Неглупый, в общем, бог

Эм, с чего бы начать? Наверное, нужно представиться… Меня зовут Рональд. Нет, даже не так… Мне нравится, когда меня называют Рональд. Да, так гораздо лучше. Мне нравится, когда меня называют Рональд и я что-то вроде бога в этом мире. Тише-тише. Обо все по порядку: Каком Мире? Да том мире, что катится за бортами конного экипажа. Поля, луга, равнины, горы, реки, моря, океаны – вот мой мир. Других я не знаю. Или другие не знают меня… Почему бог? Ну, кроме очевидной мании величия у меня в запасе есть масса способностей, которыми обычные люди, как правило, не обладают. Да, я умею двигать ушами, но я имел в виду способности более божественного характера – сотворение пищи из ничего, хождение по воде, возможность излечивать болезни и все такое. Почему Рональд? Тут все просто – бог по имени Рон. Как по мне, звучит прикольно, да и Мари это имя подбешивает. Кто такая Мари? Да вон же она сидит рядом, буравит своими зелеными глазками мальчика в сером дорожном плаще. Внушает бедняге мысль перерезать горло вон той девушке в красном сарафанчике. Старается – вон как поджала губки от усердия. Нет-нет, кто эти двое совершенно не важно. Тебя это не должно волновать, тем более, что одой из них осталось жить не больше получаса – столько, по моим прикидкам, осталось до города. Мари удовлетворенно облокотилась на мое плечо и замурлыкала себе что-то под нос. Что значит, «кто такая Мари»? Я же объяснил, что… Хотя, да, я отвлекся. Начнем сначала. Я бог. Я способен создавать. Мари тоже что-то вроде бога – ее страсть это разрушение, смерть, отчаяние. Некоторые называют ее дьяволом, но, как по мне, формулировка суккуб звучит более изящно. В общем, она моя темная половина, вечный враг, разрушитель мира и бла-бла-бла… Короче, мы женаты. Нас, конечно, никто не венчал – с церковью у нас обоих сложились весьма запутанные отношение, но когда вы вместе уже третью сотню лет, уже не обращаешь внимания на формальности. Как так вышло? Моя последняя попытка создать церковь… или ты про нас с Мари? Тут все до смешного просто – сначала мы, по законам жанра, грызли друг, другу глотки, попутно выясняя, кто круче и сеяли хаос вперемешку с благодатью. А потом закрутилось, завертелось… В общем мы вместе. Если тебе действительно интересно – рискни спросить у Мари. Она любит все эти романтические штучки. И я не шучу. А вот уже и город. Прекрасно, я здорово проголодался за время дороги. Да и Мари, наверняка умирает с голоду. Надо бы спросить, где тут ближайший трактир. Девушка в красном сарафане стремительным шагом шла вверх по улице, будущий убийца следовал за ней по пятам. Ладно. Я знаю, что ты хочешь спросить – зачем мне искать таверну, если я могу творить еду из воздуха? Так вот… Почему я не хочу помочь этой девушке? Потому, что будет только хуже. Видишь ли, у этого мира есть свои законы и касаются они даже всемогущих существ. Это фундамент, на котором держится мир и, уж поверь мне на слово, этот фундамент лучше не раскачивать. Я как-то пытался – мы были вместе лишь несколько месяцев, и мне удалось заставить Мари прекратить нести зло. Тогда-то я и увидел впервые, как мнется мир: целые города внезапно пропадали с привычных мест и оказывались где-то на дне океана или в центре горного хребта; звезды плясали по небу, как им вздумается: звери пожирали себе подобных, но хуже всего то, что Мари едва не спятила. Она пошла против своей природы, и мир последовал ее примеру. С тех пор я поклялся себе больше никогда так не делать. Никогда. К нам подошла монашка, собирающая пожертвования местной церкви, но я лишь презрительно отстранился, увидев обложку книги в ее руках. Мари весело подмигнула мне и кинула золотую монету в кружку монахине. - Не понимаю, как святоша вроде тебя может быть таким злопамятным? - Злопамятным? – я поднял бровь – твоя церковь