Imaginary

      После всего ужаса, которым сопровождался конец Четвёртой Войны за Грааль, Гильгамеш и Котомине смогли, наконец, добраться до церкви. На путь всего в несколько километров по городу ушли целые сутки: дороги, превратившиеся в склад уродливых кусков асфальта, были заполнены мусором и останками живых существ, среди которых были и люди. Смотреть на это светопреставление было настоящим испытанием для нервов, но Кирей был равнодушен из-за зверской усталости, а Гил привык — в Древнем Шумере и не такое видели. Горы трупов и отдельных оторванных конечностей, лужи крови, осколки выбитых окон и огромные, бесформенные кучи искорёженного и обуглившегося металла — неполный список того, что им повстречалось на пути. Но цель достигнута, и два человека, больше напоминавшие фантомов, вошли в святое место. Подойдя к алтарю, Кирей нашарил в темноте спички и зажёг пару свечей и лампаду. Помещение мгновенно озарилось мистическим полумраком. Король героев с любопытством рассматривал украшенные стены и потолок, пока Котомине искал средство для снятия стресса. Догадавшись, где оно может быть, священник зашел в притвор и вышел оттуда с бутылкой вина и двумя фарфоровыми чашками — тара явно не подходила для употребления алкоголя, но хрустальных бокалов здесь не держали. Кирей спешно наполнил чашки вином, залпом выпил свою долю и с наслаждением почувствовал, как сладкая истома разлилась по телу. Вся сцена происходила в гробовом молчании, но когда Котомине вялым движением поставил чашу на скамью, он устало пробормотал:       — Тут наверху комната есть. Там постель, сможешь отдохнуть. А я пока где-нибудь вздремну.       Не дожидаясь ответа со стороны компаньона, который, в общем-то, и не собирался ничего говорить, Кирей ушёл в притвор и со вздохом облегчения закрыл за собой дверь. Гильгамеш проводил его незаинтересованным взглядом, проверил, что вино осталось здесь же, слегка улыбнулся и, захватив бутылку, направился в комнату, указанную Киреем.       Она была маленькая, но чистая. Из мебели — кровать, стол, пара стульев, но сейчас большего и не требовалось. Гильгамеш с досадой подумал, что мог бы попросить у Котомине одежды – на нём была лишь жалкая накидка, но тут же решил, что на ночь и так сойдет. Он лёг на кровать и устремил взгляд в потолок. Этот был простой деревянный, рассматривать было нечего, кроме темноты. В такой обстановке в памяти героя невольно всплыли последние события.       Сэйбер… «…Выходи за меня замуж. Зачем тебе эта чашка? В моей сокровищнице тысячи подобных, и даже лучших. Ты будешь жить в роскоши и богатстве, станешь царицей, что тебе ещё нужно?..»       Гильгамеш презрительно ухмыльнулся. «Додумался же такое сказать», — пронеслось у него в голове. Никчёмная девчонка ответила на насмешливые слова ударом меча. Как будто бы обиделась. Будто хотела сказать: «Не смей надо мной издеваться!»       — А я не издеваюсь, Сэйбер, — сказал в пустоту Гильгамеш. — Я никогда не издеваюсь.       Рот искривился в мечтательной улыбке. Король рыцарей был до безобразия прекрасен, когда злился. Сведённые на середине лба брови, гневный румянец, летящие во все стороны локоны, и лишь губы, слишком нежные для жестокосердого правителя, выдавали в нём — в Ней! — манящую женственность. Снять бы с неё уродливые доспехи, развязать ленточку, держащую в узде золотистые волосы, да меч подальше забросить — и станет беззащитной и безобидной женщиной, которая будет молить не сделать ей ничего дурного.       — Ах, Сэйбер, Сэйбер, — снова произнёс вслух Гильгамеш, ничуть не смущаясь данного обстоятельства, — и в кого такая упёртая?       «А почему ты так ею интересуешься? — пришёл из глубины души вопрос. — Запала в сердце?»       — Что за чепуха, — ответил сам себе Король героев, насупив брови, — просто это слишком… интересно.       Губы героя опять расплылись в улыбке. Да, думать об Артурии было приятно. Особенно о той Артурии, которую он себе только что представил — без вооружения, слабую, женственную, с румянцем на щеках и томным взглядом. Подойти бы к ней, прижаться телом, а потом одним резким движением впечатать в стену и, опустив руки на нежную кожу шеи, душить ее, пока она отчаянно не захрипит.       «Что за агрессия?» — снова вопрошал внутренний голос.       — Это за то, что она сделала со мной, — грозно прогремел в тишине комнаты голос Гильгамеша.       Воспоминания о том, как Сэйбер вылила на него Ангро-Майнью и как эта дрянь изъедала кожу его тела, Король героев забудет нескоро. Каждая капля раскалённой жижи прожигала насквозь его призрачную сущность, отчего хотелось кричать, заполняя воздух своей болью; кричать до тех пор, пока не выкричишь всё до остатка. Хотя даже за это зверство Королю рыцарей следовало сказать спасибо — как-никак, а только после этого Гильгамеш смог обрести плоть и кровь в этом мире. Но сама суть…       От самой сути произошедшего ему становилось неприятно, словно внутри зашевелились тысячи червей. Желание обладать Сэйбер перемешалось с обидой и злостью на неё же, а воспалённое пережитым воображение подхлестнуло его желания, что вылилось в картины, живыми красками вставшие перед его глазами.       «Ты всё ещё хочешь сделать ей больно?» — пронёсся в темноте немой вопрос.       — Что только я с ней не сделал бы… — с садистским тоном в голосе проговорил Гильгамеш. — О, да, я всё ещё не могу видеть сны. Но ничего страшного, мое воображение очень богато.       Прикрыв глаза, Король героев нарисовал перед собой в голове беззащитную Сэйбер, в лёгком голубом платье в пол, с распущенными волосами, как ему и хотелось. Она смотрела на него с ненавистью и презрением, что ему одновременно нравилось и... бесило. Воображение героя рисовало просторное помещение, больше похожее на темницу — на стенах висели цепи и кандалы, по полу разбросана сухая солома, видимо, служившая когда-то постелью для заключенных здесь преступников. И откуда такой образ? Неважно. Главное, чтоб вход сюда был заперт и им никто не смог бы помешать. А точнее ему. Ведь Сэйбер в любом случае будет сопротивляться тому, что он собирался сделать.       — Я же говорил — ты без своих доспехов куда милее, — со змеиной усмешкой произнёс Гильгамеш.       — Только попробуй ко мне притронуться… — грозно начала девушка, но договорить ей не дал резкий толчок — Гильгамеш отшвырнул её к стене и сжал её запястья.       — А не то что? — издевательским тоном сказал он. — Что ты мне сделаешь?       Сэйбер начала отпихиваться от противника ногами и даже сделала хороший удар в колено, отчего герой взвыл на секунду, но тут же сообразил, как утихомирить непокорную: наступив ей на обе ступни, он схватил висящие кандалы и резко набросил на её запястья. Руки Гильгамеша теперь могли спокойно изучать тело пленницы, но прежде они опустились на её щеки, покрасневшие во время небольшого акта сопротивления. Ступни Короля героев всё ещё давили на пальцы ног девушки.       — Помнишь, как вылила на меня Ангро-Майнью? — шептал Гильгамеш у самого уха Сэйбер, сильнее нажав на её ступни, отчего она вскрикнула. — Та боль, которую ты испытываешь сейчас, даже не тысячная доля того, что пришлось испытать мне.       