Lonely 4 songs

Вдохновение Шиёна зачастую такое же странное, как и он сам, приходит тогда, когда меньше всего необходимо, и чаще всего совсем не теми мыслями. Шиён широко зевает и отворачивается от монитора к окну, всматривается в поблескивающие на стекле дождевые капли. Настроение Шиёна такое же тяжелое и промозглое, как и ночь за окном, а где-то на краю сознания вырисовываются обрывки плавного и ненавязчивого бита пока не написанной им песни, притягивая к себе отдельные слова из мыслей, складывая их в строки, которые настолько абстрактные, что Шиён их целиком уловить не может. Когда-нибудь он обязательно соберёт обрывки фраз в лирику и наложит на этот призрачный бит, который продолжает звучать в голове, но сейчас ещё слишком рано. Хончоль на кровати позади беспокойно дергается, что-то мычит сквозь сон и переворачивается на другой бок. Шиён вздыхает и выключает компьютер − настроение располагает к чему-то уж слишком сопливому. От открытого окна тянет холодом и сыростью, и Шиён не знает, чего хочет больше − разобраться в себе или же перестать копаться в собственных мыслях вовсе, когда вопреки своим же запретам закуривает в комнате, даже не подходя к окну. Спящий на его кровати Хончоль вызывает что-то среднее между слабо контролируемой тоской и такой же неуправляемой злостью. Шиён не умеет − не хочет? − общаться с девушками, а процент адекватности всех его компаний едва дотягивает до десяти, но Хончоль, который всё ещё беспокойно ворочается под одеялом, ни в одну из установленных Шиёном категорий не вписывается, потому что всё, что их связывает − поверхностное общение на шоу, пережитые тогда эмоции, которые уже притупились и стёрлись, редкие встречи в клубах на афтепати и пятьдесят с небольшим сообщений в диалоге какао-тока. Хончоль для Шиёна давно стал кем-то большим, чем простым знакомым, но совсем ещё не дотягивает до друга или даже приятеля. Шиён усмехается, утыкаясь лбом в ладонь, когда думает, что между ними не было даже случайного секса, и мысленно вычёркивает ещё один класс людей, с которыми контактирует. Он осознаёт в полной мере, что на самом деле жалеет, но не может понять, о чём именно, и получается, что Хончоля ему вписать просто некуда. Ночан обязательно засмеёт, если поймёт, в чём дело. Волосы Хончоля под ладонью Шиёна жёсткие и растрепанные, но сам Хончоль дышит ровнее и перестает нахмуривать брови. Шиён садится на пол рядом с кроватью и гладит Хончоля по волосам, и под ненавязчивый лайтовый бит, который никак не хочет уходить из его настроения, думает, что это, наверное, здорово, когда кто-то гладит тебя по голове только из-за того, что тебя мучают кошмары. С мотивацией у Шиёна всегда всё было немного сомнительно. Когда Хончоль вздрагивает, тяжело вздыхает и открывает глаза, и Шиён не то, чтобы не успевает убрать руку − он даже не пытается. − Сонмин думает, что мы с тобой трахаемся, − выходит грубо, но лирические настроения перекрывает на раз, и Шиёну просто надо сказать хоть что-то. Шиён проводит рукой по волосам Хончоля снова и радуется, что тот после сна информацию практически не воспринимает. Одним объяснением меньше. Хончоль выглядит так, словно недостаточно осознаёт себя во времени и пространстве, недоумённо оглядывает комнату в квартире Шиёна, и последний готов поспорить, что вопрос "какого чёрта я здесь делаю" уже готов сорваться с языка Хончоля, несмотря на то, что часами пятью ранее он пришёл сюда сам. Поссорился с матерью, захотел поговорить или же просто было ближе − Шиён не вдаётся в подробности. Так же как и в то, что Хончоль ночует