Научиться жить

Порой мне очень сильно хочется забыть всё, что когда-либо происходило в моей жизни, особенно, последние семь месяцев из неё. Но останавливает мысль о том, что я могу забыть. Что или кого? В очередной раз я с болью смотрю на фото, сделанное в самом начале, и осторожно засовываю в нагрудный карман перед тем, как привычным жестом взять в руки автомат, с мыслью, что в этот день мы снова не досчитаемся ребят, а возможно, именно я найду здесь свою гибель. Война. Одно слово. Пять букв. Но кто бы только знал, сколько боли, слёз и потерь несёт в себе это слово! Я знаю. О, как бы мне хотелось и дальше оставаться в блаженном неведении! Но оружие уже приросло к рукам, а на языке металлический привкус боли, граничащей с отчаянием. Я давно стала избегать зеркал, ведь боюсь собственного отражения. Боюсь видеть ту, кем сделала меня эта грёбанная война! Меня страшат эти уставшие глаза, которые смотрят на меня оттуда. Глаза человека, повидавшего на своём веку многое. Человека, видевшего Смерть, чувствующего её дыхание на своём затылке каждый день, бойца, считающего минуты, которые ему отведены. Не месяцы, не дни и даже не часы. Минуты. А на дне, среди боли, отчаяния, страха и усталости виднеется сталь. Я боюсь бесчувственного взгляда убийцы, коей вынуждена была стать. Мне трудно спать, ведь во сне я вижу их. Братьев по оружию, покинувших этот мир раньше меня. Вижу кровь, войну и смерти. Их смерти. Но даже это уже не так пугает, как слова, которые сопровождают каждый сон. Их слова. Так странно, абсурдно, и даже в каком-то роде до жуткого смешно. Ещё ночью мы все, глядя на ночное небо, закрытое свинцовыми тучами, спокойно обсуждали планы на жизнь, мечты, а всего через несколько часов - очередная смерть. Это больно. Хочется кричать, плакать, впасть в истерику, хоть как-то проявить свои чувства, но лишь в душе всё больше разрастается эта пустота, сжигающая всё. Эмоции будут проявляться потом, ночью, в полной тишине. А сейчас нужно быть сильной, ведь иначе нельзя. Иначе не выжить. Сейчас остались в живых лишь те, кто смог переступить через себя, кто не сломался. Остальные - как бы жестоко это не звучало - покоятся в земле. По поводу их утраты я не чувствую практически ничего. Они не справились, не смогли перешагнуть эту чёртову планку, поставленную обществом. И умерли. В первые же дни. Заливаясь слезами в луже собственной крови они в предсмертной агонии молили о том, чтобы им помогли выжить. Но с такими ранениями не выживают. А спасать заведомо мёртвого человека в самый разгар войны, когда пули свистят прямо над головой, норовя если не убить, так покалечить, бесполезно. В первые дни мне ещё было не всё равно, но пришлось измениться. Слишком хочется выжить. Потому сейчас я уже не испытываю тех чувств и эмоций, которые испытывала в первые дни за каждого погибшего. Перегорела? Возможно. Да и близко знакомы мы с ними не были. Наверное, я стала слишком цинична, но только так я и могла выжить. Из всего взвода, в котором было сорок семь человек, в живых осталось только трое. Нам уже нечего терять, ведь мы - детдомовские. И умирать нам давно уже не страшно. Страшно лишь потерять себя в этом кровавом водовороте. А ещё... Хочется жить! Мы хватаемся за жизнь зубами, ловя пули раз за разом, но всё так же умудряясь выживать. Мы обещали. Обещали выжить и исполнить все их просьбы, навестить каждого родственника, сообщить всё, о чём они просили, передать все письма, которые ребята оставили на нашем месте, и по возможности, исполнить все желания, и главное - сохранить воспоминания о них. О братьях по оружию, которые стояли с нами плечом к плечу, воевали и гибли, вверяя нам свои мечты, стремления и воспоминания. Я осторожно прикладываю ладонь к груди, сжимая её в кулак. На фото мы, все сорок семь человек, с улыбками от уха до уха, уже в военной форме, но ещё не понимающие, что происходит. До отвала накормленные байками о защите родины, почестях, славе. Глупые... Наивные... Молодые... В очередной раз мы кидаемся вперёд, готовые сложить жизни в этот день. Плечом к плечу. Мельком бросаю взгляд на Пашку, который находился слева от меня, стараясь запомнить его, ведь возможно, для одного из нас, если не для обоих, это последний бой. Он смотрит так же. Молча. Прекрасно понимая всё, что так и не было произнесено. Он еле заметно кивает мне... Смена эмоций, произошедшая на его лице в доли секунды и взрыв откуда-то неподалёку - последнее, что я видела перед тем, как упасть на землю, придавленная тяжёлым телом брата по оружию. И ещё одно тело. Изуродованное взрывом тело третьего выжившего из нас, которое кулем падает на землю рядом. Мёртв... - Капитан! Два человека в море, по правому борту! Кажется, без сознания! - на огромном корабле копошились люди, с удивлением рассматривающие двух людей, которых, они были уверены, ещё парой минут ранее, не было на месте. - Так чего вы здесь-то стоите?! Вытаскивайте их! - высокий красноволосый мужчина ощущал, что скучно им вскоре не будет вообще. Ведь если эти незнакомцы не враги или самоубийцы, коими определённо должен быть каждый, кто посмеет напасть на Йонко, то им ещё долго придётся оставаться на одном корабле с его командой. Хотя бы потому, что они только недавно отплыли от очередного необитаемого острова. Дождавшись, пока его команда дружно - не без подсказки Бенна - затащит двоих незнакомцев на борт, он направился к ним. Стоило всё-таки внимательно присмотреться к двум "рыбкам". Вдруг они, всё таки, кроют в себе какую-нибудь опасность в виде награды за голову размером в несколько миллионов белли.