Пиджак

Сегодняшний день мало чем отличался от предыдущих четырёх: тридцати девяти градусная жара, душный ветер и солнце. Море, море солнечного света. Камилла — любительница солнечных деньков — и то с большой неохотой пришла в это утро в отделение. Не такое уж просторное помещение полицейского участка Сент-Мари было начисто лишено того свойства, которое было бы как раз кстати на этом «райском» острове. Проветриваемости. Камилла откинулась на спинку стула, подставляя лицо и открытую часть декольте прохладному воздуху настольного вентилятора, посмотрела на расположенный сбоку от её собственного рабочий стол, и волна сострадания затопила её. Кому-кому, а инспектору Пулу было хуже всех их вместе взятых. Непривыкший к такой знойной жаре, он буквально таял, словно леденец на палочке, всё ещё пытаясь стойко противостоять духоте и сосредоточиваясь на папках с нераскрытыми делами. Его галстук уже был порядком расслаблен, но рубашка и пиджак были неизменно застёгнуты на все пуговицы. Камилла усмехнулась. Вот упрямец. — Шеф, не губите себя. — Дуэйн, заметив состояние инспектора, в свою очередь не смог не поучаствовать в наставительной беседе, тем более, что ему было явно нечем заняться. — Вас хватит тепловой удар. — Не беспокойтесь, Дуэйн, — прохладно ответствовал Ричард, не отрывая взгляда от текста в очередном деле. — Тепловой удар мне не грозит. К тому же, английские костюмы способны защитить от жары не хуже, чем включённый на среднюю мощность кондиционер. Кстати, где Фидель? — Его жена плохо чувствует себя, и комиссар Паттерсон разрешил ему остаться дома. — Камилла ещё некоторое время молчала, терпеливо наблюдая за тем, как мужчина ещё на несколько миллиметров ослабил давление галстука, и, не выдержав, наклонилась корпусом в сторону инспектора: — Да снимите же пиджак! — С какой стати я должен делать это? — Первой реакцией на столь резкий, но небезосновательный выпад была защита. — Я не буду ничего снимать. — Почему? — Потому что… — Ричард на мгновение задумался, ища ответ взглядом на экране выключенного компьютера. Камилла и Дуэйн переглянулись. — Потому что мне и так хорошо! Камилла сложила руки на груди и еле заметно улыбнулась. — Кого вы обманываете. Вам нехорошо. — Хорошо — нехорошо: сержант Боде! Я в состоянии сам понять, что для меня лучше. А теперь давайте займёмся делом. Вас, офицер Майерс, это тоже касается. Куча нераскрытых дел со взломом лежит на вашем столе, а вы за целое утро ещё не притронулись к ней. Дуэйн и Камилла снова переглянулись, промолчав, и в головы обоих пришла мысль, которая появлялась всякий раз, стоило лишь инспектору появиться в участке в паршивом расположении духа. Отсутствие загадок заставляет его пребывать в не лучшей форме. Кто бы что ни говорил, но Ричард Пул жил работой. Работа, работа и ещё раз работа. Загадки, расследования, убийства, кражи, мелкое хулиганство — он ни дня не мог прожить без того, чтобы что-нибудь не раскрыть. Всё его пребывание здесь скрашивали те мгновения, когда его мозг лихорадочно работал под припекающим солнцем, ища новые и новые пути раскрытия дела. В этом была его сила, его дух. И четыре абсолютно спокойных дня для него были подобны аду. В голову мистера Пула иногда забредала одинокая, но такая сладкая мысль («Не иначе, навеянная этим душным помещением», — убеждал себя он): а что, если подстроить какой-нибудь случай? К примеру, сломать замок в собственном доме или выпустить из загона козу миссис Кингсли? Тогда бы его мозг снова начал работать, снова пришёл бы в движение этот чудесный механизм. Он бы строил предположения, выдвигал теории, опрашивал подозреваемых… Конечно, было бы абсурдом в конечном итоге сознаваться, что это он сам всё подстроил, но ведь можно ничего не говорить, так? Представить всё как несчастный случай и просто смолчать. Просто смолчать… Камилле было невдомёк: откуда в этом мужчине столько неудержимой энергии? Он постоянно ерзал на стуле, пытаясь найти наиболее подходящую позу, теребил в руках папку, сминая края, пока читал, хмурился, сосредотачиваясь на том или ином моменте в деле, тер переносицу, складывал руки под подбородком, смотря вперёд отсутствующим взглядом. Определённо, такая энергия растрачивается зря. Он не должен сидеть здесь и буквально тускнеть у неё на глазах. Разве она может такое допустить? Но ведь и его не уговоришь на что-нибудь. Он словно с каждым днём пребывания на острове становился ещё большим упрямцем. Ещё большим англичанином. Она никак не могла сосредоточить внимание на деле о пропаже драгоценностей одной из местных приезжих