Случай в Хитроу

      Часовая Башня — место, где расцветают таланты. Для тех, в чьих жилах течёт благородная кровь многих поколений Волшебников. Для тех, кому от рождения дарована великая сила. Для тех, чей ум достаточно пытлив, кто не устаёт трудиться на пути постижения тайн мира, на пути созидания собственного величия. Для всех них Часовая Башня — место, где им предстоит пройти блестящий путь от подмастерьев до величайших Волшебников современности. Знания и умения, сила и власть — всё это находится там, ждёт тех, кто сможет подобрать то, что лежит на дороге, и вырвать лучший кусок у конкурентов. Это свара, это непрерывное сражение между теми, кто оказался наверху, и теми, кто сорвался или вот-вот сорвётся вниз.       Сражение, в котором у Кейнеса Эль-Мэллоя Арчибальда нет шансов.       Он был талантлив. Он был успешен. Всё, за чем он протягивал руки, падало в них само. Он, ещё столь молодой, взлетел по карьерной лестнице, как и подобает члену семьи Арчибальд, поднялся так высоко, что на него принялись ставить другие, кого он мог использовать как ступеньку для дальнейшего подъёма к вершине.       Всё рухнуло в одно мгновение.       Одна пуля, выпущенная Эмией Кирицугу, этой мерзкой псиной Айнцбернов, позорящей саму суть Волшебства, разрушила всё. После этого, как Кейнес ни пытался выкручиваться, все его старания были тщетны. Сейчас он понимал это. Он мог трепыхаться сколько угодно, но он был обречён.       Нет, всё рухнуло ещё раньше.       Когда Вэйвер Вельвет похитил катализатор для обряда вызова Слуги? Мальчишка виноват, мальчишка десять тысяч раз виноват, но дело даже не в этом. Кейнес видел его, видел этого Слугу, видел Короля. Они бы не смогли сработаться. Можно было приказывать Лансеру. Можно было ругать его. Он беспрекословно исполнял любые приказы. Он был лишь инструментом. Александр Македонский был Королём. Как бы смешно ни звучало это, каким бы анахронизмом ни казалось, на землю ступил Король, и Кейнес мог за один присест израсходовать все три Командных Заклинания, но не заставил бы того и пальцем пошевелить против его воли.       Четвёртая Война с самого начала была абсолютно безнадёжным предприятием.       Это чудо, что они выжили.       Сколько Кейнес ни пытался, сколько усилий ни прилагал, до головной боли, до кругов перед глазами, он не мог вспомнить, как они спаслись. Он подписал контракт. Он заставил Лансера убить себя. Он смог прижать к себе Солу-У, ощутить тепло её тела, услышать её дыхание, почувствовать, как бьётся её сердце.       Несчастная, измученная, её вообще не должно было там быть. Ему нельзя было брать её с собой. О чём он думал?! Зачем он впутал её?! Хотел покрасоваться? Хотел щегольнуть своей гениальностью?       Дощеголялся.       Итак, они втроём вышли во двор. Лансер исчез. Эмия отошёл в сторону и закурил. Хлопок. Что-то громко лопнуло на противоположном углу двора. Кажется, этот звук удивил всех. Кажется, даже Эмия его не ожидал. Что он должен был значить? Что произошло потом? Это был условный сигнал?       В следующее мгновение кто-то резко поднял Кейнеса вверх вместе с креслом и понёсся через двор. Что происходит, Кейнес понял только тогда, когда они неожиданно оказались на крыше здания. Тело не подчинялось ему. Он не мог нагнуться и посмотреть, кто несёт их. Он мог только прижимать к себе Солу-У, изо всех сил стараясь не дать ей выпасть из двигавшегося невообразимыми рывками кресла.       Потом Кейнес увидел огонёк. Маленький язычок жёлто-алого пламени вспорхнул невесть откуда, описал круг над Кейнесом и Солой-У. И пала тьма.       Кейнес пришёл в себя только в доме четы Маккензи. Очевидно, огонёк погрузил его в сон. В этом сне он видел голубую бездну, но что она значила, Кейнес не знал. Он даже не знал, должна ли она была что-нибудь значить.       Не важно.       Теперь всё не важно. Он проиграл — один-единственный раз и на всю свою жизнь. У него не будет возможности отыграться. С помощью денег и связей он сможет вновь подчинить себе тело. Но Волшебство ему уже не подчинить себе никогда.       