«А счастье было так возможно! Так близко!»
А.С. Пушкин, «Евгений Онегин»
— Hush, little baby, don't say a word. Mama's gonna buy you a mockingbird Гарри в оцепенении стоял посреди уже знакомого ему таинственного коридора, слушая приглушённый и ласковый голос женщины, нежно напевающей колыбельную по ту сторону закрытой двери. — And if that mockingbird won't sing, Mama's gonna buy you a diamond ring And if that diamond ring turns brass, Mama's gonna buy you a looking glass Он встряхнул головой с тайной надеждой, что сейчас он проснётся шестилетним мальчиком, в кровати его родного дома, а его мама будет сидеть у изголовья, напевая эту детскую песенку. Но ничего не произошло. Незнакомая женщина продолжала тихо петь: — And if that looking glass gets broke, Mama's gonna buy you a billy goat And if that billy goat won't pull, Mama's gonna buy you a cart and bull В груди нарастало непонятное сдавленное ощущение. — And if that cart and bull turn over, Mama's gonna buy you a dog named Rover. And if that dog named Rover won't bark, Mama's gonna buy you a horse and cart. Гарри был охвачен странным чувством: внутри всё словно горело, плавилось и холодным потом просачивалось через кожу. Он не сводил взгляда с его двери. Он уже уяснил, что ему нужно попасть в эту дверь во что бы то ни стало. Этот «сон» снился ему не впервой. Но это оказалось таким тяжким делом. — And if that horse and cart fall down, You'll still be the sweetest little baby in town. So hush little baby, don't you cry Your Papa loves you and so do I. Но в этот раз кое-что изменилось. У этого «кое-что» был нежный женский голос. Гарри сперва растерялся, но наконец решительно распрямил плечи и широкими шагами преодолел расстояние, отделяющее его от двери. Где-то в глубине сознания мелькнула мысль, что ему это удаётся гораздо легче, чем прежде. Не давая себе времени засомневаться, он потянулся к ручке двери. — Я уже не маленький, мам, — приглушённо раздался недовольный детский голос из-за двери. Гарри замер. Кровь бросилась ему в лицо, волна дрожи прошла по всему телу. Этот голос… этот голос показался ему вдруг таким родным, таким близким и… таким знакомым. Отчаянно знакомый, но в голове был туман, Гарри не мог вспомнить, кому он мог принадлежать. Бешено колотилось сердце. И даже детская колыбельная, похожая на ту, что пела ему мама в детстве, не взволновала его больше, чем это сделал голос мальчика, находящегося за дверью, буквально в нескольких шагах от него. Так близко… невыносимо близко. — Не маленький, — согласилась женщина, — но и не взрослый, солнышко. Гарри застыл с вытянутой рукой перед закрытой дверью. — Не называй меня так, — пробурчал мальчик — так тихо, что Гарри едва разобрал слова. — Если хочешь, я буду называть тебя «злюка», — мягко поддела женщина, скорее всего, пытаясь поднять ребёнку настроение. Ответа не последовало, что Гарри чрезвычайно расстроило. Он насупил брови и ближе наклонился к двери, почти упираясь носом в лакированную поверхность, боясь упустить хоть слово из диалога. — Что же с тобой сегодня, милый? Рождество, а ты грустишь, — столько ласки было в голосе женщины, что Гарри невольно испытал противоречивые чувства: с одной стороны — благодарность, словно она обращалась к нему, пытаясь успокоить; с другой — странную неприязнь, будто бы она его совсем не понимала. — Не знаю, мам, — через некоторое время уныло пробормотал мальчик. У Гарри сердце пропустило удар и забилось так энергично, словно стремясь выпрыгнуть из его груди и перекочевать в другую, ту, что была за дверью, в который раз служившей главной преградой. Но главной ли? Голос неизвестного был таким слабым, потерянным, неуверенным ни в чём. У Гарри в голове всё помутилось окончательно, он испытывал столько всего, всё разом, так сильно и непонятно, что чуть не упал в обморок. Сам того не осознавая, он опустил ладонь на ручку двери. Он не сразу понял, что рука в прямом смысле слова пролетела сквозь металл. Не задумываясь, Гарри повторил свои действия несколько раз, пока до его взбудораженного мозга не дошло, что два абсолютно твёрдых — на его взгляд — тела столкнулись друг с другом, не испытав при этом ни малейших трений и даже какого-либо подобия дискомфорта. — Поспи, малыш, завтра будет новый день; вот увидишь — ты даже не вспомнишь сегодняшний кошмар. Гарри в недоумении посмотрел на свою руку, а затем на злосчастную дверь — почему она его не пускала? Казалось, что сам дом ополчился против него. Почему он постоянно преследует Гарри в этих странных «снах» или «видениях»? Что они значат? Для чего они? Что он должен делать? И Гарри никак не мог ни вернуться в реальность, ни сделать хоть что-нибудь здесь, изменить привычный порядок вещей. Какое-то время он стоял там, размышляя о том, что будет, если он шагнёт вперёд, невзирая на преграду. Пройдёт ли он сквозь неё? Или проснётся? — Если б я ещё мог заснуть, — раздался грустный голос мальчика, и Гарри снова встрепенулся. «Голос прозвучал немного веселее, чем прежде, или мне показалось?» — с надеждой подумал он. — Не бойся, сынок. Ничего не бойся, ты не один, я же с тобой, — бодро сказала женщина. Послышался шелест ткани — возможно, одеяла — и едва слышный горький вдох мальчика. — Да, ты со мной, — глухо повторил он, кажется, не слишком воодушевлённый этим фактом. — Всегда с тобой, — твёрдо подтвердила женщина, возможно, полагая, что мальчик боялся остаться один. Но она не знала, что он и так один. И уже давно.***
