Снова научиться дышать

Что есть наша жизнь? Наверное, это путь в никуда. Череда успехов и падений, светлых пятен и кромешной тьмы, которая охватывает мир в безлунные осенние ночи. Когда воет ветер, раскачивая фонари на столбах и образуя одинокие пятна света вдоль дороги, покрытой опавшей листвой и поломанными ветками с деревьев. Это череда надежд и разочарований, вереница нереализованных планов, которые мы строили на будущие, тешили свое самолюбие и скрашивали этим долгие усталые вечера. Что еще? Это поиск справедливости, стремление к совершенству, любовь, ненависть и безразличие, иллюзия признания и эфемерная радость от побед. Надежда на удачу. Вечная надежда на удачу и ожидание чуда… Звезды уже ярко сияют на темном атласе, а луна настолько огромна, что, кажется, хочет заслонить собой всё небо, когда я покидаю маггловский паб, погружаясь во мрак ночи. Я и не заметил, как быстро наступила осень. И только сейчас, шагая по тихим улицам Лондона и стараясь спрятать лицо за высоким воротником своего пальто, я осознаю, что время течет неумолимо быстро, когда пытаешься удержать в памяти моменты жизни, которые казалось, были совсем недавно. Ветер беспощадно бьет по щекам, отчего я, от каждого его порыва, проклинаю себя за то, что не взял шарф. А ещё, он залетает в приличную дыру, зияющую на месте уха и кажется, что холод пробирает меня изнутри, но я не хочу трансгрессировать. Такая погода лучший способ отвлечься от дурных мыслей. Пронизывающий ветер напоминает мне, что я все ещё живой, все ещё дышу и двигаюсь. Возвращаться домой не хочется – меня там никто не ждет. И даже то, что моя квартира находится на втором этаже самого веселого магазина шуток, не радует. Я стараюсь как можно меньше времени проводить там, но каждый раз, оказываясь в таких до боли знакомых комнатах, в голове всплывают образы двух дорогих мне людей. Людей, которых я любил больше жизни и которых потерял безвозвратно. И в такие моменты я понимаю, что нужно немедленно бежать отсюда и никогда не возвращаться, и я ухожу, но потом снова возвращаюсь. Меня тянут сюда воспоминания о когда-то счастливых днях, и тогда я сажусь в кресло, стоящие у окна и представляю всё это, стараясь не пропустить ни одной детали. Я смакую эмоции, полученные в те дни, пробую их на вкус, получая некое мазохистское удовольствие. Вот и сегодня что-то снова привело меня к нашему магазинчику. Хотя почему нашему? Фреда давно нет, а я даже не интересуюсь у Рона, который сейчас заправляет всей работой, как продвигаются дела. Просто это уже не имеет никакого смысла. Для меня. Я останавливаюсь прямо напротив красочной постройки, внимательно вглядываясь в каждую деталь и мысленно надеясь, что это последний раз, когда я прихожу сюда. Я вхожу внутрь и сразу же поднимаюсь наверх. Здесь все так же тепло и уютно, как будто Она вовсе и не уходила. С какой-то дурацкой надеждой я медленно прохожу все комнаты, надеясь застать Её в каком-нибудь укромном уголке за очередной книгой. А затем, снова старое кресло, кружка горячего чая и воспоминания, всплывающие в моем сознании одно за другим. Я ловлю себя на мысли, что потихоньку схожу с ума. Помню, как-то я подумывал о том, чтобы попросить кого-нибудь стереть мне память, но тут же в голову приходила мысль, что у меня-то ничего и не осталось кроме этих самых воспоминаний, которые я так отчаянно оберегаю. Я устремляю взгляд на улицу и почему-то снова чувствую тот, пробирающий до костей, холод. Вздрагиваю и поспешно отхлебываю чай, обжигая губы. Это была любимая кружка Фреда. Я ухмыляюсь, вспоминая, как он закатил мне целую истерику, когда увидел, что я пью из неё. Вздыхая, я ставлю кружку на небольшой столик. Мои веки начинают тяжелеть. Видимо сказывается действие алкоголя, выпитого в баре. Я слабо пытаюсь бороться с наступающей дремотой, но совсем скоро сдаюсь и погружаюсь