Добыча

Эридан громко хохочет и стремглав несётся по лесу. Острые щепки не ранят её босые ноги, ветви над головой не путаются в волосах. Эридан – часть леса. Лес никогда не причинит ей вреда. Охотник идёт на хохот, она слышит его сорванное дыхание, она чует его ярость, а сама — только довольно жмурится. Охотник наивно думает, что сможет поймать её, что окажется быстрее, — но это она ловит Охотника, вплетает его в сети леса. Только люди могут смотреть в лес и не понимать, что он живой. Эридан знает каждое дерево, каждую тропку. Ветви клёна укрывали её от медведя в голодную ночь, а дикой вишне Эридан пела колыбельную на зиму, убаюкивала сухие листочки. Она перепрыгивает ручей, озирается. Хвост нервно бьёт по её ногам, она потеряла след охотника, потеряла его запах. Охотник мог отстать, а мог и повернуть здесь, на развилке у ручья. Дальше в чащу – опасно: там медвежьи берлоги, не её территория. Эридан не раздумывает, хвост мечется, бьёт по ногам, но она не рискует обернуться. Лису поймать проще, чем женщину. Неподалёку трещит ветка, Эридан вздрагивает, замирает на мгновение, всего на мгновение, но Охотнику этого хватает. Он вздёргивает её руки вверх, прижимает к дереву. Кора царапает кожу, но это не больно. Эридан молчит и, не отрываясь, смотрит в льдисто-серые глаза. — Попалась, — шёпотом произносит Охотник, Эридан чувствует его дыхание на лице. Чувствует его запах – так пахнет осенний дождь, убивший пламя лесного пожара. Эридан смеётся и вырывается, но не бежит. Они давно играют в эту игру. Год или два, пять или шесть сезонов – Эридан не стремится запоминать. Лучшее время – то, в котором ты сейчас. Что думать о прошлом? Они давно играют в эту игру, и Эридан редко проигрывает. Но Охотник – Рин, его зовут Рин, — учится. С каждым днём и с каждой Луной он становится быстрее, проворнее, незаметнее. Лес пока не принял его, но пройдут ещё дни и ещё Луны, и Рин станет частью леса. Частью Эридан. Рин смеётся, обнимает её, снова вжимает в себя, но уже не так – не грубо, не собственнически, он просто гладит её по плечам, и в льдистых глазах плещется такая любовь, что Эридан готова отдать и Солнце, и Луну, только бы его взгляд всегда оставался таким же. — Однажды я догоню тебя ещё до ручья, — обещает Рин. Эридан хохочет и ведёт хвостом по его ногам, а потом – снова отталкивает. — Вот ещё! Она вновь стремится вперёд, босые ноги скользят по мокрым галечным камням, но Эридан не боится упасть. Сзади она слышит ответный смех и громкий плеск воды. Эридан считает, что Рин ходит как медведь, но нет, медведь тоже умеет подкрадываться, а Рин… Рин всего лишь человек, пусть и заслуживающий хвост. Эридан останавливается только у каменных склонов. Однажды, пять или десять, или двадцать лун назад камнепад подарил ей пещеру – укрытую, сухую, устланную песком. Эридан ночевала здесь, когда холодало, а деревья покрывались инеем, и на них становилось невозможно спать. Теперь это было место для Рина, скрытое от леса и от людей. Сюда не проникал выстуживающий ветер, сюда не ходили дикие звери. Эридан любила спать на камнях, но однажды Рин принёс охапку душистого сена, и в пещере теперь пахло дремликом и мятой. Эридан никогда не спала на подстилке без Рина, мягкий покой не внушал ей доверия, но стоило ей уложить голову на плечо Рина – и она дремала, убаюканная его сладким шёпотом. — Ты давно не приходил ко мне, — почти обвинительно говорит Эридан. Почти. Она никогда не винит и не ждёт — потому что всё, что дали боги, боги же и забирают. Нужно радоваться тому, что есть. Рин радуется. Рин наклоняется и скользит губами по её плечам, кусает – так, чтобы остался след. Эридан вздрагивает и довольно запрокидывает голову. — Ты скучала, — подмечает Рин и стаскивает с неё душащие тряпки. Эридан ненавидит одежду, но не собирается замерзать до смерти в холодную пору, а лисицей не всегда удобно добывать еду. — Вовсе нет. Ещё за едой можно прийти в храм. Но кицунэ проклинают храмы, проклинают бессмысленную кровь на алтаре. Ты убиваешь, чтобы жить, так учит лес, но люди любят убивать ради забавы. Кицунэ не любят людей. Эридан не любит людей. Эридан любит Рина. Он берёт её здесь, на колких травах. Нет, это она – берёт – его. Насаживается сверху, вжимает Рина в дремлик и мяту, гладит. Мягко двигает бёдрами и кусает губы. Эридан закрывает глаза, потому что ей не нужно зрение, чтобы чувствовать – чувствовать руку Рина на талии, как он неловко впивается