"Страх — самое древнее и сильное из человеческих чувств, а самый древний и самый сильный страх — страх неведомого." Говард Филлипс Лавкрафт
С самого нашего в людей заложен подсознательный страх к неведомому, непознанному, чуждому. К тому, что не поддается логическим объяснениям. Непонятное – значит, опасное, так то. Конечно, не все согласятся с этим, уж очень многое в этом вопросе зависит от воспитания, но я родилась и росла в окружении именно таких, запуганных легендами людей. Сказки о страшных огнедышащих драконах, похищающих прекрасных принцесс, истории о злых колдунах и ведьмах, превращающих непослушных детей в лягушек, и прочее, великое множество сказочных существ и монстров, обитающих в столь далеком, но в столь же близком мире грёз и фантазий. Родители любят рассказывать нечто подобное своим детям перед сном, да и взрослые бывают соберутся вечером и делятся страшными и фантастическими историями, которые с ними якобы случались. Когда-то давно, моя мама тоже сочиняла подобные сказки и каждый вечер, лежа под одеялом, я в предвкушении ждала новой повести о храбром рыцаре в сверкающих доспехах, побеждающем очередного, классического дракона или еще какую страшную бестию. До какого-то периода своей жизни, образом мышления я мало чем отличалась от других детей моего возраста. Однако, магия, что пугала их, притягивала меня, как притягивает мотылька огонь. Мать при рождении нарекла меня Марией, надеясь, что это имя принесёт мне благо и укажет верных путь. Моя семья проживала в деревне Пиэр графства Лютрем, на окраине Великой Империи Галдаран. Не богатая и не бедная, семья давным-давно обанкротившихся аристократов, а ныне довольно крупных фермеров, о благородном происхождении предков которых говорила одна только фамилия. Я была единственным ребенком, чему, если говорить начистоту, даже немного радовалась, ведь уже не раз до моих ушей доходили жалобы от знакомых ребят на старших или младших братьев и сестер. Хм, пожалуй всё началось когда мне было четыре года. Я и еще шестеро ребят примерно моего возраста частенько тайком от взрослых бегали в заповедный лес, где по многочисленным древним преданиям жила невероятно сильная, злая и страшная ведьма. Магия, находящаяся под запретом, поистине могущественная и опасная сила, как для простого люда, так и, порою, для самого заклинателя, вводила людей в суеверный ужас, стоило хоть шепотом о ней заикнуться. Это я хорошо осознавала и понимала ещё с ранних лет. Еще бы, ведь мама почти ежедневно твердила о том, как опасна магия, когда обнаруживала, что дети снова бегали в лес. Помню однажды вечером я спросила у неё: - Мама, а почему ведьмы с помощью магии делают людям только зло? Ведь если магия так сильна, как ты мне о ней говоришь, то с её помощью можно было бы сделать столько замечательных вещей! - Мари, магия – дар Дьявола грешникам и еретикам, предавшим Бога. Какая от подобного дара может быть польза?! Тогда же она и рассказала мне легенду о лесной ведьме, что гнев той падал на каждого, кто осмеливался зайти в её угодья дальше опушки, что плоды леса несут в себе зерна страшных болезней, а дикие звери в чаще, вечно голодные, разрывали на части любого встречного. Предание я запомнила, но всерьез принимать не стала. Подумаешь, сказка, а мама просто жути нагоняет, чтобы больше с ребятами куда не разрешают не лезла. Мне было вполне понятно её беспокойство, что она желает как лучше, но…дети в самом деле, жутко упрямые, говоришь им: «Нельзя!», а они едва ли не назло делают наоборот, вот и тут также. Четырехлетняя я любила наблюдать за насекомыми, за птицами, за людьми, любила лазить по ветвистым деревьям и исследовать тоннели-норы, казавшиеся огромными, как если бы это были горные пещеры с живущим в них огромным драконом. Родители часто ругали меня, возвращавшуюся из очередного своего "похода" всю в грязи, но я радовалась своим новым "открытиям" и улыбалась до ушей. Неплохое все же было времечко. Наивная детская улыбка, потерянная навсегда... Это