Лесная Земляника

Не ходите в лес. Не ходите в чащобу, в которой воздух густой от запаха гнили и сырости. Не ходите по болотам, чьи бочаги ночами светлы, словно днем. Не ходите по неведанным тропам, отводя кривые, сучковатые ветки с пути. Не ходите в лес, когда серебрится луна на небе, полная и круглая, словно сырная голова. Не повторяйте моих ошибок. Хотя… Я шел не по грибы да ягоды. Я на зов шел. Когда он стал уже совсем невыносим. Никогда не ходите в лес ночной. На поляны, где пляшут светляки и сладко пахнет зрелой земляникой. Я в одну из ночей — зашел с дуру. Девка мне в селении одна люба была, да стерва стервой. Сказала, если принесу ей ягод лесных, в полнолуние собранных, то выйдет за меня. Вот я и пошел по полянкам шариться, искать лесное лакомство. Да так и пропал там. Услышал переливистый голос флейты, не смог совладать с собственным любопытством и… На полянке сидел лесной эльф и играл на искусно вырезанной из кости флейте. И смотрел в мои глаза неотрывно, так, будто знал меня давно. И стоило только под моей ногой хрустнуть ветке, доселе незамеченной впотьмах, как музыка оборвалась, а эльф, прекрасный юноша, оскалился, являя свою истинную и кровожадную натуру. Прозрачные огромные крылья за его спиной затрепетали, с шорохом, который порождал в моей душе страх, заставляя холодеть кровь в жилах. Я стал творить молитву, прикрыл глаза, трясясь от страха, но это лишь рассмешило лесного хранителя. — Ты нарушил все, что только мог. И хочешь изгнать меня из моих же владений в мою же ночь? Ты — странный человечек. И совсем не знаешь, как вести себя со мной. — Простите… — я тогда не знал, что еще сказать. — Ах, простите? Ах, извините? Ах, не ведал ты, что в полнолуние творится в лесу старом? В дубраве, в чащобе да на болотах? Земляникой полакомиться захотел? Что сегодня слаще, чем когда-либо? — Нет, я… — Молви же, заика, за чем пришел, почто покой мой нарушил? Почто музыку мою прервал шумом своим, неосторожный? — Люба мне дева одна… Да только согласна моей женой быть, лишь если принесу я ей сегодня пригоршню лесных ягод. — О, вот значит как? Сердце твое трепещет, не врешь, человек. На что готов за то, чтоб разрешил я тебе ягоды набрать? На что готов ты, ради зазнобы своей? — А что попросишь ты у меня? — нет бы мне тогда плюнуть в сердцах на девку ту, да сбежать с той поляны, сверкая пятками! Я, дурак, сам мосты рушил, сам отступление себе перекрывал. — Если попрошу, исполнишь! — Ну, проси, дух лесной! — я выдохнул, словно в омут с головой кидаясь. — А что просить-то, человечек? Что по весне вновь воротишься ко мне? Так воротишься! Чтоб уста мои лобызал? Так будешь! Чтоб усладой очей моих и тела моего был, покуда сам тебя не отпущу на все четыре стороны? Так сам просить об этом станешь… Я хотел было отшатнуться, но словно руки с ногами онемели: стоял я не шелохнувшись, смотря с ужасом на то, как эльф подходит ко мне кошачью поступью мягкой, как все ближе к моему его лицо, как сыростью от него пахнет и прелой листвой… А губы его холодны, но сладкие, что твоя земляника! И словно дурман-трава пьянят. Не долго он целовал меня, отпрянул, смеясь по-злому, а затем рукой махнул — земляникой сладкой вновь запахло, а под ногами у меня — целая поляна, где ягод красных, да наливных больше, чем листвы. Собрал я тогда горсть, да бросился бежать прочь из лесу, силясь забыть ягодную сладость и холод прикосновения. Через неделю и свадебку сыграли. Шумную, веселую, с шутками да прибаутками, брага и мед рекой лились, а невеста моя все смотрела на меня, глаз отвести не могла. Да только не люба она мне стала. Как рукой сняло те чувства, словно и не я это был. Семейный очаг не грел меня, ласки жены моей не могли разжечь должного желания… Так что и не удивительно было то, что не понесла она от меня. А после так вообще полюбовничка себе завела, теша себя мыслью о том, что я знать о нем не знаю. А я спать ночами не мог: все слышалась мне мелодия, что эльф на флейте наигрывал, чудился запах ягоды лесной, вкус ее сладкий на своих устах чувствовал. Понимал, что морок это, но поделать ничего не мог: слово дано, назад не воротишь. А когда время пришло, я в путь отправился. Простился с женой неверной, ласково ее в щеку поцеловал, по нежной шее тыльной стороной ладони провел, да ушел, счастья ей пожелав. Она тогда в слезы бросилась, обнимать меня удумала, умолять, да только я ее в дом проводил, уложил в кровать. Укутав периной, да так и оставил, уйдя. Насовсем. Чтобы в лесу, на поляне земляничной встретить эльфа, уста чьи были украшены злой и самодовольной улыбкой. — Ты ровно к сроку, человечек, - Да. Я вовремя. Полнолунная ночь, весенняя, прохладная. Я хотел проклясть его, лесного духа. Но не смог. Он вмиг оказался рядом, тут же целуя меня. И, если тогда он был почти что нежен, то тут он кусал мои губы, зная, что не остановлю его, делал мне больно, а когда все же прокусил до крови, с наслаждением слизал те маленькие капельки. И слезы, что не по моей воле выступили у меня на глаза. А после, мы опустились на влажную от росы молодую траву, чтобы познать друг друга. Я ненавидел его в этот момент, я готов был вонзиться своими тупыми и мелкими человеческими зубами в его шею, чтобы почувствовать соленую и холодную его кровь, ощутить как утекает из него жизнь… Вместо этого, я лишь отвечал на поцелуи и пытался сам с себя стянуть одежду. Я буквально чувствовал, как тело прекращает слушаться меня и подчиняется чужой воле. Как сладко мне становится. И голова кружится от запаха лесной земляники… Эльф не стал долго ласкать меня, он просто сноровисто стянул с меня мои портки и кожаные сапоги, задрал рубаху почти до подбородка, раздвинул мои ноги… Моему сознанию было больно. А тело… тело выгибалось от каждого прикосновения. Мне было приятно. Все. Даже то, как он медленно проникал в меня, перед этим смазав свое естество кашицей из нескольких ягод земляники, что сорвал только что. О Боги, это было противно и мерзко. И стыдно. Но так хорошо… Он был неумолим. Яростен. Похотлив и ненасытен. Я лишь мог впиваться пальцами в землю, вырывая травы с корнем, пачкая руки и силясь совладать хоть немного с собой. А лесной дух все резче и резче насаживал меня на себя, кусая губу и все так же зло улыбаясь. А еще он кусал меня. За плечи, шею, губы… Почти до крови, до моих вскриков, до пелены перед глазами… Птицы на поляне уже давно умолкли и разлетелись. И лишь когда забрезжил рассвет, эльф утолил свою порочную жажду. И лишь тогда он выпустил меня из своих кровавых объятий, я смог перевести дух, закрыв глаза, чувствуя, как ноет все тело. А проснулся от запаха лесной земляники. Эльф, мой хозяин, смотрел на меня весело и протягивал горсть спелых алых ягод. И я взял их все. До одной. А потом наблюдал, как сочные и спелые ягоды кашицей просачиваются меж пальцев в моем плотно сжатом кулаке. Эльф довольно на это посмотрел и вновь засмеялся, сорвав со стебелька очередную ягодку и закинув ее себе в зубастый рот.