Герой впился губами в рот девушки, прижимая её к стене. Сэйбер замотала головой из стороны в сторону, пытаясь стряхнуть нежеланный поцелуй, но ничего не выходило — древний царь оказался в разы сильнее её. Это был один из тех моментов, когда Артурия искренне сожалела о том, что родилась все-таки женщиной; слёзы обиды проступили в уголках её глаз. Оторвавшись от её губ и убрав наконец свои ноги со ступней девушки, Гильгамеш схватил её бедра и приподнял, завёл её лодыжки себе за спину и посмотрел прямо в бирюзовые глаза упрямого короля.       — Я могу быть и нежным, Сэйбер, — интимно прошептал Король героев и провёл языком по шее девушки, — стоит тебе перестать сопротивляться, и ты получишь свою долю удовольствия.       — Мразь! — злостно выпалила Артурия.       — О-оу, — глаза Гильгамеша мгновенно округлились. — Ну, я предупредил, король Артур. Остаётся надеяться, что ты мазохист и получаешь наслаждение от боли. Хотя чего это я беспокоюсь о твоих ощущениях? Тебе было всё равно, как больно было мне. Для тебя было главным добиться своей цели. Так же поступлю сейчас и я.       Гил задрал многочисленные юбки мечницы вверх. Проблему составляло нижнее белье — отпускать ноги пленницы было нельзя, иначе снова начнет сопротивляться. Герой не придумал ничего разумнее, как просто разорвать тряпки парой движений. Но и этого было мало. Свободной рукой он расстегнул пуговицы на лифе платья девушки, и его глаза увидели нежно-кремового цвета кожу. Грудная клетка мечницы ежесекундно поднималась и опускалась от учащенного дыхания, и Гильгамеш плотнее прижался к ней, наслаждаясь близостью момента. Горячее дыхание Короля героев опаляло шею Сэйбер, отчего она слегка вздрогнула.       — Ещё не поздно передумать. Я буду ласковым и любящим, если ты сдашься. Как бы там ни было, а я всё-таки хотел, чтобы ты стала моей женой.       — Ты же хотел убить меня, — надломленным голосом прошептала Сэйбер. — Почему тебе просто не сделать это?       — Почему? — удивленно переспросил Гил. — Просто взять и убить — так неинтересно. К тому же я не успокоюсь, пока не получу своё. Но, Сэйбер, если ты пойдёшь на это добровольно, то ты не только получишь удовольствие, но и останешься в живых. С условием, что ты полностью будешь принадлежать мне, конечно, но за право на жизнь тоже ведь надо платить.       Гильгамеш многозначительно посмотрел на Артурию, которая, казалось, о чём-то размышляла. Но потом, резко нахмурившись, твёрдо сказала:       — Нет.       — Эх, — с наигранным сожалением на лице вздохнул мужчина. — Ты не знаешь, что теряешь.       Его губы заскользили по ключице и груди Сэйбер, вбирая кожу внутрь и оставляя болезненные синяки. Мечница скорчилась от боли и неприязни к поцелуям своего врага. Она почувствовала, как холодок прошёлся по её телу, когда властная рука сдавила кожу на правом бедре, почти раздирая ногтями до крови, и закусила губу, чтобы не вскрикнуть. Гильгамеш снова накрыл своим ртом её, пробираясь рукой к её промежности.       Девушка была абсолютно сухая, что неудивительно — очевидно, что насильственные действия не приносили хоть какое-то удовольствие.       — Так тоже неинтересно, Сэйбер, — мрачно произнес Гильгамеш. — Ты должна извиваться подо мной, просить ещё и ещё… Это и есть твоё наказание.       — Просто сделай, что тебе нужно, и оставь меня в покое! — отчаянно прокричала девушка, задыхаясь от гнева. Руки в кандалах уже затекли, и бороться не было никаких сил.       — Ужасная, опасная женщина… — сказал Гил, покачав головой. — И настолько упрямая, что сама вызываешь себя сломать. В том, что я делаю, нет моей вины. Это результат твоих действий, король Артур.       