не значит, что я совсем не улыбаюсь, просто моя улыбка больше никогда не сможет быть такой же наивной и, хм, по-детски глупой, не после всего того, что случилось в моей жизни. Лет до пяти, пожалуй, самой большой моей напастью была разбитая коленка, да выговор от родителей за непослушание. Играла, бегала, смеялась, бесилась вместе со всеми, тратя свою кипучую энергию. Даже после неоднократных предупреждений, причитаний и наказаний, мы все бегали и бегали в лес, в неизвестность. Тайны, легенды, загадки, они влекли сильнее, чем кулек шоколадных конфет. В конечном итоге, кому-то из нашей компании в итоге пришла в голову грандиозная идея – найти легендарную лесную ведьму! Не сказать, что никто не испугался, не попытался откосить от этого занятия, но детский азарт и любопытство всё же перевесили глас рассудка. Так, изо дня в день мы прочесывали лес, не заходя правда слишком глубоко, но так и не находили хоть каких-либо следов пребывания колдуньи. В дальнейшем же, когда мы уже расслабились и вот-вот собирались бросить эту затею, сработал всемирный закон подлости, не иначе. То, что ты ищешь, чаще всего находится само, и именно в тот момент, когда ты больше всего не ожидаешь это «нечто» найти.* * *
Фрид, высокий и худощавый мальчишка с вечно взъерошенными и выгоревшими на солнце волосами, предложил пойти, половить ящериц и лягушек на земляничной поляне возле ручья, а заодно поесть невероятно вкусных ягод. Все, как один, с удовольствием согласились. Вдесятером мы носились по поляне, стоило кому-то заметить ящерку, как все сразу замирали и затихали, медленно подкрадываясь к зеленой рептилии. Юркие животные, едва заслышав подозрительные звуки, быстренько удирали в свои норки, не оставляя надежды на их поимку, но были упертыми и нас было много. Поймав примерно восемнадцать ящериц, уставшие, запыхавшиеся, но просто жуть какие довольные, мы прилегли на большие, плоские, нагретые на солнце, валуны. Полуденное солнце сверкало в далекой, безгранично глубокой синеве неба, играясь своими лучами с океаном зеленых листьев. Веселое журчанье ручейка, на удивление приятный летний зной, сопровождаемый прохладным ветерком, приносящим запах лесных ягод и цветов, шелест листвы и тепло нагретых камней убаюкали нас, и вскоре мы задремали. Сквозь легкую пелену сна я слышала плеск маленьких рыбок в ручье, иногда над валунами громко жужжа, кружили стрекозы, справа от нас, в колючих зарослях малины раздавался громкий треск веток... Когда до меня наконец дошла неправильность происходящего я, как и остальные ребята, резко вскочила, всякую сонливость как рукой сняло. Сердце бешено стучало, то ухая в самые пятки, то подскакивая до макушки. Кровь в венах пульсировала, отдаваясь в висках громкими ударами молота по наковальне. Выпучив круглые от страха глаза, мы уставились в заросли малины, откуда продолжал исходить жуткий звук трещащих веток. Нечто упорно продвигалось вперёд сквозь колючий кустарник. - М-медведь?! Фрид даже начал заикаться от страха. Лицо его было белым словно мел, собственно, как и мое, и остальных ребят. Мы переглянулись, и одни из мальчишек тихим шепотом спросил: - Бежим? - Думаешь, он нас не догонит? – Фина, одна из немногих девочек в нашей компании, неуверенно покосилась на качающиеся кусты, - Папа говорила, что медведи быстро бегают, быстрее людей. - Может лучше спрятаться? - Дурак! Он же тебя сразу учует! - Ну не стоять же нам на месте?! Начинающийся спор прервал раздавшийся ещё ближе и громче треск. Медведь, или что-то там ещё, вот-вот выпрыгнет и схватит нас! Тут кто-то из ребят не выдержал и громко крикнул: - БЕЖИМ! И мы сломя голову рванули через полянку в сторону деревни. За цветущим кустом жасмина нами уже довольно давно была протоптана тропинка домой. И вот, уже забегая за дивно пахнущее растение, движимая неведомым порывом, я на бегу обернулась на оставшиеся позади заросли малины. Треск тогда уже прекратился, и то неизвестное существо, или точнее существа, уже вышли на