в глубокий сон. Защитный купол, окутывающий Хогвартс, стремительно, разрушается. Я, Фред и Гермиона стоим на одной из возвышенностей замка, откуда открывается ужасающий вид на многочисленную армию Пожирателей смерти. Уже через мгновение защитные чары треснут и разлетятся на мелкие осколки, пропуская врага прямо в школу. Гермиона замерла между нами, сжимая наши с Фредом руки. Мы молчим, устремив взгляд в пока ещё чистое небо. Но внутри я ощущаю несравнимую ни с чем радость от того, что Гермиона сейчас здесь, с нами, хотя должна быть с Гарри и Роном. Я смотрю на Фреда, и он ловит мой взгляд. Наши лица рассекают две идентичные улыбки. В этот момент, держа Гермиону за руку, я чувствую себя самым счастливым человеком на планете. И даже после того, как Пожиратели прорываются в замок, меня не покидает радостная улыбка. Я резко открываю глаза. В голове все еще вертятся обрывки сна. Я поднимаюсь с уютного кресла и направляюсь в кухню. Есть совсем не хочется, и поэтому я завариваю себе чай и разваливаюсь на стуле. Мне редко снятся подобные сны, которые даже на утро оставляют после себя что-то светлое. Но если снятся, я незамедлительно отправляюсь на кладбище. Это уже некая традиция, которую нельзя нарушать. Я подхожу к раскрытому окну и выглядываю на улицу. Солнце уже вовсю согревает, похолодевшие за ночь деревья, и птицы, будто ожившие после долго сна, громко щебечут. Жизнь действительно прекрасна, конечно, если ты хочешь жить. Я вздыхаю и направляюсь к двери. Бросаю последний взгляд на комнату и трансгрессирую. А здесь все так же, ничего не изменилось. Надгробные плиты стоят ровными рядами, будто солдаты, охраняющие данную им ценность. Хотя не уверен, что человека можно назвать ценностью. Медленно проходя мимо аккуратных надгробных плит, я вчитываюсь в каждое имя, но оно сразу же забывается. Наверное, когда-нибудь и меня некому будет вспомнить. Плакучая ива возвышается в самом конце кладбища, любовно оплетая вьющимися ветками две могилы. Я останавливаюсь точно напротив них. Мой взгляд метается из стороны в сторону, стараясь не смотреть прямо. Я как будто боюсь увидеть Их осуждающие лица. Я виновато опускаю голову. Вокруг стоит тишина. Но это не та тишина, в которой страшно, в которой хочется кричать. Эта тишина дарит спокойствие. Легкий порыв ветра ерошит мои волосы, и я, наконец, поднимаю глаза. В горле тут же образуется ком, а сердце будто сжимает железный капкан. Мне стыдно за свою слабость. Каждый раз, идя сюда, я уверяю сам себя, что сегодня уж точно не расклеюсь, не поддамся порыву чувств, ведь я Джордж Уизли, но как только я вижу имена, красивым почерком выгравированные на плитах, перестаю себя контролировать. Сейчас это, пожалуй, единственное место, где я становлюсь самим собой, снимаю многочисленные маски. Становлюсь таким, каким был когда-то. Когда Фред и Гермиона ещё были живы. Я до боли стискиваю зубы, но все рано чувствую, как по щеке скатывается горькая слеза. Я резко стираю её и глубоко вдыхаю. Кто-то сказал, что не нужно стыдиться своих чувств. И, наверное, это правильно. Как тяжело осознавать потерю близкого человека. Особенно когда их было двое. Хотя я не имею права так говорить. Их было трое. И пускай третьего я даже не успел увидеть, все равно я люблю его так же, как и Гермиону с Фредом. Наверное, одно из моих самых сокровенных желаний посмотреть на него хотя бы одним глазком, и увидеть нашу с Фредом копию. С теми же рыжими волосами, торчащими во все стороны, с той же кривоватой улыбкой и с глазами цвета темного шоколада, такими же умными и светлыми, совсем как у Гермионы. Может быть, это правда, что люди счастливы только один раз за всю жизнь. Только один раз. И несут за это наказание до конца своих дней. - Джордж! - Что случилось? - Мне нужно сказать тебе что-то важное. - Я весь во внимании, - делаю серьезное выражение