Пробуждение было не из приятных. Во рту было такое ощущение, словно он всю ночь жевал песок — он попытался облизать пересохшие губы, но это ничуть не помогло. Встать и налить воды стало задачей не то чтобы невыполнимой, но очень сложной. Даже стянуть с себя плотное одеяло, сейчас казавшееся свинцовым, не было сил. В спальне было жарко и душно — скорее всего, замок наконец решили хорошо прогреть. Впрочем, Гарри это не особенно беспокоило. Он пластом лежал на кровати, бездумно смотря в ничем не примечательную точку на потолке прямо над собой. К рассвету Гарри всё ещё не мог прийти в себя после «сна». В голове не было ни одной мало-мальски разумной мысли — сплошной вакуум, и в «полном» ли он сознании, оставалось под вопросом. Им овладевало то бездумное оцепенение, когда не замечаешь ни времени, ни места. Вечером в канун Рождества на улице лил дождь, и в гостиной было сыро и холодно. Около часа Гарри, сидя на кресле, тянул околевшие конечности к скудным язычкам пламени в камине. Но когда огонь окончательно затух, он поспешно скрылся в спальне. Приняв горячий душ, он с головой укутался в двойное одеяло. Но заснуть не удавалось. Весь день он был расстроен неведомо чем, всё валилось у него из рук, и он не мог придумать, чем себя занять, отчего нервничал ещё больше. Холод отбивал всякую охоту к действиям. Он весь день проходил из одного конца замка в другой, без малейшего желания с кем бы то ни было разговаривать и что-то делать. Он говорил себе, что так на него влияют рождественские праздники и он просто расстроен, хотя в глубине души знал, что это давно не было проблемой, и мучила его не жалость к самому себе, а тревога весьма неясной природы. Такое бывало с ним и раньше, особенно часто в этом году, но пока он целыми днями учился и занимался какими-то делами, этот страх дремал и выплыл наружу только на фоне тотального безделья во время каникул. Проворочавшись половину ночи и испробовав практически все способы борьбы с бессонницей, включая подсчёт овец и собственных выдохов, он наконец заснул. Но долгожданное избавление так и не наступило. Он снова попал в таинственный коридор с таинственной дверью, но в этот раз сценарий изменился. Этот необъяснимый всплеск эмоций «во сне» полностью обессилил его в реальности, словно выбив из седла. Алая полоска рассвета, ударившая прямо в глаза, заставила его повернуть голову к окну. Постепенно вместе с поднимающимся солнцем стал оттаивать и Гарри. Он помотал головой из стороны в сторону, стараясь избавиться от странной дымки в сознании. Вместо этого стало вдруг горько и обидно, и он был слишком расстроен, чтобы разобраться, отчего именно. Возможно, оттого, что ничего не мог понять. «Чертовщина какая-то». Гарри рывком сел в кровати, скидывая наконец с себя жаркое одеяло и ладонями протирая глаза. «Так, что это я расклеился? Это был просто беспокойный сон. Я просто не в духе. Ведь бывает же такое? Ни с того ни с сего — и нет настроения», — мысленно твердил он самому себе, свешивая ноги с высокой кровати. Холодок лизнул голые пятки, и Гарри передёрнуло. Он огляделся: комната была погружена в оранжевый заревой цвет, пологи пустых, аккуратно прибранных кроватей были отдёрнуты. Гарри скатился с гладких простыней, вставая ногами на пушистый ковёр с разноцветными восточными узорами. Одеяло скользнуло на тот же ковёр, но Гарри не обратил на это внимания и подошёл к стене с маленькими книжными полочками, где студенты хранили свои учебники и постоянно оставляли всякую мелочь вроде перьев, чернильниц или наручных часов. На одной из пустых полочек сиротливо стоял пузатый кувшин с питьевой водой. Стакана поблизости не было, и Гарри сделал пару больших глотков из горла. Он буквально чувствовал, как прохладная жидкость стекала по пищеводу. Рассеянно глянув на оставшиеся полкувшина воды, он вдруг вылил её себе на голову — ощущение было такое, словно кто-то неожиданно швырнул ему за шиворот снежок. Ледяные капли торопливо сползали с шеи на спину и скатывались на пол. Гарри поморгал и, убрав воду с глаз, посмотрел на мокрый ковёр. — Вот чудак, — хмуро пробурчал он самому себе и расстроенно поплёлся в ванную. Обычно он вставал раньше всех, а позже — сочувственно кивал суетящимся сокурсникам, занимающим очередь в ванную комнату. Сейчас же во всём блоке, помимо Гарри, была одна только Жанна — большая соня, которая зачастую опаздывала на уроки. Мысли снова остановились на «сне»: голос неизвестного мальчика из нынешнего «сна» напомнил ему что-то, но это узнавание маячило где-то на периферии сознания и не давалось в руки. Прошлое загадочное «видение» на Хэллоуин со временем почти стёрлось из его памяти, будто прошли годы с тех пор. Поэтому сейчас ему не пришло в голову их сравнить. Шлёпая босыми ногами по плитке ванной, холодившей ступни, Гарри ополоснул лицо водой и взглянул на своё отражение в зеркале. Он рассчитывал, что его внешность будет соответствовать его ощущениям, но был несколько удивлён: не было свойственных ему синяков под глазами и красноватых белков глаз; лицо хоть и было бледноватым, но имело нормальный, человеческий цвет; и даже волосы не стояли торчком в прямо вертикальном положении, как это всегда бывало по утрам, но это, скорее всего, было заслугой вылитой на голову воды. — Отлично выглядишь, милый, — прокомментировало волшебное зеркало голосом, напоминающим звук, образующийся, когда проводишь влажным пальцем по стеклу. Гарри криво усмехнулся. — Но-но, мальчик, не кривись! Я думаю, что тебе бы очень пошла улыбка, — скрежетало зеркало. — Я никогда не видело твоей улыбки. — Чтоб я улыбался в ванной? — пожал плечами Гарри. — А почему нет? Счастливые люди улыбаются где угодно. Но скажу тебе по секрету — я здесь не так часто вижу улыбки. Более того, детишки нередко приходят сюда поплакать. Должно быть, они считают ванную укромным местечком, — вздохнуло зеркало. — Дофно быфь, — пробурчал Гарри, не вынимая зубной щётки изо рта. — Ах, как бы я хотело висеть где-нибудь в гостиной, — вещало зеркало. — Чтобы все в меня заглядывали каждую минуту, разговаривали со мной. Я бы слышало их смех, их разговоры, любовалось бы их улыбками, ловило бы каждое движение, выражения их детских личиков. Я бы всецело отдалось тем целям, для которых было создано. Эх, я бы было счастливо… — зеркало мечтательно скрипнуло. — Не понимаю, — нахмурился Гарри, ставя зубную щётку обратно в стакан, — почему все