поляну, смотря нам вслед с явным удивлением. Медведь и человек, молодая женщина, почти девушка, от образа которой тогда в памяти у меня остался только золотистый отблеск длинных волос и невыносимо яркие синие глаза. Ноги, тем временем, словно сами по себе несли меня дальше по тропе, вслед за остальными. В деревню мы прибежали испуганные, ревущие, все в царапинах от хлеставших нас на бегу веток. Взрослые тогда носились вокруг нас как курицы с яйцом, постоянно ахая и причитая. Мама тогда плакала. Однако всё происходящее вокруг пролетало совершенно мимо меня. Я все думала о ведьме, а я отчего-то абсолютно уверилась, что это была именно она. Образ ведьмы, который мне описывали родители, и то, что запомнилось мне. Какой из них подлинный? Где истина? Терзаемая своими мыслями, я не спала всю последующую ночь.* * *
После того случая, ребята перестали забегать в лес так же далеко, как и раньше. Когда я звала их с собой, они начинали отнекиваться, и со временем стало ясно - им было страшно. В то же время меня с невероятной силой влекло в зеленую чащу. Так, когда все играли на опушке, я тихонечко уходила на свои маленькие исследовательские походы в лес, пробираясь по оврагам и выискивая звериные тропы. Подобные вылазки продолжались лишь на протяжении полугода, пока мои родители прознали об этом. Они грозились запереть меня в доме, если всё продолжиться в таком же духе, а я только упрямо поджимала губы, но в итоге всё же послушалась. Хотя, даже так, каждый вечер мой взор был устремлен в сторону полосы деревьев, чернеющей в ночной тьме. Все мысли были далеко от дома, в лесу, блуждающие по тропам, известных лишь мне одной. Далее я стала задумываться о вещах нетипичных для детей моего возраста, даже более того, мысли, ветающие ещё тогда в моей голове, любому последователю церкви показались бы просто дикими. Умей люди читать мысли друг друга, меня бы давно казнили как еретичку. Впрочем, тогда я о подобном и не задумывалась. Хм… Потом в мою деревню пришла беда, кошмар всякого фермера – засуха. Год моего восьмилетия выдался необыкновенно скупым даже на самый мелкий дождик. Бесконечные проклятья и ругань срывались с уст изможденных крестьян. Палящее солнца беспощадно выжигало и без того не богатый урожай. Затем от жажды и болезней начал умирать скот. Иссушенные тела животных гнили на жаре быстрее, чем их успевали убрать или сжечь, мор вскоре грозил настигнуть и людей. Самым страшным было пожалуй то, что подобное поразило всю страну. Растения жухли и рассыпались пылью от малейшего прикосновения, вековые деревья высыхали, гибли, а их стволы выгорали на солнце до костяной белизны. Всюду вспыхивали пожары, дым и горький смог, словно тучи, закрывали небо. Поначалу говорили: - Кара Господня! Затем начали винить во всём происки богомерзких магов и ведьм. Ведь это так легко и просто, свалить на кого-нибудь все свои беды. А ведь когда-то в каждой деревеньке жил хоть один, пусть и самый слабенький, но маг, призывающий дождь, заговаривающий поля на плодородие, а скот на здоровье, излечивающий людские болезни. И не надо кривиться, господин, как бы ни было вам неприятно, но это правда. Господин, а вы знаете, почему идёт дождь? И вот только не надо говорить, что он ниспослан Богом или ещё что-то в этом духе. Неужели вы всерьёз думаете, что всемогущему, по сути, существу, действительно есть дело до людей? Вот вам есть дело до муравьев? Впрочем, мы сейчас с вами говорим не о религии и не о науках. Позволите продолжить исповедь? Благодарю. Стоило только народу обвинить во всём магов, как церковь, не долго думая, выслала карательные отряды инквизиции во все уголки государства, где хоть когда-нибудь упоминалось о наличии поблизости чего-то странного и необычного. Те не особо разбираясь правда ли эти слухи или вымысел, выносили приговор на месте и тут же его исполняли. То, что под клинки и пламя доблестных воинов попадали зачастую ни в чем не повинные люди мало кого интересовало. Конечно же, однажды такой отряд явился и к нам.* * *