сожгла меня дважды. Дважды! - Сам виноват. Я же не заявлялась в твою церковь с проповедями о истинной вере и всепрощении. - Не ты ли сравняла с землей четыре мои церкви и перебила большую часть послушников? - Вообще-то, пять – уточнила она – и даже тогда мне хватило скромности назваться пророком, а не корчить из себя мессию. К тому же, кто тебя просил после первого костра еще год являться архиепископу ночью в полном параде? Бедолага до конца жизни спать не мог нормально! Не удивительно, что ты нарвался на второй костер. Меня передернуло – гореть заживо не самая приятная участь, но пережить это второй раз оказалось еще хуже. Во второй раз-то ты точно знаешь, что тебя ждет. - Кстати, до си пор не понимаю, как тебе удалось его убить потом – она игриво погрозила мне пальчиком – ты же у нас не способен разрушать и убивать. - Я тебе уже говорил, что любые законы можно обойти, даже наши. В моем случае спасает простой расчет: я должен создать больше, чем отниму в процессе. Она поморщилась, верно, вспомнив колонию грибов, которую я вырастил прямо в легких старика. И прежде чем судить меня, побывайте на двух кострах за один год! На самом деле прошло уже больше пятисот лет с тех пор, как мы пытались основать каждый свою церковь, но меня до сих пор поражает, как все обернулось. Сегодня моих последователей, считают культистами, а церковь Мари теперь оплот духовной жизни. А ведь яблоко от яблони… - Напомни, как называлось то племя, которому ты предложила покровительство? – рывшийся в мусоре попрошайка внезапно подорвался и с блаженной улыбкой побежал куда-то, прижимая сверток к груди. - Думаешь, я помню? Их тогда были десятки – она блаженно закатила глаза – толпы головорезов, готовые присягнуть тебе на верность лишь за обещание обрушить огненный дождь на их врагов. Были же времена когда-то! - Думаешь сейчас лучше? – я незаметно махнул рукой, очистив воду в колодце по левую сторону улицы от заразы. - Людям не нужен бог, учащий делить и помогать – им нужна вера, которая оправдает их зверства. Я думала, ты давно это понял. Бежавший по своим делам курьер, споткнулся и выронил свою сумку, та со звоном упала на землю и распахнулась. Тут же из ниоткуда набежала толпа, и принялась подбирать, высыпавшееся из сумки добро. Курьера, которой пытался оборонять деньги, грубо оттолкнули в сторону. Возможно, мне показалось, но я видел черное одеяние монашки среди спин, согнувшихся над чужим добром. На прекрасном личике Мари сверкала улыбка. За ночлег платит она – красть собственными руками ей по-настоящему приятно. Мое дело – аккуратно сотворить еду посытнее, да выпивку повкуснее. - Почему мы еще вместе? В мире нет людей настолько же разных, как мы с тобой. - Милый, мы не люди – она никогда не зовет меня по имени, которое терпеть не может – и если захочешь снова меня бросить, вспомни, что я сделала с тем портом в прошлый раз – она кровожадно улыбнулась и поцеловала меня. - Кажется, ты говорила, что серный туман слишком скучен. - Для этого случая, я сделаю исключение. Тихо бренчавший в углу на лютне не бард начал петь во весь голос. Гомонящая толпа притихла, слушая балладу о славных рыцарях света. - Зря, ты одарил этого парня вдохновением,. – Мари отхлебнула из свой кружки – теперь, и я хочу повеселиться. Как насчет небольшой депрессии? - С чего ты взяла, что это я? - Узнаю твой почерк. К тому же, он явно с твоей подачи, сейчас нахваливает «мой нежный стан» - она игриво подмигнула менестрелю и положила голову мне на плечо, чуть прикрыв глаза. - Только не говори, что тебе не нравится – я аккуратно обнял е за плечи. - Я такого не говорила, но пожары возбуждают меня гораздо больше. Я принюхался, пытаясь уловить запах дыма, но ничего. Женщина на моем плече лишь тихо посмеивалась. - Я пошутила, милый – на сегодня мне хватит и этого менестреля, но если