Рыцарь на хромой кобыле

Горшок сделал свое черное дело, выплеснув все свое содержимое, накопившееся за ночь, прямо на голову проезжавшему под окнами рыцарю. Служаночка, полная и грудастая, заржала, обнажая коричневые, кое-где подгнивающие зубки и захлопнула створки окна, с грохотом, который отрезвил изрядно выбитого из жестокой реальности рыцаря. Холодная моча стекала по начавшим ржаветь по краям латам, воняя и вызывая рвотные позывы. Кобыла так и продолжила свое медленное и мерное шествие в сторону не менее вонючего и загаженного постоялого двора. Скачка… Для этого животного, исхудалого и чуть прихрамывающего на заднюю левую ногу, подобное понятие уже не казалось чем-то реальным. Эту старую клячу даже пришлось освободить от брони, по статусу ей полагающейся. А на новую лошадь у рыцаря денег с собой в наличии не имелось. После неудачного похода, организованного его сюзереном, денег вообще грозило стать на порядок меньше: подати увеличились, время меж ними сократилось. Мстительно запомнив дом, из окна которого его окропили «живительной влагой» и, предпочтя не снимать шлема, рыцарь скосил взгляд на свои гербовые погоны, совсем испорченные чем-то потверже мочи, и решил, что придется попросить хозяина забегаловки, в которой он решил остановиться, еще и облить его водой. Чтобы не так сильно воняло. *** Рыцарю помогли спуститься с кобылы, держа немощную скотинку под уздцы и подставив маленькую, чуть косо сколоченную лесенку. Чтоб слезать удобнее было. Холодная вода отрезвила и немного отбила вонь, теперь можно было бы попросить какого-нибудь служку помочь снять доспех – множество ремешков, располагающихся не в самых легкодоступных местах, самостоятельно было расстегнуть трудно, особенно, если учесть, что пластины доспеха начали ржаветь и от этого потеряли часть былой подвижности, даже не смотря на плавающие заклепки, особую форму и хитро скрытые сопряжения. Отдать бы их кузнецу, да дорого… Рыцарь, смотря как на рыхлую после дождя землю скидывают куски его лат вздохнул и отвернулся, следя за мальчишкой, который шустро, пыхтя от натуги развязывал на его шоссах* армпоинты**, чтобы снять защиту бедер. Вокруг жужжали мухи и был все тот же тошнотворный запах экскрементов. Неужели, исподнее тоже пропиталось тем, чем та служанка имела наглость его окатить? Хотя, кому какая разница? Рыцарь почесал свой живот через мокрую ткань рубахи и сморщился. Где-то рядом забрехала собака. *** Вечер в шумной забегаловке, душной и провонявшей кислым пивом и потом от немытых тел и пригоревшего мяса. И все было как обычно. Рыцарь сидел за длинным столом на скамье и, отрезая ножом от шмата свиной ноги кусочки поменьше, с чавканьем их поедал, не обращая внимания на то, что сок и жир текут по рукам и бороде, пачкая и без того не первой свежести одежду. Его доспехи были дотащены им же самолично до убогой комнатушки на втором этаже забегаловки и свалены в кучу у окна. Оставалось надеяться на то, что в них не запрыгнет большое количество клопов, коими кишела гора соломы, служившая постояльцам этой коморки постелью. Ровно, как и любой другой комнаты. Все шло своим чередом – люди ели и пили, рыгали и громко смеялись над пошлыми шуточками, лапали доступных девиц… Рыцарь, положив глаз на одну такую, подозвал к себе. Вблизи она выглядела еще более потасканной, чем издали. Запавшие глаза, морщинки, мелкой сетью опутавшие ее лицо и недостающие передние зубы. Не прекрасная дама, но женскими прелестями она обделена не была и, пышная грудь, пусть и несколько обвисшая, явно была еще упруга. Затащить ее в комнатку было сложно: рыцарь, изрядно злоупотребив все тем же кислым пойлом, едва держался на ногах, цепляясь за перила и за свою подружку, что-то пьяно рассказывая ей и восхваляя ее прелести. Та тоже пьяненько хохотала и старалась не чесать голову под чепчиком. Конечно, благородный сер не заметит, как на него упадет пара-другая вшей, но… У нее были на эту ночь тоже другие планы. Уж больно туго был набит его кошель, висящий на поясе, и больно пьяно и осоловело смотрел он по сторонам. Впрочем, когда толком не раздев и не раздевшись, рыцарь ткнул ее головой себе в пах. Кошель стянуть тайком не получалось, а возиться с оголодавшим по женской ласке и телу мужиком, ей была не охота. Она достала из расхлябанного и грязного голенища сапога маленький ножик с деревянной затертой ручкой и припрятала его в руке, выжидая момент, лаская ртом вонючий, так до конца и не вставший член с прилипшими к нему волосками. А потом, оседлав его бедра, задрав свои юбки, она наклонилась… Замах и удар, пусть не такой и сильный – откуда у спившейся шлюхи силенки на то – но лезвие вспарывает рыцарю глотку. Он, с пьяных глаз не успевает среагировать и хватается за ее руку уже после того, как она вонзила нож. Он пытается что-то выкрикнуть, вероятно, зовя на помощь, хрипя и пытаясь другой рукой зажать рану. Женщина, оскалившись, резанула ножиком вбок и отскочила, смотря как из развороченного горла толчками вытекает кровь, как рыцарь захлебывается ей же, бессильно зажимая руками шею. Она дрожащими руками отвязала кошель с его пояса и, посмотрев на себя, убежала из комнаты, оправив платье и даже не затянув шнуровку на груди. Теперь у нее будут деньги на новую жизнь. Ну, или хотя бы на то, чтобы переехать в другой городишко и устроиться служанкой в каком-нибудь доме. *** Хозяин, на утро, придя за платой, никого в комнате которую занимал рыцарь, не обнаружил. И даже доспехов его не было. В сердцах пнув дверь так, что та ударилась о стену, он пошел дальше, стучась в двери и взимая плату с постояльцев. А рыцарь… Что с него взять? Он появляется в этом городишке часто. От него разит как от сточной канавы, лошадь худа настолько, что виднеются все кости, а латы бурые от ржавчины. Поговаривают, что он подъезжает к той самой забегаловке и подолгу кого-то ждет там. Наверное, ту прошмандовку, что убила его, а после обворовала. А, может, и не ее вовсе. Так или иначе, жители под вечер частенько видят его, шарахаясь в сторону и осеняя его крестным знаменем, но толку от этого ровным счетом никакого. Разве что холодок по спине, да слезы из глаз. И собаки воют… ------ *шоссы – раздельные в данном случае штанины, по типу чулок, к которым крепятся латные части бедер и голеней. Сами шоссы либо привязывались к ремню, либо к камизе(своего рода куртке). ** армпоинты – кожаные шнурки, которыми привязывали части доспеха. Не путать с фингерлупами – это специальным образом плетеные шнурки с, как правило, латунными острыми навершиями. Использовались как завязки для верхней одежды.