В тот знойный вечер, когда небо окрасилось багряными красками заходящего солнца, а насекомые стрекотали так громко, что заглушали, казалось, даже мысли, деревенские, те не многие, что еще могли нормально работать, заканчивали последние хозяйственные дела. Худые, потные, все в пыли и мыле, со впалыми щеками и потухшими, почти мёртвыми глазами, они всё же продолжали надеяться на чудо и, как одержимые, выходили каждый день в поля, где водилась разве что саранча, да цикады. Помню, первое время я даже помогала родителям работать, но от жары и солнца вскоре начала часто терять сознание, будь тому причиной просто переутомление, или же тепловой или солнечный удар. Всё же, я была лишь слабым ребёнком. Таким образом меня оставили следить за домом, пока они пропадают на полях. Так вот, в тот вечер, закончив уже привычные домашние дела, я сидела в своей комнате и наблюдала в окно за тёмной полосой леса. Стоит заметить, что за своим домом ведьма действительно хорошо следила, ведь страшная в своей силе засуха едва ли коснулась опушки. Зелёное море ярким, жутко контрастным пятном высилось среди серо-желтых полей, вызывая в сердцах людей безосновательный, но такой яркий, первобытный ужас возникающий всякий раз, когда сталкиваешься с чем-то совершенно необъяснимым. В лесу наверняка водились и звери, и ягоды, и грибы, и много-много чего ещё, но страх перебивал в людях всякую жажду жизни и трансформировался в ненависть. На себя, на лес, на ведьму. Даже тогда, мне, ребёнку, это казалось от чего-то совершенно глупым. Я последний раз окинула взглядом колышущиеся на редком ветру, поднимающем пыльные взвеси, зеленеющие верхушки деревьев и посмотрела в сторону полей – родители непривычно задерживались, и я начинала беспокоиться. Там, у самой линии горизонта, в жарком мареве поднимались клубы пыли и вспыхивали вспышки пламени. По мере приближения слышался всё отчетливее дробный перестук конских копыт, металлический лязг и чье-то азартное гиканье и свист, смешивающиеся с отчаянными криками крестьян. Миг, и сухие поля вспыхнули ярким пламенем. Казалось время остановило свой ход. Сердце замерло, дыхание сперло в груди и нарастающий звон раздавался в ушах, чтобы затем словно бы струна оборвалась с жалобным треньком. В деревне закричала какая-то женщина и все кинулись в рассыпную, словно куры от пробравшейся курятник лисы. Нам было некуда бежать, негде скрыться от настигнувших нас клинков инквизиции. Лес? Это даже не смешно. Ни один крестьянин и не смел и думать о том, будто сможет укрыться под сенью вековых деревьев. Кроме меня, пожалуй. В тот момент, когда я выбежала из дома, то совершенно не думала о, вероятно, погибших на пылающих полях родителях, не думала о своих друзьях, что метались где-то в деревне отчаянно зовя на помощь, единственной моей мыслью, наполненной чисто человеческим, бесконечным желанием жить, было: «Бежать!», - так далеко как только можно, где не будет ни криков, ни удушающего черного дыма, ни багряного блеска окровавленных клинков вломившихся в деревню инквизиторов, бежать в единственное казавшимся для меня безопасным место – лес. Солнце к тому времени зашло за горизонт, и мир укрыла тьма, на фоне которой пламя, пожирающее дома, казалось лишь ярче. Фигуры в латах, казавшиеся мне тогда исполинами, за волосы выволакивали из домов рыдающих женщин, детей, чтобы потом убить на глазах друг у друга, мужчины, вооружившиеся вилами, мотыгами и лопатами в тщетной попытке отбиться быстро падали замертво, пронзенные мечами. Я бежала, не замечая их криков, не слыша мольбы о пощаде, не чувствуя ожогов от пламени, не замечая собственных отчаянных слёз, уворачиваясь от пытающихся схватить меня рук, падающих прогоревших балок и других бегущих. Перед глазами плыло, я задыхалась и уже почти не чувствовала собственных ног. Наконец, впереди замаячила черная громада леса, но стоило мне переступить некую границу, как до слуха донесся едва слышный свист и спину пронзило болью. Ноги подкосились, зрение погасло, а странный холод щупальцами начал пронизывать мое тело от кончиков пальцев. Мир вокруг окончательно погас.* * *
