Вкус их губ

Она облизала губы, слегка наклонила голову и прикусила губу, задумчиво разглядывая красную, местами покрытую шоколадом клубнику. Братья, сидящие друг напротив друга, переглянулись, тут же опуская глаза в поставленную перед каждым тарелку. Фред поправил вдруг ставший тугим галстук, а Джордж шумно сглотнул, сразу же потянувшись за стаканом сока. В этот момент он остро сожалел, что на завтрак им не наливают огневиски. Солнечные лучи путались в её шоколадных волосах, а рот — О, Мерлин — погружал в себя сочную ягоду. Грейнджер чуть ли не причмокивала от удовольствия. Она уже потянулась за бананом, — Фред и Джордж мысленно молились всем известным богам — но потом задорно сверкнула глазами и, поглядев в сторону мучившихся братьев, издала короткий смешок, изящно вставая со своего места. Юбка при ходьбе раскачивалась из стороны в сторону, и Уизли, проводив удаляющуюся фигуру почти что щенячьими взглядами, тихо застонали, наконец принимаясь за еду. Утро субботы явно не задалось. Грейнджер шагала по темному, еле-еле освещённому факелами коридору и постоянно оглядывалась по сторонам, боясь попасться завхозу. Книга, которую Гермиона случайно откопала на пыльных полках библиотеки, увлекла и, похоже, заставила забыть про время. Она как раз проходила мимо очередного гобелена, как две появившиеся из ниоткуда руки схватили и, подавив возмущённый писк, затянули куда-то в темноту, где было жутко тесно и пахло апельсинами. — Твои поступки просто отвратительны, Грейнджер, — протянул голос, владелец которого стоял чуть поодаль. — У тебя нет никакого права поступать с нами так, — вторил ему второй, владелец которого прижимал Гермиону к стенке, уткнувшись носом в её шею. Человек, дышащий ей в ключицу, прошёлся пальцами по бедру, слегка задирая грубую школьную ткань. — Еще и это, — он резко сжал край юбки, потянув её на себя. — Ты наш личный палач, Грейнджер. Второй отлепился от стенки, делая широкий — насколько это вообще было возможно для этого малого пространства — шаг. — Только твоя плеть бьёт больнее любой, — уже куда-то ей в макушку. Его рука резко сжала небольшую грудь, и Гермиона невольно застонала, вжимаясь спиной в холодную стену. — Громче, Гермиона. Джордж. Джордж опустился перед ней на колени и, нежно целуя колено, заставил её расставить ноги в стороны, продолжая целовать кожу, продвигаясь вверх, пока не достиг краёв юбки и, издав какой-то жутко неприличный смешок, направился дальше, зубами отодвигая белое бельё. Когда его губы прижались к её естеству через тонкую ткань, Гермиона вскрикнула, вцепившись пальчиками в сильное плечо, оказавшееся рядом. — Громче, Грейнджер. Фред. Фред убрал её волосы с плеч, немного наклонился и, продвигаясь рукой от шеи к груди, начал целовать нежную кожу, посасывая в особо чувствительных местах. А когда его ладонь пробралась под чашечку лифчика, сжимая и мягко перекатывая розовый сосок, в то время как Джордж, избавившись от её трусиков, ввёл палец внутрь, тут же посасывая маленькую горошину, Гермиона громко застонала, попробовав свести ноги, и, оттолкнувшись, уйти — она не выдержит такого напора — палец с хлюпаньем вышел из неё, оставив ноющее чувство неудовлетворенности в животе и толику разочарования в сердце. Джордж, резко прижав её к каменной стене, медленно-медленно погрузил влажный палец в рот, и все трое тихо застонали. Его губы были мокрыми и сладкими, а терпкий, собственный вкус, затуманил рассудок, определенно взрывая что-то в голове. Он закинул её ногу на себя, послышался звук расстёгивающегося ремня и шуршание одежды, а после — мощный, глубокий, нужный толчок, который заставил Гермиону издать что-то протяжное и нечленораздельное и схватиться руками за широкие плечи Уизли. Джордж брал её остервенело и грубо, глубоко, так глубоко, что Грейнджер даже зажмурилась, позволяя удовольствию протекать сквозь неё. Сквозь пелену блаженного забытья она услышала чьи-то приглушённые стоны и слегка повернула голову, наблюдая, как Фред, достав свой пульсирующий орган, совершал медленные, ритмичные движения рукой, обхватив ладонью член и постанывая, исподлобья поглядывая на них. И это добило её окончательно. Она кончила, открыв рот в беззвучном крике, и сильно вцепилась коготками в Джорджа, который, ещё несколько раз толкнувшись, замер, изливаясь в пульсирующее лоно. Обмякшая, мокрая, расслабленная, она почувствовала, что кто-то оторвал её от земли, — Гермиона по инерции, чтобы не упасть, обхватила торс несущего — и захныкала, когда что-то твердое и тёплое потерлось о её разгорячённую промежность. Первый толчок она ощущает почти болезненно, сжимаясь и всхлипывая от удовольствия и боли, прошивших её с ног до головы. Второй заставляет её податься вперед — Фред входит только наполовину, а ей мало, так чертовски мало его внутри, чем вызывает его глубокий стон, который заводит её бесповоротно и окончательно. Гермиона, замирая — полностью чувствуя его внутри — начинает совершать круговые движение тазом и, совершенно пьянея, трогает себя там, тут же облизывая мокрый палец. Следующий поцелуй, подаренный Фредом, подталкивает её к черте, толчки ускоряются, по каморке разносятся только тяжелое дыхание и неприличное хлюпанье, когда Фред кончает, а Гермиона полностью слезая и тут же вновь насаживаясь на него, вскрикивает, вдыхая его выдохи и, кажется, умирает. Растворяется. — Ты мой личный палач, Грейнджер. — Только, пожалуйста, не ходи больше ночью по коридорам одна. Гермиона отстранённо кивает и, слегка улыбнувшись, начинает посмеиваться в шею всё ещё держащего её Фреда, тут же прикусывая его мочку. — И, пожалуйста, прекрати нас дразнить.