неживые, но магически наделённые живыми свойствами существа страдают от одиночества? Почему вы так стремитесь обладать человеческими чувствами и быть как можно ближе к людям? Ведь вы совершенно не такие. И у вас не должно быть чувств. И я не понимаю, почему зеркало чувствует себя одиноким и мечтает о человеческой компании, словно вам кого-то не хватает. По мне, так быть одному — это не так уж плохо. Гарри замолчал, не сводя невидящего взгляда с ядовито-желтого пластмассового утёнка на краю ванны. Зеркало тоже молчало. Пауза затянулась. И хоть раньше зеркало редко подавало голос, ограничиваясь комментарием о внешности, сейчас Гарри чувствовал неловкость от этой тишины. И досаду то ли на зеркало, то ли на самого себя, что они оба сегодня были слишком разговорчивыми. Наконец, когда Гарри уже был у двери, собираясь уйти, зеркало снова подало голос. — Ты так вовсе не думаешь, — сказало оно. — А я, мальчик, я — просто-напросто зеркало. И моя задача лишь отражать то, что находится передо мной. Фраза была сказана весьма двусмысленно, но Гарри не стал уточнять и вышел. — Ой, — пискнула Жанна, столкнувшись с Гарри в коридорчике. Её взгляд торопливо окинул его с ног до головы. На её щеках ярко проступил румянец, и она низко опустила голову. — Я думала, э-э, что ты ещё спишь. Я слышала, что ты рано встаёшь, но сейчас такая рань! То есть я не ожидала, э-э… увидеть тебя и… э-э, рано же ещё совсем. И к-каникулы к тому же… — лепетала она. На ней был тёплый тёмно-зелёный халат поверх длинной голубоватой сорочки. Руки нервно теребили край пояса. — Да, сегодня как-то не спалось. Может, из-за праздника? — предположил он. Жанна оглядела его исподлобья и снова опустила взгляд. — Ага... да, точно. С Рождеством! — смущённо пролопотала она. Гарри кивнул. — И тебя тоже. — И не замечая стеснение сокурсницы, он вдруг поделился: — Наше зеркало сегодня на редкость разговорчивое. Жанна непонимающе на него посмотрела, на миг забыв смутиться: — Они всегда болтают. — Правда? — нахмурился Гарри. — Ты, должно быть, хороший собеседник, со мной зеркала редко разговаривают. Девочка стала цвета вареной свеклы и пробормотала: — С-спасибо, — он снова опустила взгляд. — Я… это… в общем, пойду, — вконец смущённая, она развернулась и стрелой бросилась к своей комнате. Гарри недоумённо осмотрел себя — не забыл ли он, часом, надеть пижаму? Но лёгкие ситцевые штаны в шотландскую клеточку и тонкая бежевая футболка, всё ещё частично влажная от опрокинутой на неё воды, были полностью на нём. Это был обычный внешний вид, с которым встречались однокурсники по утрам. Бедняжка Жанна, её могло смутить всё что угодно.***
— …одиннадцатый способ: пол-унции крови дракона Румынского Длиннорога (при отсутствии крови именно этого вида можно заменить кровью Китайского Огнемёта или, как его ещё называют, Львиного Дракона) добавить в готовый, ещё тёплый раствор и перемешать по часовой стрелке либо против часовой. Лимонные дольки получатся мягче на вкус и избавят вас от вредных последствий применения лишнего количества сахара. — «Бред какой-то». — И двенадцатый способ: три с половиной капли крови Новозеландского Опалового Глаза (желательно родом из Австралии) добавить в полностью готовый раствор любого чистящего средства, взболтать и дать настояться один день при температуре пятьдесят градусов по Цельсию. После чего ваше чистящее средство отмоет любую поверхность! Перед применением данной смеси настоятельно рекомендуется использовать перчатки из кожи Шведского Короткокрыла, — дочитав, Гарри поднял голову и взглянул на притихшие статуи и портреты. — По-моему, этот волшебник чокнутый, — выдал он свою версию. Те обменялись взглядами, что заняло у них достаточное количество времени, поскольку их в ОВВ было немало, и в один голос принялись обсуждать услышанное. — Немыслимо! Кровь драконов, да на такие цели! — Румынский Длиннорог? Мерлин мой, они ещё не вымерли? — Кто, прошу вас скажите, станет тратить огромные деньги на такие пустяки? — Да тут не только деньги, это же ещё и ценнейшие ингредиенты! — Большей глупости я и в жизни, и после смерти не слыхивал! — Невероятно, да кому только в голову могло прийти такое кощунство? Может, мальчик решил над нами поиздеваться и всё выдумал? Поток возмущений был прерван маркизом Сюррепьелем. — Не так бурно, господа. Мы же цивилизованные люди — хм, то есть были ими, — а устроили какой-то цирк, — мягко, но укоризненно покачал он головой. Лепные и прописные существа замолчали и покаянно опустили взгляды. — Как вы сказали, Гарри, величают господина, открывшего эти двенадцать способов применения крови дракона? Гарри взглянул на заголовок статьи. — Альбус Персиваль Уилфрик Брайен Дамблдор, — прочёл он. — Вот это имечко! — усмехнулся какой-то портрет. Другой ему ответил: — Это ещё ничего, я вот был знаком с одним магглом… Его полное имя было — Пабло Диего Хосе Франсиско де Паула Жуан Непомусено Мария де лос Ремедиос Кирино… Капино... хм, все и не упомню — и всего двенадцать имён! Представьте себе его подпись! — Так, господа, мы отвлеклись, — перебил маркиз. — Гарри, что там ещё об этом волшебнике есть? Гарри пробежался взглядом по странице. — Да немного: верховный чародей Визенгамота, кавалер Ордена Мерлина первой степени, председатель Международной Конференции Волшебников, Великий Волшебник… — О! Вы слышали, господа? Это же наш коллега — Великий Волшебник! Его так же, как и нас, после смерти обратят в камень или краску, — довольно заскрежетал маркиз. Остальные невнятно загудели — кто одобрительно, кто возмущенно. Больше в нарытой Гарри в библиотеке старой газете «Магический обозреватель» не осталось ничего непрочитанного и необсуждённого. Гарри аккуратно свернул газету и спрятал в сумку. Он сидел на мягком ковре Обители в позе лотоса. Любопытные статуи обступили его кругом, а прямо напротив величественно разместился на троне маркиз, то и дело вскакивающий со своего места во время самых