у него раз пять-восемь в месяц, в зависимости от настроения и обстоятельств. − Я плачу за аренду девятьсот баксов в месяц, − говорит наконец Шиён, приглаживает чёлку Хончоля и наконец убирает руку. − Такими темпами тебе и свой в это вклад вносить стоит, − это не просьба и не претензия, скорее просто кривая шутка. − Иди спать, − Хончоль отодвигается от края кровати и освобождает для Шиёна место, но одеяло забирает всё. − Это мой дом, вообще-то. Не указывай, − тянет Шиён, но переодевается и послушно забирается на кровать. Они лежат спиной к спине, Хончоль горячий даже через слой пухового одеяла, и это последнее, о чём Шиён должен думать, но у него всё ещё очень плохо с мотивацией, а с рефлексией они всегда рука об руку. Когда утром Шиён обнаруживает вместо Хончоля только смятую подушку и купюру в десять тысяч вон на комоде в прихожей, он думает, что это уже как-то слишком даже для шутки, пусть и такой же нелепой и неуместной, как и их с Хончолем отношения. Хончоль Шиёна бесит до тёмной мути перед глазами, а Ночан всё ещё засмеёт, если узнает. Отличное начало понедельника. *** Съёмки сворачивают далеко за полночь, и в то время, когда Шиён должен думать о горячем душе, банке пива и тёплой постели, он просит скинуть фотографии на флешку, напрашивается на то, чтобы его подвезли, и вместо собственного адреса называет улицу, на которой живет Хончоль. Хончоль не удивляется позднему звонку, но недоумевает, когда видит на дисплее фотографию Шиёна, а затем слышит из динамика сдавленный мат, какой-то непонятный шорох и шелест асфальта под шинами отъезжающей машины. − Номер квартиры скажи, − говорит Шиён и зажимает телефон между щекой и плечом, судя по качеству звука. − Какого хрена, хён? − Хончоль явно не осознаёт происходящее до конца и на секунду даже вспоминает об уважительном обращении. − Номер квартиры, − Шиён говорит чуть ли не по слогам и пытается прикурить, но судя по раздражённому шипению − безуспешно. Когда Хончоль открывает дверь, ему начинает казаться, что пять минут назад он разговаривал с кем угодно, но не с Шиёном, потому что раздражённый голос в трубке никак тому принадлежать не может − Шиён заходит в прихожую, весь обвешанный бумажными пакетами с брэндовыми шмотками, и выглядит совершенно расслабленным. − Выпьем? − Шиён всегда разговаривает так, словно уже немного пьян. Хончоль только кивает в ответ − у Шиёна бывают идеи и похуже. Шиён ударяется затылком о дверной косяк и с досадой осознаёт, что лет пять назад ему всё же стоило определиться со своими сексуальными предпочтениями, потому что в том случае у него был бы весомый повод заехать Хончолю кулаком в лицо, но Хончоль прижимает к стене слишком крепко, упирается локтем в плечо, и Шиёну хочется завыть не то от боли, не то от неуместности происходящего. Шиён не видит особой разницы между девушкой и парнем, когда дело доходит до секса, а у Хончоля в глазах читается чёткое желание обладать, навеянное тремя бутылками соджу, и он не привык объясняться и спрашивать. Единственное, что у Шиёна с Хончолем до сих пор общее − это сомнительная мотивация. Шиён осознаёт это предельно чётко, когда Хончоль глухо рычит и лезет горячей ладонью ему в штаны. У Хончоля нет ни опыта, ни терпения, потому что слишком быстро, резко и сильно, а у Шиёна отказывает способность связно мыслить, чтобы сказать, что на самом деле ему нравится совершенно не так, и желания спорить с таким Хончолем не находится тоже. Шиён ощущает себя сгустком болезненного удовольствия и никак не отступающего раздражения, а не озвученный вопрос, почему