Случайности

Погода на Олимпе в принципе не отличалась разнообразием: невыносимо солнечно, средне солнечно, почти солнечно. Сплошное лето. Поэтому нетрудно представить удивление олимпийской элиты, когда одним прекрасным утром на божественные макушки стали издевательски медленно и неотвратимо опускаться точеные снежинки. – А с чем это едят? – Деметра ко всему подходила практически и любила повторять, что «в природе нет ничего бесполезного». Наметанный глаз скользил по белым кристаллам, отмечая преимущества их формы, размера, приблизительной массы. К примеру, вот эту снежинку можно взять за основу для нового сорта апельсинов, а вон та подойдет на роль шаблона для косточек арбуза... Но что такое внешний вид против вкуса? Богиня замерла, высунув язык, с завидным энтузиазмом ловя очередной кусочек замерзшей воды. – Ты ничего не понимаешь. Не едят, а пьют. Это же для вина! Вот, попробуй! – Дионис осушил кубок, красноречивыми жестами призывая последовать его примеру не только Деметру, но и остальных присутствующих. – Чувствуешь разницу? – Это всего лишь вода, – вмешалась богиня мудрости, предвидя снижение интеллектуальной составляющей беседы. – Вот и я говорю, что разницы нет! Но я непременно ее найду. Так и быть, принесу в жертву науке свое здоровье. Сказано – сделано; следующий кубок был опустошен не менее быстро, чем предыдущий. – Ой, как красиво... – Афродита кружилась перед зеркалом, уединившись со своей неотразимостью в уголке, иногда повизгивая от обуявшей ее радости: снежинки выгодно подчеркивали природное золото волос. – Снег растает, и тогда Афины утонут! Слышишь, сестричка? Конец твоему городишку, и ты ничего не сделаешь! – Арес заливался смехом во всех тональностях, бесцеремонно толкая Афину в бок. – Останется у тебя одна только мудрость! Если она, конечно, умеет плавать! – А ты долго ли на плаву продержишься в своих доспехах? Положение Спарты ничем не отличается от Афин. – Мои волосы! – прервал диспут взволнованный голос богини любви. – Они мокрые! – Странно, да? – Славный город Спарта еще века простоит! Нас не взять снегом! – А что, кто-то уже пробовал? – Истина в вине, друзья! Гера молчала. Презрительным взглядом она провожала почти каждую снежинку, не обращая внимания на ожесточенные споры вокруг и размышляя на тему наказания очередной любовницы мужа. Хорошо бы превратить ее во что-то невесомое, почти незаметное, незначительное... и чтобы без лишних улик и свидетелей. Злорадная ухмылка расцвела на ее лице, и богиня со всей силы размазала по столу только-только осевшие изящные кристаллы. Разговоры стихли моментально, а Гера самодовольно приосанилась под изумленные взгляды публики. – Здесь становится слишком холодно, – произнес Зевс, исподтишка наблюдая за супругой. – Предлагаю всем вместе спуститься в гости к моему старшему брату. – Там же вечная мерзлота! – Афины тонут! Я не могу это пропустить! – Но при плохом освещении я в зеркале не отражаюсь! – Под землей приживется моя рассада? – Это же сколько вина-то брать?! – в голосе Диониса загадочным образом паника смешалась с восторгом. – Тихо! – пророкотал гром голосом Тучегонителя. – Нам нужен только Флегетон. Посидим у костра, вспомним былые дни... Аид будет рад! Если бы Аиду сказали, что к нему когда-нибудь спустятся представители правящей верхушки с просьбой провести их до Тартара, он покрутил бы пальцем у виска и отправил умалишенного на асфоделовые поля. Но Аиду никто ничего заранее не сказал, а крутить у виска перед Зевсом было бы дурным тоном. – Трудные дни настали для всех нас, – почти все неприятные беседы младший Кронид начинал одинаково – издалека. – Судьба снова проверяет меня на прочность. Но если на мою долю выпало испытание, я должен с достоинством пройти его! Иначе не зваться мне богом всех богов! – Ты хочешь отдать мне Олимп? – Суровые, тяже... что? – Продолжай, говорю. В такие моменты Зевс гордился своим недюжинным самообладанием. – Так... суровые, тяжелые тучи заволокли вечно голубое небо, жестокие ветра терзают горные вершины, – речь постепенно возвращалась в привычное патетическое русло, – и нет больше умиротворения и спокойствия. На Олимпе бушует буря, он стал совсем непригоден для жизни. – Блеск. – Там холодно, понимаешь?! – самообладание как рукой сняло. Недальновидность брата в таком простом деле, как помощь родственникам, выводила Громовержца из себя, заставляя менять высокопарный слог на плебейско-примитивный – а это было недопустимо для бога его уровня. – Веди нас к Огненной реке. – Один момент: Зевс со своей свитой