семей, и теперь бездумным взглядом смотрела на резко очерченный профиль инспектора. Дуэйн слабо пытался делать вид, что занят сортировкой папок по алфавиту. Камиллу ужасно раздражала привычка Пула быть собранным и аккуратным. Это паранойя какая-то. Особенно если учесть, что в ящике его стола творится такой кавардак. Камилле не нравилось его холодное английское «вы», костюм в жару под тридцать, кожаный портфель, который он вечно и всюду таскает с собой… Но Боже! — вы где-нибудь и когда-нибудь встречали такие голубые глаза? Каждый раз, как они встречались с ним взглядом, она не могла остановить себя от маленькой, понимающей улыбки. Боже. Ричард Пул совершенно не понимает, почему она всегда так смотрела на него. Камилла прослеживает взглядом контур высокого лба, густые нахмуренные брови, прямой нос, тонкие губы, в последние минуты оказавшиеся сложенными в мечтательную улыбку, и твёрдый подбородок. А затем, почувствовав на себе пристальное внимание, спохватывается и чересчур резко одергивает руку. Кипа бумаг на её столе белыми птицами приземляется на пол. — Стойте, я сама уберу, — сделав предупредительный жест рукой, Камилла поспешно выходит из-за стола. Но мужчина оказывается быстрее. Он словно ищет спасения в движении, и ловко подбирает с пола все листы разом. Передаёт их Камилле, даже не взглянув, и вновь усаживается на прежнее место. Его рука безотчётно тянется к узлу галстука. — Снимите пиджак, — почти что плачущим голосом взывает девушка, падая на стул. — Почему вы так сильно настаиваете на том, чтобы я его снял? — Инспектор в явном недоумении. Он начинает серьёзно подозревать, что на его напарницу так действует жара. Резкий скрип дерева по паркету заставляет их одновременно повернуть головы в одном направлении. — Прошу извинить меня, шеф, — Дуэйн выглядит слегка растерянным, его пальцы сжимают телефон. — Фиделю требуется помощь с его женой. Могу ли я отлучиться ненадолго? — Что-то случилось? — с беспокойством спрашивает Камилла. — Судя по его словам, ничего серьёзного. — Дуэйн кидает быстрый взгляд на дисплей телефона, а затем снова обращает его на инспекторов и вытирает лицо носовым платком — ему тоже приходилось несладко. — Конечно, идите, — кивнул Ричард, а затем, снова принявшись за чтение, спросил уже уходящего офицера: — Вы ведь всё то время, что сидели, не заглянули ни в одну папку, вместо этого переписываясь со своим коллегой? Дуэйн остановился на полпути и вздохнул. Обернувшись и поймав красноречивый взгляд Боде, он быстро ретировался из помещения. — Офицер? — позвал инспектор, так и не дождавшись ответа. — Боюсь, он уже ушёл, — с улыбкой заметила Камилла, складывая руки на столе и наклоняясь вперёд, в сторону поднявшего голову Пула. — Чем займёмся? — Работой. — Да бросьте! — воскликнула та, взмахнув рукой. — Это ведь несправедливо, что мы торчим здесь в такую духотень, согласитесь! Эти вентиляторы совсем не помогают делу. — Не помогают, — вынужден согласиться Пул, заинтересованно взглянув на девушку. — Да к тому же, последние четыре дня прошли на удивление спокойно. Ни убийств, ни краж, ни даже несчастных случаев. Все это время мы только и делали, что корпели над документами. Разве мы не достойны банального отдыха? Тем более, эта жара просто убивает. Инспектор не отрывал взгляда от Камиллы, обдумывая её слова. — Согласен, — наконец, через силу выдавливает он. Камилла чувствует близость победы, словно борзая учуяв по ветру приближение дичи. Только её дичь была весьма неодушевлённа и порядком надоела. — Снимите пиджак, — говорит она, смягчая каждое своё слово взглядом, пробирающим мужчину до глубины души. «Ох, эти француженки!» — мелькает у инспектора, и он тут же отворачивается, начиная возиться на своём столе. — Нет, — глухо отвечает он. Обычно таким тоном дети пытаются показать, что совершенно не согласны с нынешним поворотом событий, хотя ощущают правоту взрослых. Камилла хмурится. Теперь её черёд показать, кто из них упрямее. — Снимите. — Ни за что. — Снимите, а не то я сделаю это сама. — Она складывает руки на груди и открыто усмехается над крайне ошарашенным выражением лица напарника. И - о, Боже! — он делает это. Он неверующим взглядом следит за собственными пальцами, будто бы не в состоянии осознать, что руки сами, против его воли, действуют. Он расстёгивает пуговицу пиджака и поднимает взгляд. Камилла смотрит на него в упор. Он поднимается и становится к ней вполоборота, дабы легче было стянуть верхнюю одежду, скованными движениями высвобождая поочерёдно каждую из рук. Пиджак легко приземляется на