она убеждала себя, что еще не достаточно прошла. Завернув еще пару раз, в совсем маленькие и пустые переулки, и пройдя пару улочек, ей показалось, что сейчас уж совсем углубилась от центра. Кофейни уже перестали попадаться. Николь посмотрела на часы. Времени оставалось немного, и она решила, что пора уже повернуть в обратном направлении и выпить кофе в одной, понравившейся, маленькой и милой кофейне, которая попалась по дороге сюда, с чудным и трудно воспроизводимым, вроде, турецким названием. Она изрядно поплутала и поэтому просто повинуясь врожденному инстинкту ориентировки именно в Париже – зашагала в обратном направлении. Улочки были довольно однообразны, и она не могла вспомнить, даже спустя 15 минут, шла ли она уже по ним или нет. Ей казалось, что она шла правильно, но кофейни все так же не попадались, хотя она была уверенно, что просто на улице повернулась лицом откуда пришла. Она повернула с широкой, но безлюдной улицы в маленький переулок. Людей не было. Два подъезда соседних домов выходили в переулок, но они были безо звонков, номерком или каких-либо опознавательных знаков. Она честно себе призналась, что наконец таки потерялась, что неудивительно, после бесконечных переходов с одной маленькой улочки на другую и из переулка в переулок. То, что она потерялась - ее ничуть не расстроило. Она подумала, что потеряться в Париже это совсем не то же самое, что потеряться где-нибудь еще. Никто не начнет разбираться в хитросплетениях улочек, номерах домов и строений, пока не потеряется. Присев на бордюр, она закурила и, подняв глаза, она сильно удивилась. Дальше, вдоль стены, за дверью, следовала арка. Она была шириной около двух метров. Она встала, как ей казалось на тоже место, где она стояла, но арку было прекрасно видно. Николь отошла в самое начало переулка и удивилась, все еще, прекрасно видно. Она тщетно пыталась искать место, на котором она стояла и откуда эту ее не видно, но как оказалось, она была достаточно широка для такого маленького переулочка, что видно арку было отовсюду.«Как же я ее не заметила?»,- подумала она. И, списав все на топографическую невнимательность, подошла к арке, а точнее прошла через нее к тому, что ее заинтересовало. За ней следовал небольшой дворик с парочкой неухоженных клумб. Сразу напротив арки метрах в пяти было невысокое крыльцо. Над ним была металлическая штанга с, висящей на цепочке, деревянной вывеской. На вывеске желтой краской был нарисован кубок, в котором, что то мешала длинная и нарисованная, почему то, коричневой краской - то ли ложка, то ли, может быть, трубочка. А сверху, уже голубой краской, была нарисована надпись – «La Deuxieme Maison». Немного владея французским, Николь смогла перевести это как: «Второй дом». Ниже располагалась деревянная дверь с одним треснутым окошком. На резной металлической ручке висела дощечка. На ней была написана белой краской, обнадеживающая надпись, «OUVERT». И ниже совсем странная присказка, мелкими буквами, «Toujours, sauf pleine lune». Все это, в атмосфере парижских улиц заставило Николь улыбнуться. «Даже тут не гнушаются маркетингом»,- подумала она. Она еще не поняла кафе это или нет. «Если дверь открыта, значит, там кто-нибудь точно есть, хотя бы подскажут направление», - подумала она. Обнаружив, что дверь не закрыта, она постучала, громко и предупреждающе покашляла, затем, открыла дверь и вошла внутрь. Как оказалось, она не ошиблась. Хотя помещение и не совсем подходило под современное описание кафе или ресторана, но в нем, все же, угадывалось его предназначение. Внутреннее помещение, полностью отражало первое впечатление от взгляда на дверь. Света было очень мало. Одно, плотно зашторенное окно, располагалось рядом с еще одной дверью, прямо напротив той, через которую она вошла. Остальной свет, давали расставленные на 5 старых массивных столов, казалось