Стоит заметить, что это весьма иронично – прославленные рыцари Света, в ряды которых мечтал попасть каждый деревенский мальчишка,убивали тех, кто их же и прославлял. Но грусто. И жестоко. Впрочем, жизнь вообще дама суровая, не так ли?* * *
Сознание возвращалось медленно, неохотно. В глазах расплывались цветные круги, и то и дело чудились вокруг алые всполохи. Горло саднило, а в нос забился едкий запах гари и горелой плоти, казалось мерзким привкусом оседающий на кончике языка. Где я? Что случилось, и, как я здесь оказалась? В голове была звенящая пустота через мгновение расцветшая вспышками ярких образов столь реальных, что я тут же попыталась вскочить с кровати, на которой очнулась, проигнорировав кольнувшую тупой болью спину, но меня удержали чьи-то тонкие, но на удивление сильные руки. - Куда?! Тебе нельзя вставать!, - внезапно раздавшийся звонкий женский голос заставил замереть, удивлённо смотря на его обладательницу, - Стрела вошла глубоко, да и рана воспалилась к тому времени, как я тебя нашла, - добавила более мягко. У неё были пшеничного цвета волосы с вплетёнными в них травами, синие, что бездонные горные озёра, глаза и невыносимо ласковая улыбка с ямочками на чуть пухлых щеках. - Как я…здесь оказалась? – мой голос был сиплый и больше походил на едва различимый шёпот. - Я нашла тебя на лесной опушке, когда пришла посмотреть, от чего со стороны деревни поднимаются столь огромные столбы дыма. Я ведь верно поняла, что ты именно деревенская, не приезжая? – после слабого кивка она продолжила, - Мне знаком почерк инквизиции, они и лес пытались поджечь, но будто бы я позволю, - злорадная усмешка смотрелась неестественной гримасой на её лице, - Что до тебя… Вероятно, рыцари подумали, что даже выживи ты после выстрела, то уж шансов выжить в лесу у тебя всё равно немного – умрешь от загноившейся раны, голода, или дикие звери загрызут. Девушка на секунду отошла от моей кровати, перед этим помогла мне устроится поудобнее на подушках, чтобы вернуться с едва дымящейся кружкой из которой доносился приятный аромат трав. - Выпей, отвар успокаивает и снимает боль. Подождав, пока я не выпью всё до донышка, она забрала кружку и сказала: - Пока я не буду уверена, что ты полностью здорова – останешься здесь, а затем… Тебе есь куда идти, родичи или ещё кто-то, способный тебя приютить? – синие глаза внимательно уставились в мои, а нижняя губа была нервно прикушена. Увидев моё отрицательное покачивание головой, горло болело, так что я предпочла молчать, когда это возможно, она глубоко вдохнула, словно всё это время задерживала дыхание, и, расправив плечи, твёрдо взглянула, на что-то решаясь. - В таком случае, остаёшься здесь насовсем, будешь моей преемницей, - на ошарашенный взгляд девушка лишь весело фыркнула, - В тебе есть магия, дитя. Причем дар очень сильный. Кощунственно упускать такой талант. Сил возражать, смотря в эти сияющие омуты, не было совершенно, да и не особо то хотелось. Губы невольно растянулись в слабой ответной улыбке. - Тогда, нам стоит представиться друг другу, верно? Меня зовут Валери.* * *
Валери была невероятно светлым человеком, словно солнечный луч, принявший смертный облик. Казалось, она вовсе не умеет злиться, грустить. Слишком добрая, слишком радостная. Впрочем, Валери всегда говорила, что, с её точки зрения, бессмысленно и глупо лелеять в себе такие чувства как боль, грусть, ненависть… Ты живёшь – это главное, а всё остальное приходит и уходит. Я так не могла, да и сейчас не могу. Может быть, я ещё слишком молода и неопытна, по сравнению с наставницей, не думаю, что у меня теперь будет возможность это узнать. Первое время мне часто снились кошмары: бесчисленное множество обугленных и окровавленных рук тянулись ко мне из пламени и тьмы; всюду слышались дикие крики, мольбы о помощи и безумный хохот смешанный с конным