активных обсуждений. Все с сожалением посмотрели, как Гарри прячет прочитанную газету, и медленно разбрелись по своим местам. Маркиз имел вид наевшегося сметаны кота: с его мраморного лица не сходила сладенькая улыбка. Вдруг он встрепенулся и подался вперёд. — Гарри, Гарри, Гарри… Даже не знаю, как вас благодарить, — говорил он, активно тряся его руку. — Вы столько для нас сделали, вы сами даже не представляете, что это для нас значит! Столько нового мы узнали! Обитель согласно загудела, причём совершенно искренне. Гарри стушевался: невелика заслуга — принести старую газету и прочесть её. Любой студент мог бы это сделать. Но не сделал — это Гарри в голову не пришло. — Не стоит благодарности, маркиз… — начал он. Но маркиз тут же перебил и принялся воодушевленно благодарить: — Как это не стоит? Как не стоит?! Вы, молодой человек, просто сами не понимаете, что для нас сделали! Столько лет в этих пыльных апартаментах, и считанное количество гостей! По пальцам двух рук можно пересчитать этих замечательных людей — конечно же, я имею в виду не руки месье Карье, у которого отсутствует три пальца, и не мадам Натали, у которой их шесть на каждой руке. Да, мы — жалкие существа, не относящиеся к детям природы, — уже десятки лет не видывали такого внимания к себе! — Говори за себя, — издалека пробормотал ворчливый старик Бертран. Маркиз вдруг едко усмехнулся. — Ах да, месье Бертран, совсем забыл о вашем маленьком счастье, — но по его лицу было заметно, что он вовсе не забыл и помнил очень хорошо. Маркиз стал объяснять Гарри, и тот почти видел, как у его губ скапливается сахар — до того слащава была его речь. — Видите ли, мальчик мой, тринадцать лет и четыре месяца назад, после полудня (Обитатели ОВВ тщательно следили за временем, поскольку это было их единственным развлечением, не считая постоянных споров.) в наше скромное жилище вторглась весьма значимая персона. Мальчишка — ох, простите — мальчик оказался прямым потомком нашего многоуважаемого месье Бертрана и был отлично об этом осведомлён. В течение семи лет мы были вынуждены терпеть его присутствие — ох, простите, — он навещал своего великого предка. Маркиз метнул колючий взгляд в бедного Жакмара Клее, за которым висел портрет Бертрана, после чего обиженно пробормотал Гарри на ухо. — …шептались там, в углу, как две барышни-сплетницы, а нам — ни слова! Гнусный, невоспитанный, невежественный, наглый был мальчишка! Отрада для моей души, что он давно у нас не появлялся, — доверительно сообщила старинная мраморная статуя. Маркиз считался самым старым в этой компании, поскольку пробыл здесь дольше остальных. Самым же молодым был Пьер де Фоньши, который меньше всех участвовал в обсуждениях и был убеждён, что в скором времени его портрет повесят в Главном Холле Министерства магии, — столь почтенная он был личность. Хотя и он порой забывал о выстроенной им манере поведения, увлечённо споря с «товарищами по несчастью». В самом же деле все обитатели ОВВ были одними из тех колдунов, которые начали изучение важнейших аспектов магии. Их заслуги были оттеснены на второй план, когда стали появляться более современные исследователи, намного больше раскрывшие всё то, чему ОВВцы подготовили почву. Они хоть и занимали почётное место — в самом почитаемом учреждении всех французов — академии Шармбатон — всё же не пользовались большим авторитетом. В знак согласия Гарри неодобрительно покачал головой, как бы говоря: «Безобразие!». — Всё это очень интересно, маркиз. Я бы с удовольствием послушал ваши рассказы, но, может, в другой раз? — с надеждой, что его отпустят, Гарри аккуратно поднялся с пола — мышцы затекли, и ноги немного покалывало. — Что? Вы уже уходите, Гарри? — встрепенулся маркиз, вскакивая со своего места. — Да что же вы, да как же… — засуетился он, — мы ни за что не отпустим вас просто так! — Как же так! — Ни за что! — Мы не столь невоспитаны! — О-хо-хо, какой скромный! — загалдели остальные. Гарри насторожился: «Что ещё удумали эти чокнутые?». — Гарри, — торжественно сказал маркиз, — в счёт того, что вы поведали нам столько всего интересного для нас, мы не отпустим вас, пока не отплатим добром на добро. — О, — только и сказал Гарри. — Задавай свои вопросы, милый, — подала голос мадам Франсуаза, чью статую Гарри не так давно подвинул ближе к трону её мужа. — Мы постараемся ответить на всё, что тебя интересует. — Хм, — Гарри удивился, как он раньше до этого не додумался — использовать статуй в своих целях. Зачем безрезультатно тратить часы в библиотеке, если можно прямо задать вопрос этим титанам ума, многие из которых сами написали множество книг из этой библиотеки, а другие большую их часть перечитали? Гарри глубоко вздохнул и внимательно оглядел добродушные лица. Те с любопытством навострили уши. Гарри молчал, формулируя свой вопрос. Отчего-то в груди образовалось тяжесть, и какая-то иррациональная часть его резко захотела уйти. В конце концов он пересилил себя и медленно сказал, смотря в пол: — Допустим, я хочу найти человека, зная его имя и фамилию. Что может мне помочь? Существа проигнорировали это незначительное, по их мнению, «допустим» и сразу же заинтересовались, кого же так жаждет найти одиннадцатилетний мальчик. Поток новых вопросов посыпался на него, но самый неожиданный прозвучал от старика Бертрана: — Где твои родители, малыш? Все мигом умолкли. Гарри приподнял брови. — Погибли, — ответил он сдержанно. — Погибли? — усмехнулся портрет. Гарри обошел статую Жакмара Клее и наткнулся на лукавую усмешку курчавого старика. Маркиз молча следовал за Гарри по пятам, нависая над ним. — Почему вы спрашиваете? — Потому что они не погибли, и ты это отлично знаешь, — самодовольно отозвался старик. Гарри склонил голову к плечу и нахмурился. — Не погибли? — задумчиво сказал он. — Люди, которые меня воспитали, сгорели в доме, в котором я прожил с ними всю свою жизнь. А когда их обгоревшие останки положили в гроб и хоронили, меня