Это было так унизительно, это было почти физически больно. Он, гений, молодой талант, кому суждено столь блестящее будущее, теперь всего лишь калека, не способный даже сам за собой ухаживать.       Теперь…       Сола-У смотрела в иллюминатор. Гордая, решительная, всегда уверенная в себе — такой она была, сколько Кейнес её знал. Сейчас же она казалась тенью самой себя. Бледная, молчаливая, она всегда смотрела куда-то в сторону и одновременно внутрь себя. И никогда не смотрела на него. Она думала о чём-то, постоянно терзалась чем-то, и Кейнес боялся спрашивать её, что заставляет её так страдать. Не потому, что она проигнорирует его. Не потому, что скажет, что это не его дело.       Он боялся, что она ответит ему. Потому что он знал, каков будет этот ответ.       Она никогда его не любила. Она дала своё согласие, потому что так хотела её семья. Потому что её брат, наследник Метки, не мог оправдать всех надежд, которые возлагали на него родственники. Потому что Кейнес мог оправдать их надежды.       Теперь их союз был лишён смысла. Для Кейнеса, для Арчибальдов, он мог стать тем волоском, что удержит их от падения в бездну. Но София-Ри больше в нём не заинтересованы. Помолвка будет расторгнута, и Сола-У достанется тому, кто сможет что-то предложить её семье. Может быть, кому-то, кого она сможет полюбить. Кому-то, кто сможет вылечить её раны.       Не Кейнесу.       На табло загорелся сигнал, призывавший пассажиров застегнуть ремни безопасности. Самолёт прибывал в Хитроу.       — Вот мы и дома, Сола-У, — тихо сказал Кейнес.       Она встрепенулась и чуть повернула голову, переведя взгляд на Кейнеса. Потом еле заметно кивнула и вновь погрузилась в свои мысли. Кейнес хотел сказать что-то ещё, ободрить её, заставить её улыбнуться, но не знал, что сказать и какими словами можно было бы её утешить.       Самолёт приземлился и покатился по взлётной полосе. Отчего-то Кейнесу стало дурно. Каждое мгновение приближало тот ужасный миг, когда они с Солой-У расстанутся навсегда.       Движение прекратилось, табло погасло, и командир экипажа по громкой связи поздравил пассажиров с прибытием в Великобританию. Кругом зашевелились люди. К Кейнесу подошла стюардесса и спросила, склонившись:       — Вам помочь?       — Нет, мы справимся сами, — возразила Сола-У, поднимаясь со своего места.       — Но…, — удивился Кейнес.       Сола-У подошла к нему и, подхватив под руку, помогла перебраться в инвалидное кресло, после чего сама покатила его к выходу из самолёта.       — Но зачем ты…?       — Надо же мне учиться это делать, — спокойно ответила Сола-У.       Кейнес не знал, что на это сказать. Наверно, надо было заявить, что их помолвка разорвана и более он не считает себя вправе доставлять ей неудобства. Но он не смог этого сделать. Язык прилип к нёбу, гортань пересохла. Он обязан отпустить её сам, но не может.       Паспортный контроль, получение багажа, таможня — обычно такая долгая и тягомотная рутина пролетела в мгновение ока. И вот они уже в зоне встречающих. Толпы народа, шум, кто-то обнимается, кто-то растерянно ищет то ли встречающих, то ли прилетевших. Но во всей этой толпе Кейнес немедленно разглядел человека, увидеть которого сейчас боялся больше всего.       Среди снующих и галдящих людей, точно скала посреди бушующего моря, стоял тёмно-рыжий красивый молодой мужчина в элегантном костюме. Вся фигура его лучилась уверенностью в себе, пытливый взгляд выдавал в нём умного человека, горделивая осанка говорила о том, что он полагает себя выше многих и, во всяком случае, выше всех находящихся в зоне встречающих, по праву рождения, по праву благородной крови древнего дома Волшебников, текущей в его жилах.       Брэм Нуада-Рэ София-Ри.       Старший брат Солы-У.       — Добрый день, лорд Эль-Мэллой, — вежливо улыбнулся Брэм. — Добрый день, Сола-У.       — Это честь, что вы прибыли встретить нас лично, профессор София-Ри, — ответил Кейнес.       — Что вы, как я мог не встретить мою дорогую сестру и её жениха? — Брэм окинул быстрым взглядом кресло и Кейнеса. — Особенно когда вы очевидно нуждаетесь в том, чтобы вас встретили. Сола-У, позволь мне.       Сола-У отступила в сторону. Брэм обошёл кресло и, взявшись за ручки, покатил его вперёд через зал.       — Лорд Эль-Мэллой, я заказал вам машину, которая отвезёт вас домой.       — Вам не стоило беспокоиться.       — Отчего же? Нехорошо было бы бросить вас одного посреди аэропорта. Хитроу огромен.       — Что ты имеешь в виду, Брэм? — тихо спросила Сола-У.       — Прошу прощения, но вы же сами понимаете.       Сердце Кейнеса пропустило удар. А Брэм безжалостно продолжил:       — Семья София-Ри более не считает возможным отдать свою дочь в жёны главе семьи Арчибальд.       — Но, Брэм…!       — Прошу тебя, Сола-У, ты сама говорила, что тебе всё равно, за кого выходить, не так ли? Ты сказала, что станешь женой того, на кого тебе укажут.       — Сола-У, твой брат прав, — через силу заговорил Кейнес. — Я не вправе далее тебя удерживать. Я не могу ничего предложить тебе, а жизнь с калекой будет очень тяжела.       Сола-У ничего не сказала. Она просто посмотрела на Кейнеса с выражением, которого он никогда у неё не видел. Она была удивлена, обеспокоена, обижена. Закусив губу, она отвернулась.       — Благодарю за понимание, лорд Эль-Мэллой, — усмехнулся Брэм.       — Ты любишь меня? — вдруг спросила Сола-У.       — Что? — переспросил Брэм.       — Ты ведь любишь меня, верно? — Сола-У взглянула Кейнесу в глаза.       Он растерялся. Он не ожидал этого вопроса. Что она хочет услышать? Зачем она спрашивает?       — Сола-У, ты же прекрасно понимаешь…, — начал Брэм.       — Люблю, — сипло ответил Кейнес. — Я люблю тебя, — повторил он твёрже.       — Хорошо, — Сола-У кивнула.       А потом она вдруг толкнула Брэма в бок. Тот от неожиданности выпустил ручки инвалидного кресла и отшатнулся в сторону. Сола-У продолжила толкать кресло к выходу.       — Сола-У, ты же не хочешь пойти против семьи? — угрожающе спросил Брэм. — Ради чего?       — Супруги должны быть вместе в горе и в радости. Я разделила с Кейнесом радость. Настал черёд разделить и горе.       — Но зачем? — тихо спросил Кейнес, насколько возможно, поворачиваясь к ней.       — Я не знаю, — она улыбнулась. — Я не знаю, — на глазах её выступили слёзы. — Я лишь чувствую, что должна поступить именно так, — она плакала. Улыбалась и плакала. — Хочу я или нет, мы связаны. Не словом, не политикой, но этой Войной. Она связала нас. Я совершила много глупостей. Я поддалась чарам. Я поддалась чувствам. Поддавшись им, я навредила тебе, хотя ты никогда не желал мне зла. Теперь, поддавшись им вновь, я должна попытаться восполнить тот ущерб.       — Сола-У, — Кейнес протянул руку, единственную часть тела, что его слушалась, и коснулся щеки Солы-У.       — Вы оба свидетели — я был против, — ворчливо заметил Брэм.       — Ты не станешь препятствовать? — удивилась Сола-У.       — А что, я тебя за ноги должен от него оттаскивать? — Брэм вздохнул. — Я — «неудачник». Он — «неудачник». Будешь и ты «неудачницей».       — Из-за меня ты не должна…, — начал Кейнес.       — Я тебе говорила, что ты трус? — грозно спросила Сола-У.       Кейнес инстинктивно вжал голову в плечи.       — Если не говорила, говорю, если говорила, повторяю. Ты даже с фамильяром не смог открыто вступить в противоборство за сердце возлюбленной — только тихо ревновал в уголке. И после этого ты считаешь себя мужчиной?       Кейнес обиженно забурчал под нос оправдания.       Сола-У нагнулась и мягко шепнула ему на ухо:       — Спасибо за то, что беспокоился обо мне. Спасибо, что пытался меня ободрить, — она распрямилась. — Может, ты и не самый лучший человек на земле, но меня ты защитить можешь.       — Кстати об этом, — вдруг вспомнил что-то Брэм. — Лорд Эль-Мэллой, мне передали, что вам звонили из Фуюки.       — Из Фуюки? — насторожился Кейнес.       — Да. Вэйвер Вельвет, кажется. Хотел что-то обсудить.       — Вэйвер Вельвет? — изумился Кейнес. — Но что он…?       — Что-то о Зелретче.       О ком?!