спинку стула, и мужчина, не глядя на девушку, занимает положенное ему место. — Ну, не обижайтесь, — в голосе Камиллы звучит насмешка. — Я оказала вам услугу. Кстати, эта рубашка вам идёт. — Спасибо, — сварливо отзывается тот, поправляя галстук. Он бы ни в жизнь бы не признал, что ему стало гораздо прохладнее без верхней части костюма. — А она из той же коллекции, что и та замечательная пижама? Пул останавливает себя от того, чтобы обернуться к ней. Надо же, какая дерзость! Эта женщина не знает границ. Она живёт сердцем, а не разумом, и совершенно не знает этикета, а если и знает, успешно скрывает это от него. «Оно того стоило: ох уж эта ваша пижама!..» Воспоминание заставляет его напрячься. Он ещё сильнее напрягается, когда чувствует её приближение. Стол Камиллы стоит боком к его собственному, и он может даже не глядеть, потому что знает: девушка села на стол и теперь смотрит на него. Пристально смотрит. Лучше бы она этого не делала. — Ну вот, вы снова всё делаете не так. — Что «не так»? Он, наконец, смотрит на неё и замечает огонь, загоревшийся в её глазах. Вместо ответа она делает к нему плавный шаг, потом ещё. — Галстук здесь совершенно не нужен. Он вам мешает. — Мне… мешает? .. Он сглатывает, заранее понимая, что последует за этим, но всё же предпринимает отчаянную попытку уйти от этого. Ричард Пул — типичный англичанин. Он боится змей, нетактичности, беспорядка и личных контактов на работе. Последнее просто сводит его с ума. А ещё его сводят с ума горячие ладони, от которых ему становится в миллион раз душнее, чем в этом помещении при температуре под сорок. Она даже не задевает его кожу, когда ослабляет тонкими, ловкими пальцами узел, а затем вытаскивает конец галстука и кладёт серую полоску на стол. Следующей жертвой становится воротник белоснежной рубашки. Камиллу всегда манил этот накрахмаленный воротник-стойка. Она всегда мечтала узнать, каков он на ощупь, что должен чувствовать человек, чьей кожи касается такая ткань. Он всегда такой правильный. Она пыталась понять, почему он такой сдержанный. Мать всегда учила её прямоте, открытости, и она принимала это как должное. Она не боится сказать человеку в лицо всю правду, что думает о нём. В какой-то степени он такой же, как и она. Но была в нём какая-то загадочность, какая-то… стойкость. Как у гранитного камня. Точность, без лишних действий, упорядоченность. Она так хотела почувствовать, как его сдержанность срывается под натиском страсти. Камилла имела взрывной характер и непреодолимую тягу к опасному. Она считала, что, сбрось Ричард Пул всю эту внешнюю шелуху, то наверняка она бы просто не смогла устоять. Что тут греха таить: его пронзительные, смотрящие вглубь неё голубые глаза уже сделали своё дело. Она бы не предприняла ничего из того, на что решилась сейчас, не будь Ричард Пулом самим собой. Её пальцы настойчиво тянут края воротника вниз, её завораживает сама мысль, что Ричард, вечно своевольный, оттого несносный англичанин, теперь сидит в участке полиции, в разгар рабочего дня терпя то, что она творила с ним, и что бы при других обстоятельствах ни за что бы терпеть не стал. Он даже не мог ничего возразить. Камилла расстёгивает две верхних пуговицы, наблюдая за его выражением лица, и считает, что на этом хватит, когда видит, как кончики его ушей начинают рьяно пылать. Она в последний раз проводит ладонями по воротнику… ... и они с инспектором одновременно вздрагивают, когда слышат негромкое покашливание. — Фидель… — инспектор приходит в себя, стоило лишь Камилле убрать руки. — Мисс Боде помогала мне с галстуком… Современную ткань иногда трудно распутать. Он, как ни в чём ни бывало, выпрямляется и ждёт ответа. Фидель сразу находит, что сказать. — Дуэйн скоро прибудет. — Его взгляд такой спокойный и непритязательный, что Камилле вмиг становится неловко. — Какое задание дадите, шеф? — Возьмите часть работы коллеги. — Пул машет в сторону стола Дуэйна и возвращается к словно бы так давно покинутой папке. Камилла замечает быстрый, полный восторга взгляд Беста, направленный в сторону инспектора. Ну, этого ещё не хватало… Разве она не могла быть чуточку поаккуратнее? Теперь её мать ни за что не оставит её в покое. Её и его. Садясь за своё рабочее место, Камилла уже привычным взором натыкается на профиль Пула, и положение его губ кажется ей взволнованным. Фидель смотрит в ответ на её предупреждающий взгляд весело и совершенно непослушно. Теперь миссис Боде им устроит. Как такое могло произойти? Англичанин? Девушка невесело усмехнулась собственным мыслям. Она безнадёжна.