лица и поправляю невидимые очки на носу. Она закатывает глаза в притворном возмущении, но её губ касается легкая улыбка. - Давно пора привыкнуть к твоей несерьезности. Она ерошит мои волосы и садится рядом. В её глазах мелькает беспокойство и страх. Я внимательно вглядываюсь в её лицо, стараясь понять, что могло взволновать такую умную головку. Молчание продолжается слишком долго. Она все никак не может решиться. - Знаешь, если это все что ты хотела мне сказать, - я весело улыбаюсь, пытаясь скрыть волнение, - то я думаю, мы можем собираться в Нору, мама нас уже ждет, - целую её в нос и направляюсь к двери. - У нас будет ребенок! На меня будто вылили ведро холодной воды. Я так и замираю в дверном проёме, не веря своим ушам. - Джордж… - тихо зовет она. – Все хорошо? Я медленно поворачиваюсь и серьезно смотрю на нее. Она нервно кусает губу и заламывает пальцы, явно не зная, что делать дальше. А затем я подбегаю к ней, крепко сжимаю в объятиях, и мы кружимся по комнате, весело хохоча. - Я так люблю тебя, Гермиона, - тихо шепчу я. - Люблю люблю люблю! - я уже кричу, не сдерживая светлого чувства, зародившегося в моем сердце. Я хочу, чтобы весь мир узнал о моем счастье. Это один из самых счастливых моментов в моей памяти. И я вспоминаю его именно сейчас, смотря на каменную плиту, где написано имя моей невесты. Воспоминания душат меня, лишают жизни, но в то же время они остаются единственным утешением и источником этой самой жизни. Я давно уже существую, ведь нельзя назвать жизнью постоянное самокопание и в какой-то степени даже самоуничтожение. Я постоянно думаю о том, что мог все изменить. Ведь останься хотя бы один из них в живых, все было бы по-другому. Наверное, тогда бы я думал о том, кого потерял с какой-то светлой грустью. Честно говоря, мне стыдно за свои эгоистичные чувства. Было бы правильнее, если бы умер я, а не они. Я захожу в квартиру и с громким стуком захлопываю дверь. Фред всегда был эмоциональнее меня. Если он смеялся, то от души, если злился, то кричал и махал руками, а если грустил, то всем сердцем. А я всегда старался сдерживать свои чувства, хотя порой это было очень трудно. Я немногим открыл свою душу, но эти люди стали для меня самым дорогим, что вообще может быть у человека. Проходя мимо, когда-то нашей с Гермионой комнаты, я задерживаюсь около двери, рассматривая до боли знакомые предметы. Наверное, они больше всего напоминают о Её присутствии в моей жизни. Люди должны помнить друг о друге. Всегда. Потому что, если забыть тех, кого ты любил и любишь сейчас, жизнь тогда просто потеряет смысл. Наконец пересиливаю себя и вхожу в комнату. В глаза сразу бросается резная шкатулка, стоящая на комоде. С тех пор я не прикасался к Её вещам, но возможно сейчас самое время. Я подхожу ближе и трясущимися пальцами провожу по пыльной крышке. Может там меня ждет еще одно напоминание о Ней. Я беру шкатулку в руки и осторожно открываю, будто боясь спугнуть что-то невидимое, но такое значимое. Внутри письма. Множество писем. Я сажусь на кровать и начинаю перебирать свитки. В основном ей пишут Гарри и Рон. На паре свитков красуется подпись Виктора Крама. Как же глупо было тогда ревновать Гермиону к нему. Я осторожно перебираю письма и откладываю прочитанные в сторону. Наконец, на дне шкатулки остается лишь один толстый конверт. Я бережно разворачиваю его. Внутри множество пергаментов, исписанных аккуратным почерком. Я провожу кончиками пальцев по ровным строчкам, и словно какой-то нервный импульс проходит через все мое тело, заставляя глубже дышать. Разворачиваю первый листок и пробегаю глазами по тексту. Гермиона пишет кому-то, но не отправляет. Уже на третьем письме я осознаю, что это некий личный дневник. Она записывала туда свои личный чувства и мысли. Я снова возвращаюсь к первому письму и жадно читаю его, стараясь не пропустить ни