Кусочки цветной мозаики

Воздух пах отсыревшим сеном и всё ещё тёплым закатным солнцем, огромным и чертовки розовым. Хотя, Кастиэль, конечно, понимал, что солнечный свет на самом деле белый, а белый цвет, в свою очередь, является смешением многих разных оттенков и, когда солнце на закате проходит сквозь слой атмосферы, то все остальные цвета рассеиваются, за исключением красного, который, благодаря низкой способности рассеивания, выдаёт человеческому глазу на этом самом закате всевозможные свои оттенки. Когда ангел был в своей истинной форме, то легко мог классифицировать каждое стёклышко, что сверкало в витраже небес, намного более разнообразного, чем то, что вообще могла уловить сетчатка человеческого глаза. Было бы здорово, если бы Дин тоже смог увидеть это однажды. Но Винчестер лишь потягивал пиво, сидя рядом с ним на капоте «Импалы», кажется, совершенно не беспокоясь о том, какого цвета на самом деле вселенная. Если на чистоту, то именно это и нравилось Кастиэлю в нём. Солнце могло каждый день умирать вновь и вновь, изливаясь на горизонт остатками своего существования для того, чтобы спустя несколько часов так же громко и так же ошеломляюще возродиться, опаляя своим появлением взор любого, кто решится приветственно ему подмигнуть. Дину было абсолютно наплевать на всё то самое древнее и бесконечно красивое, что происходит с миром каждый день, прямо перед его глазами. Солнце может делать всё, что ему самому заблагорассудится, пока у Дина Винчестера есть его брат, машина и холодное пиво в багажнике. Сэм, укрывшись старым, местами дырявым пледом, спокойно спал на заднем сидении, подложив под голову ноутбук, завёрнутый в свою куртку. Кастиэль не был уверен в том, насколько данный способ сна удобен, но, судя по тому сопению, доносившемуся из машины, младшему Винчестеру было довольно комфортно. Дин же слегка щурился от светившего прямо в глаза солнца, но тоже чувствовал себя вполне удовлетворённым жизнью. Его веснушки сейчас были так отчётливо заметны, что казались нарисованными чьей-то дрожащей рукой, смазанные и беспорядочные. Кастиэлю они тоже очень нравились. - Кас, а на что похожа твоя истинная форма? Кастиэль немного стушевался. Вопрос не был неожиданным, он знал, что однажды Дин его об этом спросит, ведь любопытство, хоть и не являлось пороком, но вполне было свойственно этому человеку. Он просто не знал как описать то, что было не просто за гранью, а за самим существованием всего людского рода. Как те цвета, которые недоступны сетчатке. - Ну... - Винчестер сделал ещё один глоток из своей бутылки, попутно разминая шею, - я, конечно, помню нашу встречу на заправке и твой чарующий голос, ультразвуком пронзивший меня, но этого как-то мало для полного представления, согласен? - Я не уверен, что достаточно прожил среди людей, чтобы в полной мере объяснить это так, чтобы тебе стало понятно, но я попробую. Ты ведь помнишь то, что любил, когда был ребёнком? Чего боялся, что расстраивало тебя, что делало счастливым и довольным? - Хм, да, вроде припоминаю. - Так вот, все эмоции, которые вы испытываете в детстве- самые искренние и самые чистые. Не смотря на то, какой характер они несут. И ангелы, по своей сути, являются сосредоточением того самого пронзительного и самого драгоценного, что вы, люди, храните в вашей памяти годами, на протяжении всей жизни. Мы выглядим так, как запах рождественского печенья, как радость от покупки щенка, как боль от разбитой коленки. Ностальгические воспоминания о том времени, когда ты безгрешен. Я не думаю, что смог бы описать тебе то, как именно мы выглядим и насколько я на самом деле огромен, насколько на самом деле огромна энергия тех воспоминаний. Это не их отголоски, давно затерявшиеся в памяти, как у вас, людей. Божье воинство состоит из искренности, концентрированной и пронзающей, поэтому ему так сложно противостоять. На несколько минут Дин замолчал. Жар выдохшегося дня почти сошёл на нет, словно солнце, подобно яичному желтку, вытекло сквозь прутья небесной решётки, липко разливаясь и угасая островками света. Кастиэлю показалось, что разговор так же пришёл к логическому завершению, поэтому он первый раз притронулся к своему, уже успевшему стать тёплым, пиву. - Ты же знаешь, - неожиданно сказал Винчестер, ложась на капот и кладя руки под голову, - наше с Сэмом детство нельзя было назвать счастливым. Ну, большую его часть. Почти всю обозримую часть того времени, когда нам полагалось быть детьми и делать всякие детские вещи, вроде бейсбола или битья соседских окон, мы отдали дороге и... Ну, ты знаешь. Все эти рождественские заморочки, индейка на День Благодарения, задувание свечей на торте в честь Дня Рождения- это не про нас. Наши очередные друзья в очередном городе отправлялись на охоту за яйцами в Пасху, а мы собирали чемоданы для очередного переезда. Но теперь, оглядываясь назад, я думаю, что мне есть, что вспомнить. Те короткие вылазки в кафе-мороженное с Сэмом, когда отец засыпал над очередным делом, тот самый запах кондитерской, что была по соседству с мотелем, именно та газировка из сломавшегося автомата, которую раздавали всем мимо проходящим детям. Я действительно помню всё это и действительно счастлив от того, что это вообще произошло. Даже если после наших побегов отец наказывал нас, даже если после этой газировки я пол дня не выходил из туалета- это то, каким я помню своё детство. И горькое, и сладкое. Не уверен насчёт других ангелов, но что касается тебя- быть с тобой, это именно так. Кастиэль лёг на нагретую за день металлическую поверхность автомобиля, оказавшись рядом с Дином так близко, что чувствовался лёгкий запах хмеля и была отчётливо видна каждая смазанная веснушка. Он никогда не ощущал в полной мере то, что могут чувствовать люди, даже когда сам был человеком. Остро чувствовался голод, холод, жар, потребность во сне, но не более. Те базовые настройки, добавляемые разработчиком и которые легко можно устранить несколькими простыми командами. Но то, когда он был рядом с Дином, описывалось не иначе как сбой в системе. А если точнее, то... возвращению к своей истинной форме. Он мог сквозь себя пропустить такой спектр эмоций, какой не сравнился бы ни с одним из тех, что когда-либо видело какое-то существо, будь оно ангелом или человеком. Когда он вот так целовал Дина Винчестера, касаясь его губами его губ, слегка отросшей щетины, впитывая в себя его запах, теряя себя от ощущения его рук на своей спине, смазывая весь мир одним этим поцелуем как каплю виноградного сока на стекле, то он чувствовал то, что не чувствовал ни один ангел на тех самых пресловутых многоцветовых небесах. Он чувствовал себя живым. А воздух пах сырым сеном и уже остывшим закатным солнцем, не таким огромным, но всё ещё чертовски розовым.