Домой

Бабы столпились у киоска, в котором продавали дешевое тряпье. В соседнем кубрике — вульгарные цацки. Еще дальше — еще более дешевое, чем тряпье, нижнее белье. Обычный переход. Люди спешат куда-то, стараясь обойти тех, кто слишком медлителен. Кто-то, наоборот, еле плетется. А еще, у противоположной от киосков стены стоит бомжеватого вида дедок и, противно фальшивя, играет на старой и раздолбанной гитаре, клянча мелочь. У всей этой толпы есть одно большое отличие от меня: им всем есть, куда идти. Куда торопиться или же брести, с неохотой переставляя ноги. Мне… Мне тоже есть, куда идти. Наверное. Только я уже третий день не появлялся дома. Не потому, что выгнали… Не могу заставить себя прийти туда. Вернуться. Я ночую в парке Горького. На лавочке, под раскидистой сиренью. И мне повезло, что осень не дождливая. Хотя холодно, да… Я мог бы себе позволить снять номер в гостинице или же комнату. Но я не хотел. Мне нужно было отрешиться от всего. И от увиденного тоже. И подумать. Нас с сыном бросила жена. Ему было тогда четырнадцать. Ей — тридцать два. И ей надоело возиться с его капризами переходного возраста, надоел я, к сорока годам поседевший как лунь. У нее появился молодой любовник. И этой женщине стало откровенно плевать на нас. На мужа и сына. Я вышел из перехода и побрел по тротуару, медленно, еле переставляя ноги и шаря в нагрудном кармане куртки. Курить хотелось чертовски. Наполнить легкие горьковатым едким дымом и, прикрыв глаза, выдохнуть это сизое облачко. Тогда я точно так же ушел из дома. Бродил по ночным улицам, думал, решал, как жить дальше. Ненадолго ушел, всего на день. Сын даже не заметил. Как сидел за компьютером, так и остался. Тогда он практически не разговаривал со мной. Считал, что все целиком и полностью — моя вина. А потом как-то незаметно для себя, он сначала начал больше говорить со мной, а потом, постепенно, начал доверять. Не сразу, с большим трудом, я смог заменить ему ту суку, которая была ему биологической матерью. Еще раз жениться я так и не захотел, решив, для начала вырастить сына. Уделять ему все свое внимание, чтобы он не смотрел волком на меня и не отворачивался, грустно потупив взгляд. Я готов был ради сына свернуть горы. Но… Придя домой три дня назад, я попросту потерял дар речи. И, не нашел ничего лучшего, чем медленно и тихо выйти, прикрыв за собой дверь. Снаружи. И пойти блуждать по улицам, бездумно смотря под свои ноги и не думая, куда приду. Я просто шел, куда вели ноги. Тогда от меня шарахались прохожие, а когда я дошел, уже под утро, до парка, то даже не подумал о том, что же творю. Просто выдохнул, как перед тем, чтобы хряпнуть чекушку перцовки. Выключил мобильный. Присел на лавочку, наблюдая за тем, что происходит на детской площадке. За маленьким мальчиком, который сурово смотрел на другого малыша, отобравшего его машинку на веревочке. Хотя через пару минут он все же не выдержал и расплакался. Я усмехнулся. Я сам вел себя, как тот обиженный мальчишка. Которого обманули. В лучших чувствах. Докуренная сигарета была метким щелчком отправлена проезжающей мимо машине, а я вздохнул и начал следующую. Обычно, я мало курю. И редко. Но сейчас… Сейчас хотелось. Много. И, чтобы прохладный вечерний ветер трепал мои волосы. Как когда-то в детстве. И чтобы пахло яблоками. Падалицей… Мой Кирюша… Мой мальчик… Он… Нет. Это до сих пор не может уложиться у меня в голове. Хотя, стоит лишь закрыть глаза, то постыдная картинка тут же вспыхивает в моем сознании. Они оба… Оба обнаженные. На диване в гостиной. И разбросанная по полу одежда. Тот, кто был с Кириллом… Я помнил его — друг моего сына. Они начали общаться года два назад, но что будет все так… Кто знал… Они даже не трахались. Черт побери, да они занимались любовью. Я не могу назвать это никак иначе. Потому что так, как они, не снимают сексуальное напряжение. Они делали все медленно, явно, чтобы чувствовать каждое касание. И целовались. И смотрели друг на друга так… Так, как я когда-то смотрел на свою жену. Мой сын крепко прижимал к себе своего любовника, обвив ногами его талию, а руками обняв за шею. То и дело гладил того по взмокшей от пота спине… А потом, я услышал стон. Кого-то из них. И это заставило меня отмереть, выдохнуть и… И уйти. Потому что мне было… противно? Нет, не противно… Скорее, все это было выше моего понимания. Не укладывалось в голове. А еще, я почему-то боялся их потревожить. Не из чувства такта, просто… Что-то затронуло мое сердце тогда. Или, быть может, это попросту был полнейший шок. И мой автопилот решил, что лучше неслышно удалиться. Возможно, все из-за нашего развода. Кирилл мог получить моральную травму и…Тогда, выходит, что все это — моя вина. Смог бы я ее удержать, все бы было хорошо… Наверное. Какая-то дамочка шарахнулась от меня, когда я заржал в голос и прислонился к стене дома. А после, сполз по ней вниз. Люди смотрели на меня с презрением и брезгливостью, кто-то — с жалостью. А я смеялся. Немного безумно, но задорно, до покрасневших щек и слез из глаз. И еще долго сидел, на влажном и холодном асфальте, прислонившись к стене. Смотрел на темнеющее небо и курил. Пока не закончились сигареты. И пока совсем не замерз. Мой сын… Он любит. Любит не только меня, как отца. Он любит еще одного человека. Судя по всему — давно. И отнюдь не безответно. Да и черт с ними. С обоими. Пусть творят, что хотят. Но только не в гостиной! Кутаясь в куртку, я поднялся на ноги, опираясь о стену. Огляделся, чтобы сориентироваться. Еще один вздох, полной грудью, и я медленно пошел вперед. Где-то там, должна быть станция метро.