Король героев снова сжал крепче бедра своей пленницы и опустился на колени. Медленно провел губами по тыльной стороне правого бедра, краем глаза наблюдая за реакцией Сэйбер. Выражение лица было невозмутимым, она закрыла глаза и смирилась — надо просто пережить это, а потом забыть. Гильгамеш усмехнулся, явно угадывая её мысли, и, приподняв юбку ещё выше, провёл языком по половым губам девушки. Артурия слегка выгнулась от непривычного прикосновения и с силой уперлась ногами в спину мужчины, надеясь причинить ему хоть какой-то вред. Но тот проскользнул языком внутрь и, нащупав чувствительную точку, делал поглаживающие движения. Сэйбер пыталась ударить ногами героя в спину, но силы совершенно покинули её – кровь отлила от рук, а телу было тяжело держаться в воздухе. Девушка бессильно ударилась головой об стену и глубоко вздохнула. Прикрыв глаза, она попыталась сосредоточиться на физических ощущениях без привязки к человеку, который был в контакте с ней, но это было сложно из-за похолодевших рук и зудевших ступней. Но она всё же попыталась расслабиться. Через несколько минут настойчивых движений языка Гила Сэйбер почувствовала отдалённый признак удовольствия. Решив, что этого достаточно, Гил прекратил ласки, выпрямился и, прильнув губами ко рту пленницы, спустил брюки и вошёл в неё резким движением. Сэйбер вскрикнула от боли, прожигающей нежные стенки влагалища. Мужчина сжал её бедра и, прижавшись к девушке плотнее, начал двигаться внутри неё. Движения были жёсткими и грубыми, но Гильгамеш получал наслаждение уже от того, что упрямая девчонка сдалась и отдала своё тело ему на растерзание. В мозгу Короля героев мысли смешались в спутанный клубок, перед глазами стояли яркие пятна, а думать головой уже совершенно было невозможно. Сейчас в его объятьях был сам Король рыцарей, гордый, непокорный, которого высокомерный Гильгамеш, наконец, смог подчинить себе и сломить его. Одна эта мысль возбуждала до безумия.       — Ах, Сэйбер, — уже с последним ударом простонал мужчина и кончил, прижимая телом девушку к шершавой стене и царапая её бедра.       Гильгамеш распахнул глаза. «Не надо было в своем воображении заходить так далеко», — проворчал внутренний голос.       — Отвяжись, — нервно ответил Король героев. Накидка полетела в угол — измазанная в сперме, она теперь совсем не годилась. Гил злился на самого себя, что позволил себе так возбудиться и нарисовать такие картины. Видимо, слишком долго у него не было женщины, война за Грааль измотала все силы, а мысли о Сэйбер и вовсе мутили разум. Герой взял бутылку и залпом выпил половину её содержимого.       «Но Сэйбер уже нет. Ты отправил её обратно в Акашу, и вряд ли когда-либо увидишь». Эта мысль пришла в голову Гильгамешу совершенно внезапно. Поставив бутылку на пол, он снова посмотрел в потолок и нервно захохотал. Раскаты смеха ударялись об стены и возвращались обратно к Гильгамешу, пытаясь пролезть до самого мозга. Мужчина закрыл уши руками и продолжал истерически смеяться. Вдруг дверь распахнулась, и на пороге оказался Кирей с выражением недоумения на лице.       — Арчер, с тобой всё в порядке? — суровым голосом спросил священник, глядя на обнажённого Слугу.       — Лучше не бывает, — весело отозвался Гильгамеш и, немного уняв смех, спросил: — Как думаешь, Кирей, каких слуг вызовут в следующей войне?       Котомине улыбнулся краем губ.       — Всё думаешь о Сэйбер? Не волнуйся, вероятность того, что вызовут того же Слугу, очень невелика.       — А жаль, — сказал герой и вновь зашёлся сумасшедшим хохотом. — Мне есть, что ей сказать.       Не желая слушать бредни спятившей героической души, Котомине закрыл за собой дверь и вернулся восвояси. Оставшись один, Гильгамеш успокоился и лёг на кровать. Сделал небольшой глоток вина и, вертя бутылку в руке, прошептал:       — А я буду ждать, Король рыцарей. Ради того, чтобы сломить тебя.