Ты подчиняешься только моим приказам

Раунд первый …и он оглох. Абсолютно. Через плотные затычки не проникало ни звука, и Флоран слабо всхлипнул, когда понял, что из чувств остались только обоняние и осязание. Резкая боль обожгла плечо. Флоран отшатнулся, но тут же выпрямился, склоняя голову. Он провинился, и Мастер справедливо наказал его. Подчинение. Такое сладкое слово – Флоран шепнул бы его, облизал бы им губы, если бы гладкий кляп нежно, но надежно не затыкал рот. Он не мог говорить, не мог видеть, не мог слышать. Все чувства трансформировались в кожу, расплескались по ней; он напрягся, не понимая, как теперь он будет исполнять волю Мастера. Сосков коснулся холод. Ветер? Лед? Слюна. Флоран невысказано охнул, затрясся с бешенной силой – Мастер облизывал его соски. Мастер. Облизывал. Его. Соски. От одной только мысли подкашивались ноги. Тело, острое для прикосновений, почти горело от медленных, тягуче-мокрых движений губ и языка. Рецепторы кожи, столь маленькие, невидимые воспринимали пространство с утроенной силой. Тело зудело, кричало, умоляло прекратить и продолжать эту пытку-удовольствие. Мягкие волосы гладили грудь при каждом касании. В нос ударной волной бил мускусный аромат Мастера, смешанный из пота, собственного запаха и совсем чуть-чуть парфюма. Этот запах был чем-то далеким, давно забытым, прошлым – слабое-слабое напоминание, что ты еще человек. Он не сразу понял, что язык исчез. И тепло, даваемое Мастером, ушло. Флоран в панике замотал головой. "Где ты? Прошу тебя, отзовись, мне страшно, ты нужен, где ты?!" Тихо. Темно. Флоран крепче обхватил полу-онемевшими пальцами шест, к которому спиной был прикован. Горячий металл и гладкий паркет под стопами привели в чувство. Флоран тряхнул головой. "Я все еще здесь. И я все еще я" Микеле смотрел на него. Он застыл всего в шаге, с упоением разглядывая, как мечется в испуге его раб. Раздетый, со связанными руками, слепой и глухой, тыкающийся во все стороны, трясущийся от страха и возбуждения – о, его раб был красив. Микеланджело видел, как напрягается шея, не имея возможности вытолкнуть стоны, как вздымается грудь от сбитого дыхания, как дрожат колени. Мышка. Раб – его мышка, и он — кошка — был готов снова выпустить свои когти. Раунд второй Все началось со случайно оброненного: "Я не свободен, Микеле; я заперт в каких-то глупых предрассудках, чьих-то навязанных правилах; я, кажется, не живу по-настоящему…" Немного виски, двойная порция усталости, щепотка откровений, и вот уже с губ срывается: - Я могу помочь. И в ответном взгляде читает он только одно шальное: "Согласен". В их первый раз Флоран нервно рассмеялся, когда увидел на шелковой белой простыни подготовленные девайсы. Аккуратно разложенные в строгом порядке. Черный латекс блестел, играл на свету, что Флоран не удержался и взял в руки тонкий хлыст. - Положи! – грозный окрик тут же заставил замереть. – Я сразу предупреждаю: ничего без моего разрешения не трогать. Ты подчиняешься только моим приказам. Микеле был серьезен, и Флоран не мог ему перечить. Сессия начиналась. Сценарий никогда не менялся. Сначала его лишали зрения. Флоран привыкал, жадно вслушиваясь в малейший шорох. Мастер идет? Мастер стоит? Что это – скрипнула половица? Любой звук превращался в громогласный и считывался всеми чувствами. После заклепывался рот. Разрешалось только глотать, но ни стон, ни мычание, никаких задушенных просьб – хлыст умел быть убедительным. Самое тяжелое – слух. Погружение в глухоту вынуждало паниковать, первобытный страх мешал сосредоточиться; понадобилось несколько месяцев прежде, чем Флоран научился справляться. И награда не заставила себя ждать. Раунд третий Когда