он не прекратит петь про мои бедра, завтра он проснется слепым. Тут я с ней был согласен, парня явно заносило. И кто сказал, что боги не ревнивы? Наверняка, Мари уже успела проклясть парня – завтра он проснется ч мыслью, что этот вечер был лучшим в его жизни, что так петь он больше не сможет никогда (что, в сущности, правда, если мы с ним не пересечёмся еще раз). Уже за полночь, когда мы решаем покинуть свою комнату и прогуляться по городу. Мари жаждет красть, а мне охота заглянуть в лазарет. Мы давно уже смирились с такими желаниями друг друга и лишь молча следуем за ними. Мари прекрасно понимает, что уже к утру, я направлю какого-нибудь нищего к тайнику с награбленным ею добром, а я мне хорошо известно, что исцеленный мною бродяга с легкой руки мой любимой может еще до утра обокрасть этот самый лазарет. Именно так мы и уживаемся вместе – главное не ставить друг другу палки в колеса и не брать смертных в расчет. Это цена нашей любви и я в этом вопросе навсегда останусь эгоистом. Осуждаешь? Зря. Мы идем по неосвещенным улицам и болтаем о чем-то несущественном. Кажется, Мари вспоминает наше плавание на острова. Если бы я тогда не остановил извержение, грозившее уничтожить весь остров, она бы не устроила шторм, разнесший в щепки все строения у берега. Волны еще месяц выносили на песок тела матросов и обломки кораблей. Даже воспоминания об это заставляют ее улыбаться. А я лишь счастлив, видеть эту улыбку. Внезапно путь нам преграждают трое. - У тебя есть минута – шепчет Мари, отступая мне за спину – время пошло. Я смотрю грабителю в глаза и начинаю говорить. Шестьдесят секунд. Это еще одно правило наших отношений – минута, что бы заставить его отойти в сторону, а потом Мари убьет их всех. Тридцать секунд. Мужчина чуть опустил нож, зажатый в руке. Двадцать. Никакого внушения – я могу использовать лишь слова. Десять. В глазах грабителя мелькнула искра недоумения, но уже слишком поздно. - Время вышло – Мари чуть повернула голову, и всех троих охватило пламя. - У меня почти получилось – я махнул рукой, избавляя их от боли. - Нет, не почти – она смотрела на стремительно тающие тела, не отрывая взгляда – я читала его мысли. Если бы ты знал, что эти пятеро, хотели сделать со мной, ты бы сам его прикончил. - А где еще двое? - Лежат в той канаве за нами – оба держали твой затылок на мушке, так что пришлось разорвать им сердца. Я вздохнул. Не то, что бы я боялся смерти, но умирать мне как-то не хотелось. Кроме того, что это было невероятно больно, я сочувствовал местным жителям. Как-то, лет десять назад, Мари нашла меня в подворотне с ножом в сердце. Когда я вернулся, она уже посыпала выжженные поля солью. От города не осталось даже пепелища. -Убей я их сам, ты бы не смотрела с таким наслаждением - Твой способ убивать, отвратителен, милый. - Кто бы говорил. Помнишь ту церковь в Параатле? Та вскипятила подкожный жир первосвященника! - Я не знала, что так выйдет! К тому же, меня саму чуть тогда не вырвало! Я лишь улыбнулся ее брезгливости. Как и любая женщина, она любила делать все красиво и утонченно. Даже убивать. - Пойдем отсюда, милая – я обнял ее за талию – ненавижу запах паленой кожи. - Все еще не можешь забыть тот костер? - Ну, я же смог забыть, кто натравил на меня своих палачей. Мари толкнула меня в бок. - Как будто меня не убивали по твоей инициативе. Я пожал плечами - Это было необходимо. Ты пыталась устроить священный поход. - Что значит, пыталась? – она возмущенно подняла бровь – Мои рыцари уже успели разорить три провинции к тому моменту, как ты утопил этих тупиц в каком-то болоте. Мне понадобилось всего четыре дня, что бы вернуться, а ты уже успел остановить все веселье. - Не хочешь съездить в Седьмой Кряж? - Тот городишко в горах? Терпеть его не могу. - Почему? Я думал, ты знатно повеселилась там в прошлый раз. Или