Рыжий стих

В Твои руки попав лисицей И, наевшись страданий за годы, Я сумела переродиться В зверя самой опасной породы. Я сносила побои и голод, Но страшнее любви мученья, Я любила Тебя любого Безрассудно, до исступленья. Я жила в постоянном кошмаре, Он проник и в мои сновиденья. Пребывая в бредовом угаре, Я всё время слышала пенье. От последних лучей заката И всю ночь напролёт в полнолунье Пели песни мои щенята, Доводили меня до безумья. И я пела луне во мраке, Уперев свою морду в ночь, И тогда кричала от страха В колыбели своей Твоя дочь. Выходил Ты, гремя сапогами. Избивал меня ржавою цепью. Завывая от наказанья, Так надеялась умереть я. Но под утро я, чуть живая, Уползала на брюхе в будку, И часами от боли страдая, Я клялась — не прощу, не забуду! «Папа, дай мне её потрогать!» Помню голос капризный и тонкий Ты хватаешь её за локоть И велишь ей стоять в сторонке. «Посмотри-ка, Анюта, на зубы!» Говорил Ты, мне пасть раскрывая, «Это твой воротник для шубы, Только лает пока и кусает!»

***

Я лежу во дворе унылом. Март дождём наливает лужи. Мою будку вчера затопило. Я пытаюсь не сдохнуть от стужи. Ты сегодня бухой вернулся И швырнул мне вонючие корки. Я потуже в клубок свернулась, Ожидая пинка или порки. Ты лишь плюнул. Неверной походкой В дом поплёлся, скрипя башмаками, Чтоб, догнавшись дешёвою водкой, Волочиться за дочкиной няней. Вот и вечер, и дождь проклятый, Нагулявшись, теперь стихает. Скоро выйдут мои щенята И споют мне из лисьего рая. Скрип двери я почти не слышу, И шаги звучат незнакомо. Оборачиваюсь и вижу, Как девчонка идёт от дома. Что задумала эта малявка? Что за шалость она затевает? У неё в одной руке палка, А в другой она что-то сжимает. До колен узловатых сапожки И глазищи сверкают под шапкой, И дрожат на холоде ножки, И глядит на меня с опаской. Вот подходит ко мне осторожно, Кулачок тот, другой, разжимает… Мне становится очень тревожно. На ладони её ключ мерцает. Этот ключ я из сотни узнаю, Ты меня им дразнил по-пьяни. Это ключ от замка, что смыкает Цепь на шее «Твоей чёрной дряни». Наклонилась, замок отомкнула, В бок потыкала палкой брезгливо. Цепь на землю по горлу скользнула И в грязи предо мною застыла. «Убирайся, противная злюка! Мне такой воротник не нужен!» Прошептала мне прямо в ухо И ударила палкой по луже. В отраженьи луна закачалась. От чего же ты шепчешь, чертовка?! Почему через двор ты прокралась, Озираясь, как будто воровка? Ты боишься! Отца или няни? Что придут и тебя накажут? Но отец теперь с няней занят, Он тебя не услышит даже! Чёрный зверь во мне встрепенулся, Потянулся и встал на лапы. И луне, и щенкам улыбнулся, Обнажая оскал щербатый. Она Твой щенок, плоть от плоти. Вы лицом и повадкой похожи. Друг для друга вы с нею живёте. Для Тебя её нет дороже. Вот стоит пред зверем бесстрашно И упрямо в него тычет палкой, Ухмыляется бесшабашно… Мне не больно. Не страшно. НЕ ЖАЛКО!!! Мне хватило всего лишь мгновенья. Вот я слышу как хрустнули звонко Под моими зубами звенья Позвонков Твоего ребёнка. Вот и всё. Три прыжка до свободы. Под забор, на просёлок и к лесу. Там река несёт свои воды, Водопады сверкают завесой, А за ней неприметная тропка Уведёт далеко отсюда… Только цепь, конуры коробку Я уже никогда не забуду. И того, как наивную дуру Угощал Ты в лесу колбасою, А потом её рыжую шкуру Покрыл грязной, вонючей басмою. Ну, а Ты… Твоя жизнь прекратится Лишь ты выйдешь, хмельной, от няни, И решишь, как обычно, спуститься, Добрых снов пожелать своей Ане. Не найдя свою дочь в кроватке, Ты по дому пойдёшь, выкликая. Ни сапожек, ни куртки, ни шапки. Где ж так поздно она гуляет?! Ты у будки её отыщешь. Подбежишь и склонишься над нею. И руками виски свои стиснешь, Разглядев в темноте её шею. «Аня, что ты?! Очнись, малышка!» Ты поднимешь её на руки. Но она тебя не услышит И из пальцев не выпустит прутик. Так и будешь стоять в грязной луже На коленях, её обнимая, И дрожать от горя и стужи, Точно зверь на луну завывая. А под утро народ соберётся, Будут псы землю рыть носами. Но погоня ни с чем вернётся — Все следы мои смоет дождями. Это горе вином не разбавишь, Эта боль с каждым днём лишь сильнее. Ты однажды смертельно устанешь И затянешь петлю на шее… Что же я? О себе мне всё ясно. Я впервые о жизни мечтаю. Очернил ты меня напрасно, Очень скоро я полиняю. Ототрусь о кору и камни, Вновь покроюсь огнём пушистым, И Тобой нанесённые раны Залечу с каким-нибудь лисом. Убегу с ним в лесные глуши, Где земля сапога не знает. Он разыщет местечко посуше И нору для меня откопает. И тогда по траве примятой У норы, мельтеша хвостами, Будут бегать мои щенята За кузнечиками и мышами. И, как только они родятся, Лишь глаза их сумеют видеть, Я их стану учить бояться. Я их стану учить ненавидеть. Я им всё расскажу без уловок. Будут страшными эти сказки. Про их братьев — слепых полукровок, Тех, что сгинули в грязные тряпки. Как любовь превратил Ты в безумье, Сделал зверем Ты лютым лисицу, И как страшно Тебе в полнолунье За всё это пришлось расплатиться.