Мастер начал обертывание, Флоран расслабился по максимуму. Самое главное сейчас – показать, что ты готов на все. Что идешь до конца. Свобода была почти осязаема: протяни ладонь, и ты коснешься её. Но Флоран не мог протянуть руки, они связаны, он их не чувствует почти, поэтому единственный выход – впустить свободу в себя, пропустить её через плоть, вырваться из физической основы тела. Самая сложная часть, но Микеле терпелив и нежен. Он тщательно обматывал каждый участок кожи, следя за тем, чтобы не пережать и не причинить вред. Это – запрет. Раб доверяет ему, подчиняется безоговорочно; "бери меня, твори со мной", кричит каждый его вздох. - Еще немного, - прошептал Микеле, проводя рукой по бедру закрытым полиэтиленом. – Раскройся, и ты освободишься. Он отошел назад и окинул взглядом результат своих действий. Абсолютно беспомощный раб, прикованный больше грузом собственных проблем, чем наручниками к шесту, растерянный и зависящий от него. Микеле был его глазами. Микеле был его ушами. Микеле был его кожей. Микеле был его богом. Флоран потерялся окончательно. Он не чувствовал уже ничего, теперь действительно он был никем. У него не было имени, он не знал свой возраст, он не помнил, зачем и кем рожден. Все онемело. Не было сил потереть руки – не было даже такой мысли. Билось сердце. Флоран считал удары. Сколько времени прошло? Час? Два? Может, времени не существует? А может…, он уже мертв? "Мастер, Хозяин, ты здесь?" Осталось только одно ощущение: ничто. Оставалось только одно – дойти до конца. Микеле опустился на колени и глубоко взял его член в рот – единственно открытый участок тела. Раб дернулся. Судорога пронзила его тело. Грудная клетка заходила в частом дыхании, мышцы напряглись – раб выгнулся, не сдерживаясь. Микеле остановился. Провел ласково языком по головке. Поцеловал покрасневшую кожу. "Я рядом", заговорил он руками, массируя член, "я бы не посмел уйти". Он ждал, когда раб успокоится. Они уже были у финала, остался лишь шаг. Микеле вновь обхватил губами член, действуя уже медленнее и осторожнее. "Давай, давай. Я помогаю" Флоран закричал. Из горла не вырывалось ни звука – кричала его душа. Она уходила из тела, молниеносно, почти не ощутимо. Флоран не успевал зацепить этот момент: вот он еще держится на каких-то обрывках мыслей, даже фраз, но миг – и он рассыпается на миллионы частей, раскрашивается на молекулы, атомы и выходит за грань. Его больше нет. Финал С шеста Флоран буквально падает, и под его тяжестью Микеле прогибается, но из рук не выпускает. Дотаскивает любовника до кровати и принимается растирать затекшие конечности. Очень нежно, едва касаясь. Флоран все еще там. С глаз пока не снята повязка, но затычки и кляп давно убраны на место. Дыхание восстанавливается, пульс утихает. Сердце бьется почти ровно. - Спасибо, что после ты всегда со мной, - наконец, произносит Флоран, и голос его сухой и хриплый, как наждачкой проезжается по слуху Микеле. – Спасибо, что не бросаешь. Флоран знает, что бросить его Микеле не может ни при каком случае – Флоран умер бы после таких перегрузок, если бы остался в одиночестве. Он так же знает, что помощь в реабилитации – одна из задач Мастера. Знает, но неизменно благодарит, будто иной смысл вкладывает в слова. И каждый раз ответная реакция одинакова – у Микеле дрожат губы, он едва удерживает слезы. Он жмется к Флорану, кладет голову на плечо, обхватывает поперек груди, обвивается вокруг него крепко. Микеланджело становится уязвимее в разы – где же властный голос и твердая рука? Они меняются ролями. Теперь Флоран доминирует, Флоран его защищает. …До следующей сессии и неизменного: "Ты подчиняешься только моим приказам".