именно с ним, Хончоль проигнорирует даже в том случае, если прямым текстом от Шиёна услышит. Хончоль всё ещё бесит, потому что никогда не думает, что делает, и десять тысяч вон, оставленные на комоде в прихожей Шиёна − ещё не самый паршивый из всех его поступков. Хончоль снова рычит и, кажется, говорит что-то, а потом кусает в плечо через ткань футболки, и Шиён едва успевает сморгнуть выступившие слёзы, прежде чем кончить Хончолю в ладонь. Хончоль смотрит на перепачканную спермой ладонь с едва уловимым недоумением, и наконец ослабляет хватку − Шиён еле удерживает себя на ногах. − Ты знаешь, зачем маленькие дети иногда кусают своих матерей? − Шиён ловит Хончоля за руку и вытирает его ладонь о футболку. Сказанные слова Хончоль воспринимает не иначе, как последнюю чушь. Шиён всегда мыслит несколько альтернативно, Хончоль не привык вдумываться. Ничего нового. − Зачем? − Они хотят их съесть. Хотят, чтобы мать всегда принадлежала им. Это инстинкт, − Шиён криво улыбается, когда Хончоль переводит взгляд на его плечо, кладёт руку Хончолю на шею и тянет к себе, будто собираясь поцеловать. Хончоль отворачивается в самый последний момент. − Не неси ерунды. − Это не ерунда. Это психология. Хончоль коротко хмыкает, прячет руки в карманы и щелкает замком на межкомнатной двери, закрываясь на кухне. Короткое "ложись спать" приходит сообщением в телефон Шиёна минут через пятнадцать, и Шиёну обязательно стало бы до безобразия смешно, если бы всё это происходило не с ним. У Шиёна болит голова, и последнее, что он хочет увидеть на завтрашнем концерте Сонмина − как Хончоль обнимается с какой-нибудь девочкой в самом углу зала или же возле барной стойки. Однако он всё равно это видит. *** − Я заберу тебя после вашего концерта, − говорит Хончоль и сбрасывает звонок, не давая Шиёну ни единого шанса. Это особенно странно, учитывая, что эта фраза в одну сторону содержит всё их общение за последние четыре месяца. Шиён с Хончолем существуют в одной реальности, но в разных мирах, и эта тонкая грань между ними для Шиёна как стекло витрины: видишь, но не можешь достать, даже если захочешь. Шиён не уверен, что хочет, но без Хончоля, который просто маячит на горизонте, становится слишком пусто, и это понимание не вызывает ничего, кроме притупившегося уже раздражения. Крутящееся в голове голосом Хончоля "я заберу тебя" звучит слишком уверенно и безапелляционно, и если самого Хончоля не очень волнует чужое мнение, Шиён будет поступать так же. Выйти на сцену с бутылкой шампанского всё ещё не очень хорошая идея с точки зрения здравого смысла, но под включившийся бит Шиён незаметно, но привычно уже для всех становится Гирибоем, который может позволить себе почти всё, что угодно. − Они не меня любят, − задумчиво делится Шиён очередным откровением , когда протискивается с Хончолем через толпу к выходу. Хончоль мысленно ненавидит себя за полуторачасовое опоздание. − У меня плохое зрение, сомнительные шутки, и я ни черта не смыслю в романтике. Они любят Гирибоя. Со всеми его очками и альтернативным восприятием мира, которое он толкает со сцены вместе со своей лирикой. − Ты что несёшь? − у Хончоля почему-то даже не получается разозлиться. − Я же прав. − Глаза открой наконец, Гирибой. − Это ты меня сейчас дисснул или что? − Шиён хмыкает, но позволяет Хончолю затолкать себя в подъехавшее такси. − Это значит, что ты меня бесишь вне зависимости от того, Гирибой ты или Хон Шиён. И прекрати уже придуриваться. Шиён прячет руки в карманы, отворачивается к окну и пытается найти виноватого в том, что их с Хончолем