ржанием; и там, среди дыма и огня, на пороге горящего дома, моего дома, стояли родители, они улыбались, тянули руки и звали по имени, а затем вспыхивали словно спички, - и я просыпалась. Кошмары до сих пор не покинули меня до конца, пусть и остались от них лишь ощущения нестерпимого жара, да запах пожара. Валери старалась не беспокоить меня где-то на протяжении месяца, лишь давала пить свои отвары, рассказывала разные истории и выводила на короткие, но очень приятные прогулки по лесу. Как-то раз она даже предложила мне сходить на опушку у деревни, попрощаться, но я отказалась, мне попросту не хватало духу взглянуть на остатки того, что на протяжении многих лет было моим домом. Стоит ещё заметить, что я довольно быстро свыклась с мыслью, что владею магией. Вероятно потому, что в тайне всегда мечтала об этом. Хотя новость, преподнесённая мне Валери не была от этого менее ошеломляющей. А затем началась учёба. Книги, лекции, походы за травами, медитации в попытках научиться слушать лес и мир. Звучит, возможно, довольно скучно, но на практике весьма интересно. К практической магии меня ещё долго не допускали… Помню ещё, у Валери была весьма приличная библиотека, начало которой положили ещё её предшественницы. Я могла просиживать там часами. Наверное, теперь она вся сгорела…* * *
- Мария! – недовольный голос Валери раздался с улицы, зовя. – Только не говори мне, что ты опять закопалась в книги. Тихонько хлопнула входная дверь, и раздались приглушенные шаги, постепенно поднимающиеся по лестнице. Ещё через минуту дверь библиотеки распахивается, и на пороге стоит донельзя возмущенная, уперевшая руки в бока ведьма, хотя и видно по смеющимся глазам, что она ни капельки не злится, да и подобные перепалки с ученицей стали уже привычны. В воздухе, несмотря на приоткрытое окно и прохладный летний ветерок, витал запах книжной пыли. По углам горела пара магических светильников, похожих на маленькую ручную звезду, и ряды книжных полок, стоящих в странном хаотическом порядке, возвышались до самого потолка. У самого окна стоял добротный столик из темного лакированного дерева с парой стульев, а за ним, склонившись над книгой, сидела десятилетняя девочка с длинными светло-русыми волосами, которая, как могло бы показаться, не обратила на вошедшую никакого внимания. - Мария! Ну сколько можно, а? Учеба это конечно хорошо и твоё рвение похвально, но так ты скоро вся мхом и поганками поростёшь, - девушка картинно всплеснула руки, подходя к зачитавшейся девочке и забирая у той книгу. - Ну учи-и-итель, это же слишком интересно чтобы оторваться! – девочка надула от возмущения щеки, становясь похожей на хомячка, и жалобно посмотрела на наставницу своими зеленющими с золотыми искорками глазами. - Э-э, нет! Даже не пытайся! Твои фокусы больше на меня не дей… - Тут взгляд женщины остановился на обложке книги и между бровей тут же пролегла напряженная морщинка. - Учитель? - Где ты взяла эту книгу? – нервный тон наставницы обеспокоил девочку, ответ прозвучал тихо и неуверенно. - На дальней полке, в левом углу. И что такого в простой книге?! Там даже ни заклинательных формул не было, ни рецептов. Больше похоже на сборник страшных сказок. - Рано тебе ещё читать книги оттуда, - уже более спокойно сказала ведьма и тихо добавила, - Пожалуй, стоит пока оградить ту часть книг барьером. Мало ли?.. - Эм, учитель? – обратилась девочка к казалось забывшей о ней женщине. – Я сделала что-то не так? Что с этими книгами? Женщина слегка вздрогнула, обернувшись. На лице у неё застыла непривычно горькая полуулыбка, а в потемневших задумчивых глазах, погасли привычные огоньки. - Возможно стоит поговорить об этом и сейчас… - будто бы что-то решив, Валери решительно кивнула, подошла к столику, положив на него книгу, и села на стул напротив девочки. - Ты уже знаешь, Мария, магия способна на многие удивительные вещи, на благо, на чудо, но ровно также, магия может принести и горе. Тёмно-синие глаза посмотрели в золотисто-зелёный, наполненные