одного слова. «Как важно понимать, что у тебя есть родные люди, которые любят и заботятся о тебе, и как важно это удержать. Я люблю Джорджа. Наверное, это самое лучшее, что могло со мной произойти. И, несмотря на войну, мы продолжаем жить и верить. Никогда нельзя терять надежду. Мы верили в лучшее времена, и они наступили. Мы наконец-то счастливы. И мы очень скучаем по тебе. Фред, нам тебя не хватает…» Я громко втягиваю носом воздух. Мне показалось, что сердце замерло в груди и только сейчас начало снова биться. Она писала Фреду. Я поспешно пролистываю все оставшиеся письма и не нахожу даты. Снова вглядываюсь в, до боли знакомый, почерк. Что-то подсказывает мне, что это было одно из последних писем. В глаза бросается отрывок на другом пергаменте. «Джордж совсем не спит по ночам. Конечно я не могу осознать всю ту боль, которую он испытывает, но я стараюсь… правда стараюсь. Я хочу помочь, ведь я люблю его. Мне тяжело видеть его в таком состоянии. Без тебя, Фред, он умирает на глазах…» Я слишком резко встаю, и все содержимое шкатулки валится на пол. В сознание появляются воспоминания о том, как я переживал потерю Фреда. Тогда, рядом со мной была Гермиона. Помню, как она приходила помолчать со мной. После полуночи она укладывала меня спать, садилась на край моей кровати и до утра расплетала мои тревожные сны, убирая спадающие на лоб волосы. Я иду по тёмным улицам Косого переулка. Заворачиваю за угол и вижу Гермиону. Она почти бежит, нервно оглядываясь по сторонам. Я чувствую её страх. Он окутал меня туманной пеленой, предвещая скорое несчастье. - Гермиона! – кричу я, но она не оборачивается. Мой оклик звучит громким эхом в этой до ужаса бескрайней тишине. Вдруг я теряю её из виду. Она же только что бежала передо мной. Я бросаюсь в темноту. Вокруг стоит непривычная тишина. Затишье перед бурей. И вдруг, в этой безмолвной тишине, я отчетливо слышу душераздирающий крик. Я бегу на голос. Он все еще звучит в моей голове так громко, что кажется, еще секунда и барабанные перепонки лопнут. Я чувствую, как внутри все сжимается в тугой узел. В поле зрения попадает небольшой участок света, на котором виднеются две фигуры. Девушка, которая замерла в неестественной позе, а рядом Пожиратель смерти, направивший палочку прямо ей в сердце. Я понимаю, что это все иллюзия, которая пытается захватить мой разум, но я ничего не могу поделать, и как бы безнадежна не была эта ситуация для меня, я кричу изо всех сил так как осознание того, что я ничего не могу сделать разрывает меня изнутри, ломает ребра, грозясь выскользнуть наружу. На лице Пожирателя выступает злобная ухмылка. А я не могу пошевелиться. Еще секунда и смертельный зеленый луч пронзает Гермиону, и она падает замертво, как тряпичная кукла. Я резко открываю глаза и тут же зажмуриваюсь от яркого света, льющегося плавным потоком из окна. Зубы выбивают барабанную дробь, а руки все еще не покидает проклятая дрожь. Я медленно поднимаюсь с кровати и направляюсь в кухню. В коридоре я натыкаюсь на свое отражение в зеркале и замечаю, что мои рыжие волосы мокрые от пота, а от всего тела исходит неприятная испарина. Я ставлю чайник и шаркающей походкой бреду в ванную. Я чувствую себя древним стариком, жизнь которого уже давно позади и остались лишь воспоминания, которые ничем не выветришь из памяти. А ведь мне только 27. В моей жизни осталась только серость, пустота и сухая грусть без слез. Трудно представить, что в этой неизбежности можно что-то изменить, что можно найти силы и снова взлететь. Никто не знает, как я сломался внутри, как я вдребезги разлетелся на осколки, как на кусочки измельчил всё. Громкий стук в дверь нарушает ход мыслей. Я поспешно натягиваю одежду и направляюсь к двери. На пороге, приветливо улыбаясь, стоит моя любимая сестренка. - Привет, - тихо улыбаюсь я. Мгновение мы смотрим, друг на