не было с ними, потому что, видите ли, возникли кое-какие проблемы с моим устройством в приюте, и мне, шестилетнему ребёнку, не сочли нужным дать последнюю возможность попрощаться с самыми дорогими мне людьми. — А, опять ложь! — воскликнул старик, но уже не так уверенно и самодовольно, как прежде, а скорее отчаянно, бегая глазками, ищущими поддержки, но не находя. Всё смотрели на него неодобрительно и обвиняющее. — Ложь? — переспросил Гарри, чуть повысив голос, поскольку бормотание Великих Волшебников становилось громче. — Хотите сказать, что я придумал смерть родителей? — Гарри вдруг почувствовал, что его несколько занесло. — Я… нет… то есть — да, для вас есть, то есть должен быть… да ладно, — безнадёжно махнул рукой старик, сдаваясь. — Ах, месье Бертран, как вы нетактичны! — укоризненно воскликнул маркиз, вставая между Гарри и портретом старика. Бедняга Жекмар, рядом с которым теперь столпилась кучка тех, кто мог передвигаться, облился бы уже семью потами от неловкости, если бы был человеком. — Бедный ребёнок такое пережил, а вы ещё смеете его выспрашивать по такой деликатной теме! И совсем не касающейся нашего разговора, — старик что-то пробурчал в оправдание, но никто не понял, что именно. — Так о чём бишь мы говорили? А! Вы, кажется, кого-то хотели найти, Гарри? Так почему же вам не рассказать вашим товарищам об объекте поиска? — добродушно поинтересовалась статуя. Гарри кивнул и спокойно ответил: — Разумеется. Я ищу родителей. В ОВВ несколько секунд стояла тишина. Гарри оглянулся, словно не понимая, чем вызвана такая реакция. Маркиз засунул мизинец себе в ухо и с неприятным звуком интенсивно им покрутил. — Простите, Гарри, я, должно быть, ослышался, кого вы ищите? — Своих родителей, — чётко повторил Гарри. Мраморные брови маркиза медленно поползли вверх. Бертран победно воскликнул, сияя улыбкой: — А! Я же говорил — живы его родители! А мальчик не так прост, как кажется, — он одобрительно покачал головой, уважительно глядя на Гарри. Маркиз медленно повернул голову к портрету старика и так же медленно снова обратил взгляд к Гарри. — Вы имеете в виду могилу своих родителей, Гарри? — Нет же, живых людей. Граф поменялся в лице. — Но ведь вы… только что… почему же вы соврали, Гарри? — с видом побитого щенка неуверенно спросила статуя, словно боясь снова услышать ложь. Гарри слегка устыдился своей детской выходки, расстроившей статуи, но только слегка. — Простите, маркиз, я сегодня немного не в себе, — стараясь придать голосу как можно больше сожаления, оправдательно сказал он, стыдливо опуская взгляд. Если честно, он сам не понимал, зачем так сказал. Ему вдруг захотелось сделать что-то такое… Что-то бессмысленное. Например, обмануть Великих Волшебников, настроить их против одного из них, с которым они провели времени больше, чем прошло с момента рождения его самого. Обмануть взрослых и высокообразованных существ… но таких доверчивых. Возможно, это была просто детская шалость в стиле Гарри. К тому же он вовсе не врал, просто своеобразно подал информацию. Он исподлобья оглядел кучку растроганных статуй, которые простили его ещё до того, как он произнёс первое слово. Особенно та их часть, в которой присутствовал материнский инстинкт. — Но-но, малыш, — растроганно начала мадам Ванесса — хорошая подруга мадам Франсуазы и ненавистница маркиза. — Тебе, должно быть, грустно? Ты не думай, мы ведь знаем, что нынче Зимние праздники. Их принято отмечать с семьёй, а ты — здесь, с неживыми статуями и портретами. — И всё же, — перебил её маркиз, который, может, и простил Гарри, но всё ещё имел вид глубоко оскорблённого человека. — Ваша речь, месье Гарри, о бедных сгоревших родителях показалась мне весьма правдивой. Вы — искусный маленький лжец, — маркиз поджал губы и отвернулся от мальчика, по-видимому, снова возрождая свою обиду. Гарри отрицательно замотал головой. — Я не врал, месье Сюррепьель, — не успел он продолжить, как по Обители прошлась волна непонимания. Маркиз недоверчиво на него взглянул, выискивая признаки лжи. Но у Гарри было такое наивное выражение лица, что он просто не выдержал: — Ну же, молодой человек, объяснитесь! Если вы не заметили — мы ничегошеньки не понимаем! — Видите ли, месье, — Гарри кивнул, готовясь объяснись перипетии его нелёгкой судьбы. Какая-то часть его внутреннего «Я» в ужасе закричала, хватаясь за воображаемую голову и отчаянно приговаривая: «Что творится-то! Какой кошмар! Мы сходим с ума!» Но Гарри проигнорировал этот тонкий голосок: сегодня он как-то иначе смотрел на вещи, он не боялся рассказать о своём положении статуям и портретам. Даже если они потом проговорятся кому-то, что из этого? Пусть об этом узнает вся академия! Пусть об этом узнает весь мир! Что ему с этого? Кто может ему помешать? Зачем? Ему могут разве что помочь. Гарри начал свой рассказ, который давался ему необычайно легко. — Моя история может показаться сюжетом какого-нибудь романа, и всё же… Дело в том, что те, кто меня воспитал, кого я любил, как своих родителей, и те, благодаря которым я появился на свет, — это разные люди. Я узнал правду в шесть лет, перед тем как родители погибли. Они успели сказать мне только имена моих настоящих родителей, — Гарри вздохнул, статуи и портреты внимательно слушали, не перебивая. — Теперь я пытаюсь разыскать их, но я не знаю, как правильно подойти к этому делу. Я предпринимал несколько провальных попыток раньше, и одна из них — сумасбродная поездка во Францию. — О-о, — протянул маркиз поражённо. — Что значит «поездка во Францию»? — Я из Англии, — пояснил Гарри. — Когда я наткнулся на их фамилию во французской газете, я, не думая ни о чём, кинулся сюда. Гарри видел, как блестели глаза у некоторых портретов, падких на мало-мальски драматические истории. — И что же? Вы не нашли их? Они не во Франции? — спросил маркиз, заинтригованный не меньше. Гарри пожал плечами. — След, по которому я их искал, оказался ложным. И