тот день, когда я смог вырваться.

Мне кажется, в детстве, когда я был совсем маленьким ребенком, мы целой компанией собирались возле огромных луж. Мы жили на самом краю, в месте, где завод и люди пересекаются, отличить где и кто, правда, потом еле возможно. Взрослые, огромные, словно трубы, дымящие сигаретами и ухмылками. Мы не боялись их. Мы любили их машины. Ведь именно они, проезжая над нашими маленькими океанами, делали их радужным полотном. Словно в зеркалах, мы отражались разноцветными и растянутыми, тыкая палками, мы все больше искажали свой лик и смеялись. Дети людей-заводов. Дети тех, кто пытался сбежать от города в лес и натыкался на производство. Безвыходное положение. Мы еще не знали всего горя. Мы просто тыкали носками ботинок по лужам, оставляли на голубых кедах неоновые разводы. В тот день, когда моя жизнь перевернулась, я решил вспомнить детство. Я подошел к луже и посмотрел под ноги. Радужная жидкость тихо колебалась под тяжестью моего дыхания. И я, преломленный и отраженный, виднелся в океане опечаленным Пьеро. С дикой гримасой, растрепанными волосами и падающим пеплом. Стало страшно. Но, не подавая вида, я отошел, сильнее укутался в шарф и миллионы нот. Тот день, когда моя жизнь перевернулась, я проходил ошарашенный и испуганный. Я увидел в луже то, что видел в детстве, подходя к скамеечке на улице. Я увидел еще одного бежавшего из города, того, кто не смог прорваться. Придя домой, я стянул шарф с шеи. Выкинул наушники на пол. Кинул пальто по пути к кровати. И упал без сил, заплакав, как младенец. Я плакал всю ночь и единственное, о чем я думал, что лужа и отражение в зеркале мне врет. Что это вовсе не реальность. И не ее я ощущаю , проводя руками по телу, стирая заводную пыль с плеч и лица. В тот день, когда моя жизнь перевернулась, я умылся собственными слезами от всего дневного. Правда, это была уже ночь. Я смыл с себя проблемы, стер с себя алкоголь, вытер остатки лживых людей, отмыл последнюю в жизни пачку сигарет. В тот день я стал свободным. Я наконец-то все осознал. И я сам все перевернул. Я вскочил в пять утра. Осмотрел себя в зеркало. Распухшие от слез щеки, красные глаза, подрагивающие губы. Я был наконец честен сам с собой. И руки, уже точно принадлежавшие мне, схватили рюкзак, одежда, паспорт, фотоаппарат и книги. Ручка и блокнот. Я взял ключи. Оставил на пороге секреты и ложь. Накинул пальто и шарф. Мрачно и с ненавистью посмотрел на пачку сигарет. Вышел. Из настоящей лживой жизни и дома. Я пошел куда-то, где никто меня не найдет. Только те, кто помнят. Только те, кто смогли прорваться и не забыли. В кармане завибрировал телефон. И все же, они помнили. Они знали, что я наконец готов. - Как ты? – охрипший голос, слышу игру радио. - Я готов. - А я ждала. В тот день, когда я стал готов, я купил билет на поезд в один конец. Отнес начальнику заявление по собственному желанию. И уехал к той, которую боялся раньше, чем самого себя. К той, которую всегда любил и восхвалял в своем правдивом. К той, что ждала меня все эти долгие годы. Картина за окном быстро проносилась мимо. Серые пустые холмы, глубокие чащи, города-заводы, города-столицы, города-культуры и культы. Я вышел в одном из них. На полный людьми перрон. И честно, я уже не видел в них что-то отдельное. Они были цельным. Ведь я был готов. И она была тут. Она смотрела на меня с улыбкой. И я тоже. Я подошел к ней и обнял за плечи. Слышал, как ее нос тихо всхлипывал, как ее хрустальные слезы сыпались мне на плечо. Она шептала. Шептала о том, что никогда не простит мне. Что никогда не забудет, как я сбежал от родных и знакомых далеко. Как побоялся реальности. Сбежал и создал для себя ненавистную, чтобы доказать себе, что не достоин. Ее рыжие волосы лезли в рот, путались на моем пальто. Но я не понял. Я был счастлив и улыбался. Я улыбался и ,наконец, признал, что не было у меня детства среди людей-заводов. И не было неоновых луж. Я всегда жил здесь и просто бежал от себя. В другой город. В созданную реальность.