взаимодействие в основном строится на негативных эмоциях. − Нужно было пить больше, − говорит Шиён скорее себе, чем Хончолю, и чувствует, как на его колено опускается широкая ладонь и несильно сжимает. Хончоль показательно смотрит в другую сторону, хмурится и молчит, и всё это очень похоже на странный подкат. Шиён осторожно шевелит ногой и начинает беззвучно смеяться, когда пальцы сжимаются крепче. Самый паршивый подкат в его жизни. Шиён чувствует себя вытащенным из своей зоны комфорта уже месяца четыре как, и думает, что ничего не теряет, когда Хончоль заводит его в свою заставленную коробками из-под обуви комнату. Алкогольная дымка постепенно выветривается из сознания, а Хончоль не пил вовсе, но его руки мелко дрожат, когда он излишне бережно стягивает с Шиёна очки. Шиён нервно хмыкает и думает, что находит смысл своей жизни в принятии странных решений. − Ты бесишь, когда тебя нет, ты знаешь? − ещё одно откровение за вечер, такое же сомнительное, как и первое. Шиён понятия не имеет, зачем это говорит, но сейчас Хончоль хотя бы слушает. Тот ничего не отвечает, стаскивает с Шиёна толстовку и выключает свет, а Шиён сам себя не понимает, но подставляет под губы Хончоля шею и тянет его к себе сам. Шиён любит татуировки надписями и рисунками на других, и в отсутствии на своей коже их любит тоже, о чём сообщает Хончолю, обводя пальцем чёрные контуры на его груди. − Нравится? − Да, − Шиён на подобные вопросы всегда отвечает честно. − Только вот вам с Сынчже надо зрение подправить, − Шиён указывает пальцем на выглядывающий из-под нового рисунка край старой татуировки, а Хончоль только смеётся и скребет по плечу ногтями. Шиён прижимает ладони к груди Хончоля, словно греет руки, и думает, что между ними всё не так уж и плохо, но ровно до тех пор, пока Хончоль не открывает рот. − У всех ваших есть татуировка-символ лейбла. На том же Васко татуировки вообще неплохо смотрятся. Где твоя? Шиён хмурится, убирает руки и поворачивается к Хончолю спиной. На одном футоне для двоих слишком тесно, и колени Шиёна почти касаются пола, но придвигаться ближе он не хочет, даже когда чувствует пальцы Хончоля, ведущие линию вдоль его позвоночника. − Я, вообще-то, сейчас рядом с тобой лежу голый. Ты уверен, что этот вопрос уместен? − огрызнуться гораздо проще, чем объяснить Хончолю, что пока они в одной постели, лучше обойтись без упоминания третьих лиц. − Сонмин думает, что мы трахаемся, − невпопад говорит Хончоль, словно это вообще является каким-то аргументом. Шиён вздыхает, выбирается из-под одеяла и начинает одеваться. Пять утра − самое время выдвигаться домой, а спонтанные решения всё ещё как смысл жизни. Судя по молчанию, Хончоль подбирает слова и старается угадать нужные, но на Шиёна постепенно накатывает, потому что самый главный вопрос по-прежнему остаётся без ответа. Шиён не спрашивает, зачем, не спрашивает вообще ничего, просто одёргивает на себе толстовку и садится рядом с Хончолем на корточки. − Хончоль. Поцелуй меня, − говорит Шиён и придвигается ближе. Удивленный Хончоль с расстояния десяти сантиметров выглядит крайне глупо. Шиён отгоняет от себя стойкое чувство дежа вю и ждёт так долго, насколько хватает его терпения, и когда Хончоль шумно выдыхает и медленно опускает руку на плечо Шиёна, он закрывает глаза ладонью, медленно отстраняясь. − Я тебя понял, Хончоль. Хорошо. Не надо больше. *** У Шиёна пустой холодильник, переполненная пепельница на подоконнике, шаткая башенка пустых коробок из-под лапши под столом, но порядок в гостиной, где ничего, кроме дивана, телевизора и