вниманием и любопытством. Тонкий указательный пальчик изящной ручки легко коснулся тёмной обложки, задумчиво вычерчиваю на ней неизвестные узоры. - То, что описано в этих книгах – Запретная магия, та, что берёт с заклинателя… «особую» плату и способно кардинально изменить мир, его настоящее и даже прошлое. Сила этих всего шести заклинаний невероятно и ужасна, одно вызывает страшный мор способный терзать людей на протяжении многих даже не лет - веков, другое способно обратить весь мир в океан, или заковать в вечные льды. Самое страшное в этом же то, что для запретной магии совершенно не важно, насколько маг силён в магическом плане, единственное, что по-настоящему играет роль – сила желания. Девочка внимала словам наставницы с неким восторженным ужасом. - А… - тут Мария запнулась, сообразив, что возможно, её вопрос покажется слишком странным. Валери на неуверенность ученицы лишь задорно хмыкнула. - Какое из этих заклинаний самое…разрушительное? – всё же решилась задать вопрос девочка. - А чего так неуверенно? – ведьма весело прищурила глаза, - Если не будешь задавать вопросы, то и не узнаешь ничего действительно путного. Другое дело, что задавать нужно правильные вопросы. Что же касается разрушительности, - Валери задумчиво постучала пальчиком по нижней губе, как делала, когда слишком задумывалась. Мария с нетерпением ждала ответа наставницы. Не то чтобы ей это для практики пригодилось, но… Интересно же! - Санотум, пожалуй, - ответила наконец ведьма. - А почему? - Потому что это и есть сама суть воплощенного желания. Санотум – имя этого Мира. В этом заклинании ты обращаешь всю силу своего желания непосредственно к Миру. Валери снова впилась в ученицу серьёзным и суровым взглядом. - Главное помни. Эта магия не приносила счастья, никогда и никому, даже Санотум, несмотря на то, что желание, обращенное к нему может и не нести зла изначально, в итоге, приносит лишь беды всем, включая его сотворившего.* * *
Эти слова Валери намертво отпечатались у меня в голове, словно клеймо. Нерушимый запрет… Взгляд узницы приобрел странную отрешенность, а неестественно алые губы исказились в усмешке. М-м, нет, господин. В тот год, когда инквизиция сожгла Пиэр, была самая обычная, пусть и сильная, природная засуха. Поверьте мне на слово, последствия от применения запретной магии, если судить по прочитанным мной хроникам, гораздо более… Более.* * *
Что такое счастье? Счастье, это когда внутри тебя словно бы свернулся в клубочек тёплый, пушистый, урчащий котёнок; это когда хочется улыбаться и смеяться без особых на то причин, просто потому, что можешь; это когда весь мир расцветает яркими красками и все тревоги далеко-далеко. Именно такое счастье мне подарила Валери, словно наконец сбылся такой долгожданный сон. Вокруг был лес – наш дом и друг. Можно было часами пропадать у реки, цветочных полянах, забираться в малину и объедаться ягодами до икоты. Звери нас не трогали и не боялись, приходили сами, если получали серьёзные раны или просто из интереса. Вы когда-нибудь катались верхом на медведе, или спали в обнимку с волками? Незабываемые ощущения. Я слушала песню ветра и дождя, шепот деревьев, трав и цветов, понимала язык зверей и тайные знаки мира. Не стоило мне тогда забывать, что всякий сон рано или поздно заканчивается.* * *
Знаете, у ведьм есть одна особенность – они фактически бессмертны. Во всяком случае, ни одной ведьме или колдуну не грозит смерть от старости, как правило, но из правил всегда есть исключения, верно? По мере того как одарённый достигает возраста пяти сотен лет, в том случае, если он воспитывает себе приемника, стоит только обучению официально завершиться, он постепенно начинает увядать. Слабеет магия, память, тело начинает быстро уставать, а затем, маг просто ложиться в постель более не в силах подняться, и за три дня превращается в столетнего старца, тихо умирая во сне. Вероятно, таким образом Мир соблюдает некий баланс, кто знает. Валери не рассказывала мне об этом до самого конца, наверное, не хотела меня расстраивать – мне так нравилось учиться, я так радовалась, что закончила обучение и теперь ну самая при самая настоящая ведьма… Я понимаю, почему она так поступила. Сейчас понимаю. Тогда же было очень больно, было чувство, словно меня предали и бросили. Это невыносимо – смотреть, как медленно угасает самое дорогое для тебя существо.* * *