у меня нет ни единой зацепки по поводу того, где их искать. Большая вероятность, что они всё ещё в Англии, но с таким же успехом они могут быть в любой другой стране мира — в нынешние времена путешествия между странами стали доступны любому. Может быть, у меня появились родные братья и сёстры, а может быть, моих настоящих родителей уже нет в живых. У меня нет никакой информации о них. Я даже не знаю, волшебники ли они, — он опустил голову и вздохнул. Краем глаза он заметил, как старик Бертран усмехнулся, словно знал, что Гарри не договаривает. — Хм, это осложняет дело, — маркиз задумчиво почесал подбородок. — Ох, милый, — запричитала растроганная мадам Ванесса, — мы обязательно тебе поможем! Не носить нам звания Великих Волшебников, если мы не поможем тебе! Ну же, вы — бесчувственные чурбаны! — грозно обратилась она к подавляющему большинству мужской части Обители, — потрясите своими котелками и выкладывайте всё, что может помочь мальчику! Статуи, портреты, рельефы наперебой принялись обсуждать свежую тему. Маркиз не обращал ни на кого внимания и с несвойственным ему спокойствием докладывал Гарри: — Если они магглы, будет гораздо легче, если, конечно, они не поселились где-нибудь в Австралии. А если они маги, то… От магов можно ожидать чего угодно. Они могут оградить своё жилище столькими заклятьями и оберегами, что мы не найдём их, даже если пройдём мимо окна их дома. Да, тут определённо поможет только магия, основанная на крови. Это, конечно же, не лучший вариант для ребёнка, но что поделать? Базовая защита всех магических семейств состоит в том, чтобы никто не смог переместиться в их дом, — это антитрансгрессионный щит. Помимо поисковых заклятий, можно использовать ещё и ментальные — я надеюсь, до этого не дойдёт, уж очень это сложная магия. Можно ещё использовать связь матери и сына — она исключительно сильна и может привести одно к другому, как за ниточку, если эту ниточку прощупать. Для этого можно воспользоваться медитативными техниками, но опять же есть помеха — твой возраст. Никогда не слышал, чтобы в одиннадцать лет дети добивались бы успехов в очищении сознания. — Я могу попытаться, — вставил Гарри. Маркиз с сомнением его оглядел. — Посмотрим. Хотя существуют травы, которые способствуют улучшению концентрации, но обладают немного галлюциногенными свойствами и... — Гийом! — одёрнула его жена, тот смутился. — Ты права, дорогая, это слишком опасно для здоровья, особенно для столь юного организма. Существуют также некоторые артефакты для поисков людей и вещей. Но об этом, я думаю, лучше расскажет месье Баррос. Маленький, похожий на садового гнома глиняный старичок в глиняной шапке, постоянно сползающей ему на густые брови, нерешительно сполз со ступеньки, ведущей к трону. — На своём веку я повидал много великолепных магических артефактов, — начал он писклявым голосом, — и парочка из них сейчас очень даже пригодилась бы. Например... — он пустился в пространные описание неких старинных инструментов, давно утерянных, впрочем. — И когда аппарат был затоплен... — Благодарю, месье Баррос, очень познавательно, — перебил его маркиз. — Я предлагаю начать с самых известных поисковиков и существующих по сей день, а? — Он воодушевленно потёр мраморными руками, бодро улыбаясь. Гарри пожал плечами. — Все известные я уже использовал. — Правда? — удивился маркиз. Гарри кивнул. — Что, даже заклятье Квэстера? — Ага. И даже полдня провёл, водя кристаллом по карте мира. — Так, — задумалась статуя. — Может, попробуем зелья? — предложила мадам Ванесса, подруга жены маркиза. — Разумно, — согласился маркиз нехотя — он не питал к бронзовой мадам положительных чувств. — Гарри? Мальчик вновь пожал плечами. — Я видел в библиотеке несколько рецептов зелий, но они довольно сложные. — Хм, — нахмурился маркиз, — среди нас, конечно же, порядочное количество алхимиков, — некоторые согласно замычали, — но у нас нет наших тел, — с явным сожалением сказал он. — Не огорчай мальчика, Гийом! — неодобрительно воскликнула мадам Француаза. — Конечно же, мы сможем сварить элементарное зелье Поиска! Главное — достать ингредиенты. Гарри, мальчик мой, ты справишься с этим? — ласково обратилась она к отчаявшемуся ребёнку. Тот нахмурился. — Я… даже не знаю, мэм. У меня есть стандартный набор ингредиентов, кое-что я могу найти в лесу, но если придётся что-то покупать, то денег у меня нет. — Не беда, — неунывающе махнула рукой мадам Ванесса, — деньги можно одолжить. Мир не без добрых людей. — Ну да, — с сомнением протянул Гарри. — Ну же, дитя, воспрянь духом! — мягко заулыбалась мадам Франсуаза, прижимая руки к груди, мадам Ванесса вторила её движениям. — Мы поможем тебе найти твоих отца и мать! Старик Бертран едва слышно фыркнул и пробормотал, теперь уж Гарри понял, что именно: — Отца и мать, как же! Можно подумать, он в них нуждается. Гарри покосился на него — старик явно что-то знал или догадывался. Но как и откуда? — Спасибо, мадам. Надеюсь, что я вас не подведу. Маркиз, — обратился он к возбуждённой статуе, пока тот ещё не дошёл до вершины своего восхищения ситуацией, — вы говорили что-то о ментальных средствах поиска. Не могли бы вы объяснить? — О, с радостью! Ментальная магия имеет дело с разумом волшебника. Существует специальное заклятье, которое вызывает видения. На первый взгляд они выглядят абсурдно и кажутся совершенно непонятными. Но суть видна через образы, которые магия помогает расшифровать. Причём не обязательно можно увидеть место, где искать нужного человека, а галлюцинации могут подсказать, как добраться до объекта или чего-то, что окружает его. Понимаете? — Угу, — хмуро кивнул Гарри. — А… месье, могу ли я точно и в подробностях, словно взаправду, увидеть место, в котором живёт… объект? — Хм, — задумался маркиз, — в этих видениях — точно нет. — А где могу? — осторожно поинтересовался Гарри, затаив дыхание. — Где? Ну, честно говоря, ничего в голову не приходит, надо подумать. Бывает... — маркиз кинул неуверенный взгляд Гарри за спину, где была его жена, и несколько натянуто сказал: — …Иногда встречаются люди, которым это дано. — Да? А как таких людей называют? — Ну, как их называют? Ясновидящими их называют! — раздражённо закатил глаза маркиз. Гарри недоверчиво склонил голову. Статуи вдруг ни с того ни с сего принялись бегать взглядами, в том числе и маркиз. Что-то они темнили. Гарри прочистил горло. — Понятно. Тогда можно было бы начать с этого зелья Поиска. — Хороший выбор! Доставайте пергамент и пишите рецепт...***