вырубленных, из целого куска срубленного дерева, свечи. У каждого стола стояли по несколько стульев, сделанных в той же манере что и столы. Вдоль левой стены стояла, как бы, стойка , за которой никого не было, и заканчивалась она дверным проемом, завешанным толстым куском грязной, белой ткани. На стойке шириной около метра хаотично стояли глиняные стаканы и кувшины, несколько стеклянных бокалов и большая бочка. К крюкам на потолке веревками были привязаны несколько связок чеснока, перца, каких-то неведомых похожих на высущенный чили овощей, только фиолетового цвета и огромный копченый окорок. Место походило более на средневековый трактир, чем на кафе. Николь подумала, что кого-то явно очень сильно угнетает эра «Макдональдса» и «Старбакса». Она чувствовала приятный запах корицы и ванили. Вторая дверь была сплошная, и свет с улицы проникал только через щелки между шторами на окне, давая разглядеть причудливые хороводы из золотой пыли. Как будто именно эта пыль давала удивительный сладкий запах. Из всех столиков был занят только один, который располагался в самом углу. Два стула у него были завалены верхней одеждой и скрученными в трубочки широкими исписанными листами бумаги, а на третьем сидел единственный посетитель. Это был мужчина с длинной черной бородой, странной широкополой шляпой. Именно из за шляпы и бороды, может еще из за полумрака, из всего лица, было видно - только огромный нос. Палки стула были полностью закрыты его длинной мешковатой одеждой, чем-то напоминающей одежду греческих священников. Посетитель даже не обратил внимания на Николь, он был так поглощен одним из свитков, что даже не высунул лицо и не посмотрел в ее сторону. «Скорей всего это - какой-нибудь клуб по средневековой реконструкции,- сделала про себя вывод Николь,- очень достоверно». Не было видно никаких проводов, ламп, люстр, даже кассового аппарата на стойке. Никаких намеков, на какие либо достижения цивилизации последних двух-трех веков. Николь подошла к стойке и громко кашлянула. За завешанной тканью послышался глухой грохот, громкая ругань и через несколько секунду за стойку из-за ткани выскочила, маленькая пухленькая девочка в большом колпаке и фартуке. Ее руки были заняты большим, черным котлом, в котором что-то, толи кипело, то ли просто бурлило. Придерживая его одной рукой, она быстро расчистила на стойке пространство под него, скинув пару глиняных горшков и стаканов на пол, затем, поставила котел и уставилась на Николь. Вылупив глаза, обежала стойку и встала рядом с Николь. Совсем удивленным взглядом посмотрела ее сверху вниз, потом снизу вверх, задержала взгляд на ее лице, при этом глаза ее вылупились еще сильнее, и казалось, что чуть-чуть и они оглушительно лопнут. «Только не говорите, что у вас и вход в костюмах, - собрав остатки французского в своей голове, сказала Николь». Девушка не показывая никак, поняла ли она Николь или нет, сделала пару шагов назад, громко визгнула, сметая посуду, ловко перепрыгнула через стойку и с совершенно непонятными криками скрылась в проеме за тканью. Совершенно «ошалев» от такой реакции, Николь, присела за один из высоких стульев у стойки. Пытаясь понять, что так напугало девушку, язык или ее внешний вид. «Хотя, наверное, одежда, ну судя по тому господину в углу, - подумала она. Единственный посетитель, на секунду казалось, оторвался от чтения, посмотреть, что случилось, но происходившее видимо его совсем не удивило, и он вновь погрузился в чтение. «Наверно она так на всех реагирует, что его это даже не заинтересовало»,-подумала Николь. Опять послышался какой-то шорох, но вышла уже не она. На этот раз это был высокий, полный мужчина, с длинными убранными в хвост волосами. Как и наверно каждый полный мужчина с длинными волосами в мире, его лицо было добродушным и смотрело, добрыми совершенно обычными и ни капли не