боишься, что они тебя помнят? - Прошло уже полторы сотни лет, милый. Даже, если бы я боялась аборигенов, те, кто могли нас вспомнить, уже давно лежат в земельке. Разве, что мне взбредет в голову, расшевелить их и устроить парад памяти – она лукаво улыбнулась и прильнула ближе – Мне не нравится церковь двуликого бога. Что за церковь? Это результат урока, который мы с Мари должны были усвоить: не творить чудеса напоказ в одном городе. Одновременно. Я тогда изрядно развлекся, создавая цветущий сад на месте пустыни. Моя возлюбленная же по чистой случайности (во всяком случае, она до сих пор уверят, что это была случайность) пустила огненный смерч прогуляться по домам чиновников, которые хотели этот сад огородить стеной, «дабы челядь плоды священные не воровала». Бедняки – лучшая почва для свежей религии, и нас тут же провозгласили двумя ипостасями одного бога – несущего жизнь и несущую правосудие. Признаться, иногда я думаю, что эта вена неимение бредовая из всех, что мы породили за эти годы вдвоем и порознь. Каком-то смысле, мы с Мари две части одного целого, которые стараются уравновесить друг друга. И я могу поклясться, что и она обо этом думала. Вот мы уже и подошли к обеспеченном кварталу – Мари не любит возиться с тяжестями, потому предпочитает воровать мелкие, но дорогие побрякушки к богачей. Как-то она призналась мне, что у бедняков красть приятнее, но выносить из их домов почти нечего, кроме мебели да мешков с крупой. Я убрал руку с ее талии и отошел, наблюдая, как она щелчком пальцев открыла замок и кошкой скользнула внутрь. Пожалуй, пора и мне по своим делам. Может заскочить в бар по дороге? Утро застало нас уже в дороге. Новая повозка везла нас дальше, за горизонт. Сколько мы уже в дороге? Даже не знаю. Я, наверное, почти всю свою жизнь. Мари чуть меньше – у меня есть ощущение, что она младше. Почему мы не осядем? На то есть две причины. Первая – это скука. Когда живешь вечно нет ничего страшнее скуки, которая начинает жрать тебя изнутри, едва ты дашь ей себя нагнать. Вторая куда менее романтичная – едва мы с Мари где-то задерживаемся, это место превращается в чистилище. Люди, познавшие благодать сегодня, теряют все уже с восходом солнца следующего дня, что бы обрести счастье уже к вечеру. Ты действительно не понимаешь, что плохого в таком круге? Плохо в нем то, что это не круг. Это воронка. Воронка, которая, раскручивается все быстрее и быстрее, набирая обороты с тем, как наши действия набирают масштабы. Такой водоворот просто убивает все живое. Жить порознь? Зачем? Мы все равно не осядем Я могу устроить рай на земле, Мари с удовольствием создаст свое персональное пекло. Но что нам делать потом? Благодать развратит людей, огни преисподней закалят их души. Нам наскучит, и мы пустимся в путь. Так было уже не раз. Я обращаю внимание на мужчину в черном балахоне и бронзовой маске. Прокаженный. Я чувствую его боль. Год или два осталось до его заката. - Даже не думай, любимый – тихо шепчет Мари, перехватив мой взгляд – если вылечишь, его я заставлю ту красотку в углу, сходить по тебе с ума. Из нас двоих, только она обладает силой влюблять людей. Забавно, но это так. Может это потому, что любовь тот же подвид зла или это потому, что она женщина. Для себя я уже давно решил, что это одна из шуток мироздания, которые не стоит пытаться понять. Мне достаточно знать одно – на меня способности Мари не действуют: помнится, ее изрядно разочаровало это, когда она пыталась заставить меня влюбиться в горного козла. Сем или восемь сотен лет прошло, а я до сих пор вздыхаю с облегчением, вспоминает о своем иммунитете. Но на девушку в самом углу повозки чары Мари подействуют безотказно. Мое сердце принадлежит только одной, а безответная любовь разрушит жизнь бедняжки. Мари же будет молча упиваться ее страданиями, пока через