ногтями, давит на поясницу. Эридан усмехается. Она тянется вниз, будто за очередным жалящим поцелуем, почти касается губ Рина, а потом резко опускается и кусает его за сосок, немного тянет на себя. Рин шипит, а Эридан хочется смеяться, но ей – опять – не до смеха. Эридан открывает глаза. Она прекрасно видит в темноте. А вот Рин — не видит. Ничего, кроме силуэта. По его виску течёт блеклая капля. Эридан, не думая, слизывает её, а потом принимается выцеловывать что-то на горле. — Опять прокусишь до крови, — шепчет Рин, и Эридан сжимается внутри. Рин тихо стонет и больше не возражает. Это было всего один раз, думает Эридан, с любовью наблюдая за бьющейся жилкой на шее Рина. Ты не представляешь, человек, насколько вкусна твоя кровь. Я могла обойти весь лес, разорвать медведя, обратить новую кицунэ. Тогда я сделала всего один глоток. Однажды я возьму больше. Ты моя добыча, человек. Кажется, она шепчет это вслух, потому что Рин вздрагивает – всем телом, и это тоже прекрасно. Всё в нём прекрасно: и тёмные волосы, и льдистые глаза, и бьющаяся жилка на шее. Эридан двигается мягко и плавно, пещера заполняется звуками – влажными, хлюпающими, естественными, и это кажется громким и оглушающим. Эридан жарко, она снова сжимается и останавливается на мгновение. Рин толкается в неё сам, он никогда не умел ждать, и Эридан позволяет ему сесть, обхватить её за плечи, зашептать что-то в макушку. Она чувствует мягкие прикосновения губ к уху и дёргает им, но Рина это не смущает, он прикусывает край, и Эридан улыбается. Она дрожит от удовольствия и уже почти не двигается, Рин делает всё сам. Он приподнимает её за бёдра и легко, почти играючи, опрокидывает на постель из ласковых трав, воздух покидает грудь Эридан, и Рин шепчет что-то невнятно-нежное в шею, будто извиняется, а затем, уже совсем не нежно, впивается зубами. Эридан вздрагивает, всхлипывает и подаёт бёдрами вперёд, насаживается на его член, кусает губы. Рин не позволяет, он целует её, вжимает ладони в бока, проходится по рёбрам. Это больно, но настолько сладко, что Эридан жмурится. Она поддаётся, она позволяет. Человек опять побеждает. Человек накрывает её собой, снова оставляет укусы, жёстко, безжалостно, в нём больше нет ни капли нежности – потому что это Эридан выбивает из человека любую нежность, каплю за каплей. Нежность и не нужна, ей хочется грубости, звериной жестокости, в этом она как никогда солидарна со своей лисой. Рин подхватывает её ноги, заставляет обхватить себя за поясницу, и вот тогда Эридан начинает кричать – потому что это слишком, потому что она не способна выдержать столько – и всё же выдерживает. Придавленный хвост дёргается, словно пойманный в капкан, впрочем, это и есть капкан – из чувств и инстинктов, из любви и одиночества. Лисы не привязываются, лисы всегда уходят, но она, Эридан, не может. И не сможет. Это кончается слишком быстро, слишком резко, Эридан жадно сжимается, Рин не выдерживает и тихо стонет ей в плечо. Отстраняется – и гладит её ладонью, проникает внутрь, туда, где жарко, мокро и скользко. Опять не позволяет ей кусать губы. Эридан покорно выдыхает и проваливается в забвение. Во рту собирается слюна, дыхание мгновенно перехватывает, она жмурится что есть силы. Кажется, немного дрожит. Реальность воспринимается через мутную призму, а последние крупинки мыслей покидают голову. От первого полного вздоха кружит голову, а потом Эридан улыбается. Рин поворачивает её лицом к себе, легко касаясь пальцами подбородка, а потом медленно покрывает скулы поцелуями. Ласка и нежность вновь появляются в его осторожных прикосновениях, но на этот раз Эридан не против. Она всё ещё плещется в размеренных волнах сладости, сознание вернётся к ней позже. Они так и засыпают, в пещере, прижавшись друг к другу. Может быть, там, в селении людей, Рина кто-то ждёт. Может быть, ему нужно торопиться. Но он остаётся здесь, с Эридан, и она ценит это. Она просыпается среди ночи, почти осознанно просыпается, медленно перебирает тёмные пряди волос, а потом наклоняется и шепчет: — Однажды я обращу тебя, чужак. Однажды я приду в твою деревню, а уйду только с тобой. Однажды ты заслужишь хвост перед Солнцем, и Небом, и Травой, и Закатом, и Звёздами. Я заберу тебя себе, человек. Рин ворочается, что-то шепчет во сне, а Эридан… Эридан серебристо смеётся и выскальзывает из пещеры. Ему снова придётся искать её. Догонять. Просто Рин ещё не знает, кто из них добыча.