друга, а затем порывисто обнимаемся. Я ставлю на стол две чашки и разливаю чай. Джинни проходит в кухню, внимательно разглядывая все (в том числе и меня). - Как ты? – спрашивает она. - Отлично. - Правда? - Нет, конечно. Она вздыхает и садится напротив меня. Мы молчим какое-то время, медленно прихлебывая горячий чай. - Почему ты ушел никого, не предупредив? – наконец нарушает тишину Джинни. – Мы волновались. - Так было нужно. - Но… - Давай не будем продолжать этот разговор, - твердо говорю я. Джинни кивает, но я чувствую, что ей не по душе такой поворот. Я одним глотком осушаю содержимое кружки и встаю из-за стола. - Сегодня мама приглашает нас на ужин, - снова обращается ко мне звонкий голос. Я вспоминаю свой родной дом, и на лице появляется теплая улыбка. - Я приду, - киваю я. Мы прощаемся, и уже около двери я спрашиваю о Гарри Поттере. Её задорная улыбка становится ещё шире, а в глазах сверкает теплый огонек. - Всё хорошо, Джордж. И ещё… ты будешь первым, кто узнает об этом… - я наклоняюсь к ней, чтобы она шепотом передала мне своей секрет. – Я беременна! Странное чувство посещает меня, и я невольно вспоминаю Гермиону. Почему-то эта новость не удивляет меня. Счастливая улыбка расползается у меня на лице от уха до уха. Я сгребаю в охапку свою сестренку и кружу её, бегая из одной комнаты в другую. Её заливистый смех, как будто вдыхает жизнь в опустевшее сердце. Я слишком долго примеряю костюм, оттягивая время. Непонятное чувство вины сковывает меня. Я бросаю взгляд на часы и понимаю, что уже прилично опаздываю. Делаю глубокий вдох затем выдох и трансгрессирую. Возвращаться домой после долгого отсутствия всегда волнительно. Я прохожу во двор и вижу смешного садового гнома, затаившегося в кустах. В голове всплывают воспоминания, как мы с Фредом учили ловить их Гермиону. Я не сдерживаю улыбки, шагая по двору. Здесь всё напоминает мне о детстве. - О дорогой, как хорошо, что ты пришел! – раздается знакомый голос. На пороге меня встречает мама. Я обнимаю её и чувствую уже привычный запах яблочного пирога и корицы. Такой родной и теплый. И, кажется, что все тревоги остались там, за забором. - Пойдем скорее, все уже собрались, - шепчет мама, утирая слезы. Я беру её под руку, и мы проходим в гостиную. И вот я уже вступаю в оживленную беседу с Гарри и Биллом, шучу вместе с Джинни над Роном и нахваливаю мамину стряпню. Вечер проходит на удивление быстро, я и не замечаю, как наступает ночь. Сегодня все останутся ночевать в Норе, так решила мама, и я не смею спорить с ней. Мы с отцом ещё некоторое время сидим за столом, обсуждая вырезки из «Ежедневного Пророка», а потом мама отправляет нас спать. Я медленно поднимаюсь по скрипучей лестнице. Конечно, проще было бы трансгрессировать, но какой-то неведомый страх удерживает меня. Наконец, я останавливаюсь перед дверью в нашу с Фредом комнату. После его смерти, каждый раз заходя туда, я, чувствовал себя донельзя одиноким, потерянным. Вот и сейчас, открывая дверь и проходя внутрь, на меня словно снежный ком, наваливается чувство обреченности. И я медленно, но верно, погружаюсь в него даже не пытаясь выбраться. Я как будто ощущаю Его присутствие здесь и в то же время понимаю, что нахожусь совсем один в пустой комнате. Моё внимание вдруг привлекает фотография, стоящая в рамке на столе. Как я мог забыть о ней. Я подхожу ближе и беру рамку в руки. Оттуда, освещаемые сияющей луной из окна, на меня смотрят три силуэта – два рыжих парня и девушка между ними. Они смотрят на меня из-под тонкого стекла и улыбаются так искренне, что мне с трудом верится, что мы могли быть такими беззаботными когда-то. Я вглядываюсь в родные лица двух людей, которые стали моей жизнью, и понимаю, что обязан прожить её до конца, ради них. Нет, я не смирился с этой разлукой. Просто должен идти дальше, пока не знаю куда, но должен идти.