приставки и нет. У Шиёна любимое дело и клубные вечеринки, но беспросветная какая-то тоска на листах бумаги, которые отправляются в стол. Шиён даже знает причину, голос которой слышит из динамика телефона в одном из утренних звонков. Хончоль разговаривает с кем-то и смеётся, и Шиён улавливает фоновую английскую речь, но не сбрасывает вызов даже тогда, когда понимает, что Хончоль звонит ему задним карманом джинсов. Звонок обрывается где-то на сороковой минуте, и телефонный счёт с несколькими нулями − это проблемы самого Хончоля, не Шиёна. Шиён впервые за последние несколько недель в квартире не один, но даже это весьма сомнительно − заскочившему с работы брату уже нужно домой, но он молчит и украдкой поглядывает на часы, как будто бы Шиён не видит. − Ты заебал, хён, − Шиён кидает ему банку пива и предлагает остаться на пару часов, как будто это что-то изменит. Когда в дверь звонят, Шиён курит в форточку и только лишь отмахивается, потому что смутно догадывается, кто может стоять на лестничной площадке. − Ошиблись дверью, точно тебе говорю, − лениво тянет он в объяснение. Брат пожимает плечами, но в глазок смотрит с интересом, будто бы Шиён ему что-то недоговаривает или кого-то от него прячет. − Там только чувак в капюшоне на лестнице курит. Наверное, и правда ошиблись. Шиён отворачивается к окну, снимает очки и трет кончиками пальцев глаза. − Тебе не пора, хён? Шиён убивает полчаса на выбор фильма и ещё минут десять на его просмотр, когда его наконец накрывает. Потому что чувак в капюшоне наверняка ещё сидит где-нибудь на лестнице, только в дверь не звонит больше и словно специально Шиёна выводит. Ничего никогда не меняется. Когда Шиён открывает дверь, то на миг чувствует себя параноиком и думает, что просто склонен выдавать желаемое за действительное. − Какого хрена?.. Хончоль действительно сидит на лестнице, но взгляд на Шиёна поднимает только через полминуты. Хончоль не сердитый, не расстроенный, а просто какой-то угрюмый, в надвинутой на глаза шапке и со смятой пачкой сигарет в руках. − Какого хрена? Я же просил не приходить без звонка. − А ты говорил больше тебе не звонить. Хончоль поднимается, отряхивает джинсы и тянется; а у Шиёна в растянутом вырезе футболки видно одно плечо, отросшие волосы собраны в подобие хвоста на затылке, и рядом с Хончолем он выглядит нелепо. − И в принципе катиться к чёрту, я помню. Намёк уловил, − Хончоль подходит ближе. Шиён не уходит, но и в квартиру пускать не думает. − Но ты просил не делать слишком многое. − Изначально ты мог бы просто не ебать мне мозг. Шиён уставший, и чёрт знает, с какой стороны к нему вообще подступиться. Он натягивает сползшую футболку обратно на плечо и смотрит так, что Хончоль окончательно осознаёт, что понятия не имеет, как мысли Шиёна устроены. У Хончоля холодные руки − наверное, действительно замёрз − и у Шиёна по шее бегут мурашки от его прикосновения. Хончоль тянет его на себя, а потом осторожно целует, и первые секунды Шиён думает, что всё это ему кажется. − У нормальных людей с этого начинается, вообще-то. − Ты не очень подходишь под определение "нормальный". − Ты тоже, − Шиён странно фыркает, отодвигает от себя Хончоля и заходит обратно в квартиру. − И если так и будешь там стоять, то я закрываю дверь. − Шиён? − Что? Шиён застывает на месте, поправляет очки и смотрит на Хончоля, как на последнего идиота, а потом не выдерживает и всё же улыбается. Потому что Хончоль говорит: − Приветики. Шиён мотает головой в приглашающем жесте и уходит на кухню. Наверное, у них всё ещё может что-то получиться.