спускается в царство мертвых и требует проводить до Тартара. К Флегетону. Чтобы погреться. Я ничего не упустил? Молчат, выразительно вздыхают, сосредоточенно разглядывают каменные стены – абсолютно голые и невероятно обыкновенные, от того, наверное, такие интересные. Лица крайне серьезные – даже Дионис кажется трезвым. Смех усердно рвется наружу и вскоре находит выход: заливисто блестит в темных глазах. – За все нужно платить. Что ты можешь предложить за аренду побережья? – Аид! – хор разношерстных голосов эхом раздался по всему подземелью. – Хорошо-хорошо! До конца коридора, потом направо и вниз по лестнице. Не потеряйтесь. Не то кто будет править миром? – Чувство юмора и гостеприимство – не самые сильные твои стороны, – скептически подметила Афина, замыкающая вереницу отчаянных путешественников. – Конечно, нет. За старшего решено было оставить Гипноса, потому как больше некого: Танат всегда недолюбливал близкую родню владыки, Геката поймет превратно – такой шанс испытать новые зелья она ни за что не упустит. Ламию, Эмпусу и прочих чудовищ было попросту жаль. Единственное правило, которое должен усвоить бог сна перед тем, как иметь дело с олимпийцами – можно наблюдать, следить, но только не вмешиваться. Боги кричат, спорят, чуть ли не дерутся? Таскают лепешки у Цербера? Лезут купаться в Флегетон? Не вмешивайся. Или правильнее – не мешай. В том, что Зевс раздул локальный масштаб катастрофы до глобального, не было ничего удивительного. Да, прохладно и пасмурно. Да, снег хрустит под ногами. Да, дворцовые крыши теперь сверкают не золотом, а серебром – даже не искусственным. Морозный воздух без примеси благовоний, от которых туманится сознание, и нередко слезятся глаза. Тишина – приятная и совсем не давит на слух. Временами Олимп был по-настоящему прекрасен. Но в любой сказке есть место злодею; в сказки боги не верили как никто другой, а вот злодеев наблюдали ежедневно. И один из них только что залепил снежком в ухо владыки, стоило только главным воротам закрыться за его спиной. Невольно вспомнился упрек Афины по поводу гостеприимства. В ответ на неясные ругательства совсем рядом раздалось шуршание, а через мгновение из-за ближайшей колонны едва ли не выкатилась девушка, согнувшись пополам и задыхаясь от терзавшего ее хохота. Огненно-рыжее пятно по неведомой траектории приближалось к черному. Достигнув, наконец, цели, пятно выпрямилось и приняло довольно-таки серьезный для своего возраста вид – под стать собеседнику. – Мрачный, зловещий облик, хитрый взгляд, коварная ухмылка... мокрое ухо. Аид, я так понимаю. – Измятый хитон, раскрасневшееся лицо, «восхитительные» манеры. Богиня весны, не меньше. – Персефона, – нарочито вежливо девушка присела в реверансе. Она по пятам следовала за ним. Много говорила, часто смеялась – слишком заразительно, чтобы не вызвать искреннюю улыбку владыки. Это было странное, непривычное ощущение, которое начинало пугать и заставляло задумываться о преждевременном возвращении в подземелье. Один раз Аид все же решился незаметно проскользнуть к воротам, но безуспешно: на проверку богиня оказалась бдительной и чересчур меткой – второй снежок попал точно в шею, тут же растаяв и медленно скатываясь ледяными каплями по спине. Под звонкий девичий смех бог вдохнул побольше воздуха и устало взглянул на Персефону. Опять Судьба что ли? От удручающих мыслей отвлек Посейдон, заявившийся совсем не так, как положено морской стихии – слишком тихо, опустив голову и вяло волоча трезубец по полу. Все так же не поднимая головы, подводный царь приблизился к старшему Крониду – в таком состоянии сложно было заметить различия между младшим и старшим – и затравленным голосом начал рассказ. Несвязанный, но настолько приправленный чувствами, что перебивать говорящего не посмели. – Ты понимаешь, я нечаянно... я же не знал. Погодой ведь ты заправляешь. Да, неудобно вышло... Это, наверное, трезубец неисправен. Говорил Гефесту, почини! Так нет же, занят, сети какие-то делает. А он рыбачить даже не умеет! В общем, хотел я поднять небольшой шторм... а получился как бы... дождь. Правда, лил он снизу вверх, и вообще... – взгляд все-таки метнулся вверх, – Аид?! – В точку. – Ты что здесь делаешь? – в голосе послышались грозные отголоски моря. – Где Зевс? Где все? – Все нормально, они в Тартаре, – небрежно отмахнулся подземный. – Сбежали от устроенного тобой ледникового периода. Бывают такие дни, когда трудно приказать обстоятельствам измениться. Обычно в это время в ушах звенит коварное хихиканье трех сестер, вершащих судьбы