недельку не сжалится надо мной и не убьет «соперницу». - Дай мне хотя бы избавить его от боли. - Тогда уговор – она протянул мне руку – ты избавляешь его от страданий, но взамен возница ломает руку и все пассажиры идут до города пешком. Я обвел взглядом наших попутчиков, даже не догадывающихся, что сейчас решается их судьба на этот день, задержав взгляд на девушке в углу. Стариков и больных не было, так что уговор был волне честным. - По рукам – я без особого труда избавил прокаженного от болей. Жизнь я ему не продлил, но смерть для него больше не будет единственным избавлением. Никто из них не мог нас слышать – в дороге, мы делали нашу речь непонятной окружающим – некоторые из наших разговоров, способны были перевернуть мировоззрение простого человека с ног на голову. Мари улыбнулась, приводя свою часть сделки в исполнение. Прозвучал глухой удар и повозка остановилась. Наши попутчики встревоженно переглянулись. Я первым выхожу пробираюсь к выходу и спрыгиваю на пыльную дорогу. Подаю руку, что бы помочь спустится жене. Но вместо ее руки в мою ложится беленькая ладошка девушки, которую обещала проклясть Мари. Следом спускается и она. - Ты же обещала не трогать его, если я оставлю прокажённого в покое. Она лукаво улыбнулась и поцеловала меня. -А это не я – выдохнула она, едва шевеля губами. Я обернулся, что бы столкнуться со взглядом той самой девушки, сидевшей в углу повозки. С годами я начинаю забывать, что любовь рождает не только проклятие. Я посмотрел на Мари, в глазах которой светилась эйфория. Сегодня ей удалась замечательная партия. Мы вошли в город, когда день близился к закату. Мальчишка-стражник с толстым свитком в руках тут же подскочил к нам. - Будьте добры, указать свое имя и цель прибытия. - Рональд Бенес-Кали. Паломничество. Лучший предлог, что бы путешествовать. Храмы есть даже в самых дальних захолустьях, а жители этих самых захолустье всегда безумно рады, что какой-то человек специально проделал долгий путь ради их никчёмной церквушки. Записав эти данные, мальчик обратился к Мари. - А Вы, леди? - та лишь презрительно махнула рукой и взгляд стражника затуманился. В его регистрационной книге уже появилось выведенное аккуратным почерком имя Мари Дельставианской. В принципе, я тоже мог так сделать, но мне было приятно лишний раз позлить Мари звуком своего имени – в качестве платы, за ее давешний трюк. - Когда-нибудь я заставлю тебя, сменишь это чертово имя – пообещала она. - Сначала тебе придется меня убить. - Самая никчемная традиция, которую можно придумать – менять имена после каждой смерти. - Не будь так жестока, любимая – я взял ее за руку и притянул к себе – неужели тебе хочется быть с Гарретом Эльмато, который был женат на другой? Или может тебе больше понравился Мильдо Бего, которого судили как еретика, или Полем Раши, отдавшим приказ казнить обладательницу прекрасного личика, на которое я сейчас смотрю? - Мне все равно кем ты был и что ты делал раньше. Не забывай, что и я жила не самой скучной жизнью, так что не питаю иллюзий по поводу того, кто сейчас стоит предо мной. Сколько бы ты не менял имен, для меня ты всегда остаешься бессмертной, раздражающей, но такой милой частью моей жизни. Именно поэтому я готова любить тебя даже в роли собственного палача. - В таком случае позволь мне оставить эту иллюзию хотя бы для себя. Ты сама знаешь, как утомляет долгая жизнь, и каким грузом ложатся ошибки прошлого. Когда-то я сделал многое из того, чего не смогу себе простить, но я могу убедить себя, что вина лежит на человеке, который уже давно мертв. - А как насчет моих ошибок? – миндальные глаза Мари смотрели на меня с какой-то детской обидой. - Понять тебя мне гораздо проще, чем простить себя. Каждая смерть это не просто новое имя, это остановка на моем пути, точка, где обрывается один из этапов моей жизни. Без