Из Обители Гарри сразу кинулся на улицу, поделиться новостью с друзьями, позабыв о планах проверить чудесный цветок Сэмюеля. Он серьёзно кивал на «мудрые» наставления змей и выказал недоверие к их новому увлечению, о котором они старательно молчали; так старательно, что Гарри не мог не заметить их явного взволнованного состояния. Расспросы, разумеется, привели лишь к яростному отрицанию со стороны Ригель и виноватому бурчанию от Антареса. Затем он выслушал лекции о цветах и полётах от садовника месье Бурховца, а потом отправился гулять по территории, раздумывая о прошедших разговорах. Он прошелся рядом с замком и посидел на трибунах квиддичного поля. Однажды он наблюдал за тренировкой команды со своего местечка у реки: маленькие фигурки игроков с огромной скоростью носились с одного конца поля на другой, выкручивая немыслимые бочки и финты. Было любопытно посмотреть вблизи, но Гарри старался избегать всего, связанного с квиддичем. В конце концов ноги привели его и к библиотеке. Призрачного графа Альфотуса он не видел с того самого разговора, когда Гарри нагрубил ни в чём не повинному призраку. Можно было предположить, что граф обиделся и поэтому не показывался, или же наоборот — чувствовал себя виноватым за свои также не совсем приятные слова. Но Гарри склонялся к третьему варианту — за все четыре месяца своего пребывания в академии он видел графа всего несколько раз, тот имел привычку внезапно появляться и так же внезапно пропадать без всякой на то причины. В каникулы в библиотеке стояла загробная тишина, там была лишь старенькая мадам Шёнис, которая, казалось, была приклеена к своему месту за столом. В какой-то момент Гарри послышалось невнятное бормотание, словно кто-то читал себе под нос, но он решил, что это мадам Шёнис разговаривала во сне. День промчался незаметно. После на редкость плотного ужина Гарри вернулся в комнату и заснул таким крепким и спокойным сном, как не спал уже давно.***
Проснувшись ранним утром следующего дня, Гарри первым делом с тоской подумал о Pectus Levitas и решил выполнить обещание и не мучиться. Отчего-то, вопреки словам Сэмюеля о привлекательности цветка, он не испытывал никакого желания испробовать его действия на себе. Пусть даже это и могло показаться нелогичным, Гарри не желал озадачивать себя мыслями ещё и об этом. Он неспешно добрался до поворота рядом с Трапезной. Темнота узкого коридорчика выглядела недружелюбно и отталкивающе. Он огляделся, надеясь, что сейчас из-за угла кто-нибудь выплывет и помешает его задумке, но в коридорах стояла тишина. «Ладно уж, это просто цветок», — пробурчал он и двинулся вперёд. По всей видимости, коридорчик петлял, загибаясь под немыслимыми углами, но не разветвлялся. Как и в прошлый раз, Гарри порядочно прочихался, отбил себе коленки и поцарапал руки, прежде чем дойти до входа в портик. Нащупав железный засов, он со скрежетом его отодвинул и открыл дверь, вываливаясь на прохладный свежий воздух. Когда глаза привыкли к свету, он замер. Предполагалось, что он будет тут один. Но недалеко от стола, спиной к выходу, прямо на земле сидела женская фигурка, в которой без труда можно было угадать нимфу. При появлении Гарри она неторопливо обернулась и спокойно улыбнулась, ни капли не удивлённая. Нимфы замка были весьма похожи друг на друга, как родные сёстры, но Гарри, конечно же, узнал свою старую знакомую. — Привет, Гарри, — робко поздоровалась она. — Привет, Каллисто. Гарри метнул взгляд на волшебный цветок — он по-прежнему благоухал в своём уголочке, никем не потревоженный, плавно колышась на ветру. Нимфа сидела на земле в двух шагах от него. Гарри подошёл ближе. — Я надеюсь, ты не против, что я сюда зашла? — мило улыбаясь, спросила девушка. Она, возможно, заметила напряжение Гарри и робко передёрнула плечами. — Почему ты здесь? — спросил Гарри несколько грубее, чем он рассчитывал, но он был в каком-то смысле ответственен за этот цветок — да мало ли, какое злодеяние планировала эта подозрительная нимфа! Каллисто невинно захлопала длинными чёрными ресницами. — Ну, я слышала, что здесь расцвёл «Божий Дар» и… — Откуда слышала? — перебил Гарри. Каллисто слегка повела бледным плечом. — От деревьев. Травы. Ветра. Земли. Я — дитя Природы, Гарри, в прямом смысле слова, и оберегаю свою родительницу больше, чем любой самый благодетельный человек, — сказала она обиженно, возможно, угадав его мысли. Гарри пристально посмотрел нимфе в лицо. Каллисто выглядела вполне обычной девушкой — чуть более миловидная, более изящная, более простодушная, но не осознающая своих достоинств. — Разумеется, — согласился Гарри. — Но насколько я знаю, этот цветок, который ты назвала «Божьим даром», на самом деле является порождением человеческих эмоций и чувств. Именно они питают и поддерживают его существование, даже если Природа лишит его воды, солнца или завалит снегом. Каллисто гордо вздёрнула подбородок. — Этим утешают себя жадные человеческие отпрыски, присваивающие себе заслуги Природы. Именно она создала всё, что существует на Земле, и позволила нам пользоваться ей. Только мы, нимфы, знаем ей цену! — Значит, по-твоему, весь мир создала Природа? — задумчиво переспросил Гарри, внезапно ввязавшись в обсуждение этого глобального вопроса о сотворении мира. — Тогда почему вы называете этот цветок «Божий дар»? Нимфа пару секунд хватала ртом воздух и в конце концов