людей и богов и больше остальных уважающих хорошие шутки. Издав полный безысходности вздох, Посейдон рухнул на край фонтана. Время текло с разной скоростью: средний Кронид минуту приравнивал к вечности, старший – к долям секунды. И только Персефона не думала о времени, занятая делами насущными: попробовать вырастить цветы в новых для них условиях, сломать корочку льда, найти две похожие снежинки... да разве мало действительно важных занятий?! – Внизу, в царстве мертвых, тоже холодно, – как бы невзначай протянул Аид, второй час наблюдая за богиней весны: юная, цветущая, искрящаяся радостью и весельем... она была самой жизнью, которой так не хватало в мире умерших. – Если хочешь, можешь пойти со мной. – И снег есть? – оживилась девушка, до этого скучавшая за лепкой каких-то цветочков. – Будет. Почему бы и не быть? Раз Посейдон умудрился направить дождь вверх, наперекор всем законам природы, то организовать осадки в более естественном для них направлении – пусть и под землю – не составит труда. Дипломат, а по совместительству манипулятор, из Аида был хоть куда – конечно, если на кону стояли его личные интересы. – Представляю, как рассердится Зевс... – владыка теней сочувственно похлопал среднего брата по спине. – В гневе он страшен. Ты ведь его, считай, из дома прогнал! За такое и в Тартар отправиться можно. Картина вырисовывалась яркая и до ужаса живая. Вот Посейдон вжал голову в плечи под яростью властелина богов... вот Тучегонитель хватает его за грудки... а дальше долгий путь в бездну. – Что же я наделал?.. – Земледержец сокрушенно схватился руками за голову, едва не выдирая волосы от досады. – Аид! Ты должен мне помочь! – Ну, не знаю... такой риск... Немая мольба, повисшая в воздухе, оглушала. Еще секунда, вторая... пятая... Пора. – Ладно, предлагаю обмен: наш брат пребывает в неведении насчет истинной причины, заставившей его покинуть любимый, драгоценный, ненаглядный Олимп, а ты... Посейдон немного съежился – еще не известно, что страшнее: гнев Зевса или сделка с Аидом. Согласишься на какое-нибудь заковыристое условие, а в итоге, сам того не ведая, душу продашь. – ...периодически устраиваешь дождь в мире мертвых. – Всего-то?! – натянутые нервы резко отпустили, и от перенапряжения даже сорвался могучий голос повелителя морей. – По рукам! У Тартара прибывшую сверху пару встретил Гипнос, принявшийся сетовать, как-де неудачно владыка с родней разминулся. С нездоровым воодушевлением, долго и упорно он тараторил про занимательные игры олимпийцев, приятную компанию, теплую дружескую атмосферу и нес прочую ахинею, поставить которую в одно предложение со словом «боги» у Аида язык бы не повернулся. Покровителю сновидений срочно требовался выходной. – А еще мы бросали картошку в реку! – радостно заявил он. – Ну, под рукой больше ничего не было. – Что значит «мы»? Я ведь говорил, чтобы... – Деметра научила. Побеждает тот, кто кинет дальше! Затем, выкрикнув нечто, подозрительно похожее на боевой клич Ареса, Белокрылый выхватил из рук Персефоны гранат, предусмотрительно стянутый подземным царем с Олимпа (очевидно, на долгую память), и швырнул его в огонь Флегетона под отчаянное владыческое «Куда?!». Гранаты воспламеняются не хуже картофеля, а потому свой выходной Гипнос провел в поисках заветного плода. – Мне кажется, кто-то остался в аиде, – Афина методично ходила из угла в угол, обремененная навязчивым, тревожным предчувствием. Чаще оно возникало, когда Арес долго не объявлялся – понятно, замышлял очередную пакость афинянам. Но сейчас воинственный брат умчался проверять свою теорию о схожести судьбы Афин с печальной участью Атлантиды, а беспокойство все не покидало Совоокую. – По своей воле? Да ну, – отозвалась Деметра, ожесточенно, но с ювелирной точностью втыкая семечки в темно-красные зерна, – бред какой-то. – Это гранат? Но ты вчера уже создала один экземпляр. Зачем еще? – Не знаю, как так вышло... Я его потеряла. Ничего страшного, он все равно был не закончен. – К слову, фрукт, который невозможно почистить, не прибегая к божественной силе – не лучшее твое изобретение. – А стенки внутри плода сделаю в форме снежинки! – просияла богиня плодородия и принялась с удвоенной скоростью начинять зерна. – Вот увидишь, и от него будет польза. Чуть позже, когда кропотливая работа покровительницы земледелия подошла к концу и последние лужицы на Олимпе высохли, в чертоги вихрем ворвался Гипнос, попутно опрокинув парочку ваз – жирная точка на хрупкой идиллии. – Радуйся, Деметра! – выпалил он. – Лишнего граната не найдется?