выпученными глазами, а длинные усы только придавали лицу еще более доброжелательное выражение. Мужчина подошел так близко, что Николь пришлось соскочить со стула и сделать шаг назад. Мужчина, что-то сказал по-французски, но Николь помотала головой, показав, что не поняла ни слова. Тогда мужчина, несколько секунду молчал, посмотрел на нее с хитрой улыбкой и сделал совсем странную вещь. Правой рукой он провел себе по шее, после этого сжав то ли нож, то ли какую-то палку в кармане и что-то совершенно не разборчиво шепнул. Дальше случилась совсем странная вещь, даже для такого места как это. «Здравствуй, здравствуй,- сказал он, настолько чисто, и настолько по-русски насколько это могут друг сказать друг другу, работники офиса в кафетерии московского ООО.- весной же, вроде как и твоего возраста были и знали «linguapluralis»… а ты стоишь руками машешь, ну даешь. Опять в вашей конторе все поменяли? Каждый год по-разному учат.. эх.. при старом то директоре было гораздо лучше.- здоровяк на секунду вздохнул и закатил глаза,- я хоть и трактирщик,-продолжил он,- да и сам дочку имею и не смотри на меня так ошалело, что ж я не могу для нее лучшего хотеть, вот и возмущаюсь. Знаю-знаю! Нынче со всеми этими турнирами, конкурсами, сами то небось ни слова сказать не можете против учителей там или еще кого главного в школе, честь школы и все такое, эх.. знаю сам учился когда то.. Или ты так, что я мол колдовать вздумал, да еще и так близко к простакам? Молчишь? Точный пункт правил вспоминаешь, что бы старику ткнуть ? Экие вы нынче наглые дети пошли! Правила, это самое, иногда и нарушать можно ! Как же я без языков то принимал то людей, тут знаешь проход на «Площадь Вейл» очень популярный, вот и нарушаю». Мужчина после тирады, тяжело дыша, придвинул стул и уселся, поглядывая на Николь. Ничего не понимая, Николь услышала шум и из за проема с тканью, выскочила та самая, убежавшая 5 минутами ранее, девочка. Это отвлекло ее внимание и спасло от задавания самого очевидного вопроса «Что?» или ответа «Ничего не поняла». Николь боялась, что если она хоть что-то сейчас скажет, то все это вновь повторится. Она не имела времени, и хотелось лишь узнать, как ей пройти к отелю ну или доехать, без повторения всего этого спектакля для членов этого клуба «реконструкторов средневековья». «Может здесь без этого вообще не обслуживают», - подумала она, – или в течение, к примеру, рабочей смены он из роли выходить не может». Видимо девочка убегала переодеться и теперь на ней было голубое платье, может быть, где то до колен, голубая плотная шляпка, которая была чуть наклонена на правый бок. «Ну точно средневековье»,- подумала Николь. Отец обернулся к девочке и она, все так же пуча глаза, показала пальцем на Николь и начала возбужденно, что-то говорить отцу, то махнув на нее рукой, то топнув ногой. Отец тоже что-то громким голосом отвечал. Перекинувшись так парой фраз, они в итоге замолчали, и просто глубоко дыша, смотрели друг на друга. Девочка уже открыла дверь, которая была напротив той, через которую вошла Николь, но тут отец ее окрикнул. Вскочив со стула, он подбежал к вешалке, стоявшей слева от стойки, снял длинное пальто и, подбежав к девочке, мигом накинул его на нее. Пальто было точной ей по размеру и отличалось от платья только большее темным оттенком голубого цвета, как и на платье, и шляпке, оно было однотонное без узоров. Но на нем слева, на груди, было вышит небольшой, может величиной в пол ладони, узор. Николь видела не очень хорошо и не разглядела точно все части узора, она увидела только две скрещенные коричневые, как на вывеске, палочки из который вылетали несколько золотых искорок. Кивнув отцу, девочка распахнула на половину дверь, и выскочила на улицу. «Интересное дело получается»,- с улыбкой сказал мужчина , жестом приглашая Николь за один из массивных столов.