этих остановок, я был бы слишком стар. - В итоге мы пришли к тому, что я слишком стара. Ты еще поплатишься за эти слова, любимый. И о-о-очень скоро – мрачно заключила Мари. - Надеюсь, мне не придется выдумывать новую личность. - Считай, ты уже совершил ошибку, которую стоит похоронить вместе с этим клоунским именем – вполне серьезно ответила она. Закат нам удалось встретить на старом каменном мосту над местной речкой-вонючкой. Благо, двум богам вполне по силам заставить нечистоты, которые горожане обильно сливали в многострадальную реку, на время прекратить свое благоухание. Редкие парочки, которые, как и мы решили насладиться малиновым закатом, могли нас не благодарить. Как только диск солнца коснулся горизонта, рыжеволосый парень, стоявший недалеко от нас, встал перед своей барышней на одно колено и принялся рыться в карманах. Повисла неловкая пауза, во время которой уходящее солнце лишилось всех своих зрителей. Стремительно краснеющий под взглядами всех собравшихся на мосту парень после минуты судорожных поисков наконец смог выудить из кармана скромное серебряное колечко и сбивчиво забормотал признания в любви. Я лишь сочувственно покачал головой. Барышня была ошеломлена, но мы с Мари читали ее мысли как открытую книгу. У нее уже был заготовлен отказ. Наконец, парень закончил свою сбивчивую речь простым и традиционным вопросом: – Ты выйдешь за меня? Его мысли даже читать не требовалось – сейчас для него существовало только одно слово. - Да, я выйду за тебя – едва слышно прошептала барышня. Парень расплылся в широкой улыбке, а я удивленно повернулся к Мари. - С каких это пор ты решила заделаться свахой? - Ты счастлив? – вместо ответа спросила она. Я опешил. Мы вместе уже не одну сотню лет и большинство наших разговоров – лишь вольные пересказы десятков таких же. Но этот вопрос я слышу впервые. - Ты счастлив, Рон? – Мари впервые назвала меня по имени, из ее уст это звучало настолько странно и пугающе, что мне тут же захотелось избавиться от него – То, что ты делаешь, вся эта благодать, она приносить тебя удовлетворение, радость? Я задумался. - Этот человек – продолжила она – только что он изменил собственную жизнь и на секунды превзошел двух богов стоявших всего в паре метров от него. Но я не об этом. Что ты испытываешь, когда помогаешь людям? - Удовлетворение. - Именно – кивнула Мари – В последнее время то, что я делаю, не приносит былой радости, счастья – все чаще я чувствую лишь облегчение. Оглянись вокруг – во всем мире нет существ могущественнее нас, но чудеса, на которые мы способны превращаются в привычку. Приземленную необходимость подобную голоду и необходимости ходить по нужде. Я не хочу этого! Я не хочу вечно тянуть свое существование, сея хаос и разруху для острастки, просто для того, что бы сохранить собственный рассудок в узде. Забавно, столько сил, но лишь одно правило лишает нас свободы, приравнивает к ним. Она кивнул на людей, прекративших пялится на помолвку, и начавших пялиться на нас. Естественно, они не понимали ни слова, но тон Мари давал им понять, что происходит что-то важное. Взмахом руки я отвел им глаза и зеваки вновь занялись своими делами, прекратив нас замечать. Когда я снова взглянул в лицо Мари, по ее щека уже катились слезы. - Я боюсь потерять себя, милый. Боюсь, стать безвольной марионеткой этих дурацких правил - я крепко обнял ее. - Я тоже боюсь тебя потерять – заверил я, поглаживая Мари по голове – и пусть только этот треклятый мир попробует превратить тебя в марионетку – моих сил хватит поработать за нас двоих и разрушить его до основания. - Я не собираюсь так просто уступить – она уткнулась носом мне в плечо и сейчас тихо шептала на ухо – если у меня есть способность влюблять, то я сама буду выбирать, как ею пользоваться. И пусть этот хренов мир подавится своими правилами.