победно воскликнула: — Мы верим в Бога! Но Бога тоже создала Природа! — Значит, Бог присвоил себе изобретения Природы? — Гарри пытался выстроить логическую цепочку из сказанного нимфой, но та возмущённо фыркнула. — Разумеется, нет! Бог — он как бы помощник Природы. Он — Вершитель Судеб! Он создал этот цветок, чтобы тот сыграл какую-то важную роль в жизни определённого существа. Мы, нимфы, верим, что смерть самого обычного червячка оплакана и Природой, и Богом. Они — милосердны и полны чистоты! Гарри рассеянно кивнул. — Значит, вы следуете заповедям? Каллисто смотрела на него недоумённо, не понимая, к чему он клонит. — Да, — сказал она уже без прежнего запала. — Заповеди верны не оттого, что за их несоблюдение человека ждёт ужасная кара в неком ином мире, но оттого, что они продиктованы самой Природой. — Значит, нимфы не могут ни убивать, ни красть? Каллисто склонила голову к плечу, смотря на него, вмиг забыв и о Боге, и о Природе. — А я поняла, что ты хочешь сказать, Гарри, — сказала она победно. Гарри взглянул на неё. Она непосредственно улыбалась. — И что же? — В тот вечер, когда мы познакомились, — она улыбнулась тёплой дружеской улыбкой, — в замке украли Древние свитки. Ты считаешь, что это сделала я? — У меня были такие мысли, — не стал отрицать Гарри. Каллисто не обиделась и не возмутилась. Она заулыбалась, поняв его намёки. Ни одна чёрточка её лица не дрогнула, когда она сказала, глядя Гарри прямо в глаза: — Я клянусь своей честью, Гарри, я не крала эти свитки. Ты мне веришь? «Сложно не верить, когда тебе клянутся», — мысленно вздохнул Гарри. — Наверное, — пожал плечами он. Несколько секунд Каллисто смотрела ему в глаза, после чего встрепенулась, поморгала и перевела взгляд на цветок. — Это чудесный цветок, Гарри, — тихо сказала она. — Он способен на поразительные вещи. Знаю, для людей может показаться подозрительным, что есть что-то, что способно делать только добро, что не заставишь действовать во зло и не подчинишь себе. Хороший цветок для хороших людей. Хотела бы я, чтобы он действовал и на меня. Каллисто благоговела перед этим цветком, буквально опасаясь дышать рядом с ним. А вот Гарри испытывал противоположные чувства. Он ощущал какую-то враждебную недоверчивость к растению и не мог толком объяснить почему. Было в нём что-то… странное. Хоть он и чувствовал, что по отношению к нему цветок вполне благожелателен. Но Гарри не хотел… того, что делает Pectus Levitas. Он чувствовал чужеродность от вызываемых растением ощущений. Было в этом что-то неправильное… для него. — Впрочем, мне пора, — через некоторое время воскликнула Каллисто. Она легко вскочила на ноги и изящно поправила юбку. Гарри безучастно кивнул. Нимфа вдруг подошла к парапету и легко спорхнула вниз. Звука ломающихся костей не последовало, поэтому можно было предположить, что она удачно добралась до земли. Гарри покачал головой: «Ну, теперь хоть понятно, как она сюда попала, если засов на двери был закрыт».***
За несколько дней до начала учебных занятий в замок прибыли профессора. По-тихому, без шумных приветствий, без летающей кареты, величиной с дом, и лошадей, пьющих только ячменные виски, появилась и директор. Гарри узнал об этом от студентов во время позднего завтрака. А через час он уже стоял перед массивной дверью директорского кабинета. Встав на носочки, он уверенно схватился за кольцо, продетое в нос глиняного быкообразного существа, и трижды постучал им по двери. Голова задвигалась и недовольно опустила взгляд на мальчика. — Кто? — заскрежетала она. — Гарри Престон, — чётко сказал тот. — По какому вопросу? — По личному. Существо безразлично оглядело Гарри и, забурлив, впиталось в дверь. Мальчик прислушался, стараясь расслышать что-нибудь, но изнутри не раздавалось ни звука. — Входите, — снова появилось существо. С лёгким скрипом дверь приоткрылась. — Добрый день, месье П’гестон! — раздался грудной голос директора. — Здравствуйте, директор Максим, — вежливо кивнул Гарри, стоя у порога. — Вы вовремя, месье, у меня сейчас появилось свободное время. Присаживайтесь. Как прошли праздники? Забравшись на большой стул, Гарри смог ближе рассмотреть директора. Она выглядела отдохнувшей и радостной. На оливковой коже лица выделялся лёгкий румянец. С губ не сходила добрая улыбка. — Хорошо, директор. Я осмотрел ваш замок. — О, он наш, Гарри, наш замок. Вы нашли что-нибудь интересное? — Много чего, директор. Академия полна всего интересного. — Это уж точно, — басом засмеялась она. — Так по какому поводу вы зашли ко мне? Гарри прочистил горло. — Директор Максим, я хотел бы попросить у вас какую-нибудь работу. — Женщина приподняла брови. — Понимаете, мне нужны деньги на карманные расходы. Я мог бы помогать нашему смотрителю — месье Рафу или мадам Эйтл в больничном отделении. Да и месье Бурховцу, я думаю, не помешала бы помощь. В общем, работа на посылках как раз для меня, — убеждённо сказал он. Директор нахмурилась и задумчиво покрутила в руках большое страусиное перо. Гарри терпеливо ждал. Если не получится выпросить работу, придётся выпрашивать деньги или... чего-то ещё. — Месье П’гестон, — тяжело вздохнула мадам Максим, — вы — студент нашей академии. В наши обязанности входит учить вас… — Я понимаю, директор. И обещаю, что это не повредит моей учебе. Мне действительно нужны деньги, мадам. Может, подумаете об этом? — сказал он. Директор неуверенно его оглядела и, снова вздохнув, сказала: — Хорошо, месье, я подумаю. И узнаю у персонала академии, нужна ли им помощь. Но я ничего не обещаю. — Спасибо, директор, — обрадовался Гарри. — Я очень вам признателен. — Пока не за что, — неодобрительно покачала головой мадам. По правде говоря, она была не рада внезапному желанию Гарри работать. «Ребёнку только одиннадцать!» — думала она, провожая его взглядом. «Половина дела сделана, к концу учебного года зелье Поиска будет уже готово!» — оптимистично думал Гарри, выходя из кабинета директора.