Обязанности ведьмы по сути своей довольно просты. Мы - хранители природы, мира, его тайн и знаний. Основная наша задача – поддерживать источники первозданной магии, удерживающие мир от гибели. Много веков назад, люди, владеющие даром, были уважаемы. К нам тянулись за знаниями, помощью, просили оберегать и поддерживать, мы часто выступали как независимые судьи и короновали новых правителей. Но человеческая память коротка. В какой-то момент, магов отчего-то стало рождаться меньше, более взрослые, обученные скрывались у источников и всё реже выходили в большой мир. Нас забыли. Забыв нас, цель нашего существования, люди придумали себе бога, а магии стали боятся, отвергать её. Страх неведомого – древнейшая часть человеческой натуры, и, пожалуй, маги всё же в чем-то сами виноваты, дав этому страху пробудиться в отношении себя. Я же мало чем отличалась от остальных своих сородичей, фактически запершись в лесу, посвящая всё свое свободное время магическим экспериментам, уходу за источником и лесом с его обитателями. Одиночество губит, рутина засасывает – жизнь медленно перетекала в существование. Я была ещё слишком маленькой, став ученицей ведьмы, да и само обучение, как правило, длится значительно дольше, так что моя психика не успела полностью перестроится под новые условия жизни, и смерть Валери сильно по ней ударила. Я потеряла счёт прошедшим годам, не старея, мир за пределами леса попросту перестал для меня существовать. Вместе с этим позабылась и угроза, которую он несёт мне подобным.* * *
В ведьмином лесу всегда лето. Всегда цветут цветы, плодоносят деревья, нет жгучей жары и лютого холода. Возможно, если бы люди так его не боялись, то назвали бы Раем, Эдемом. Солнечные лучи золотыми нитями проникали сквозь зелёные кроны, золотя утреннюю туманную дымку, искристая роса холодила босые ноги, не чувствующие дискомфорта. Я любила так гулять на рассвете, смотреть на просыпающуюся природу, слушать, прикрыв глаза, как постепенно наполняется звуками лес. Рядом тихонько заскулила Тес, отвлекая от, можно сказать, ежедневного ритуала. Эту волчицу я подобрала, когда той не было и месяца. Лес может показаться Раем, но всё же им не является, и здесь иногда случаются такие вот себе маленькие трагедии, после которых детёныши остаются одни. Я подбираю их, выхаживаю, выращиваю, а после они вольны идти куда хотят. Тес же решила остаться со мной. У Валери тоже был спутник – медведь Вани, которого я мельком видела когда-то давно, но он уже тогда был очень стар и умер, за несколько лет до того, как я стала ученицей ведьмы. В последнее время волчица крайне неспокойна, вертится вокруг, трётся широкой лобастой головой, жалобно поскуливая, чуть подвывая. Не скажу, что она единственная чувствовала неясную тревогу. Звери и птицы были тише обычного, кажется, некоторые даже покинули свои дома, ветер тревожно шептал о неясной угрозе. Я не чувствовала приближения бури, урагана или шторма, засуха, пожары никогда не касались древнего места. От страшного и тоскливого ожидания беды в груди что-то болезненно сжималось, словно чьи-то когти зажали в своих тисках бившееся пичугой сердце. Они пришли ночью. Словно полузабытые кошмары поднялись из чёрной бездны памяти и просочились в реальность. Конное ржание и топот, лязг металла и азартные крики охотников почуявших дичь, треск полыхающего пламени и валящихся наземь вековых стволов – всё слилось в отвратительную какафонию, бешено мельтешащую перед глазами и отдающуюся противным звенящим гулом в ушах. Тес убили ещё в самом начале, когда она попыталась защитить застывшую на месте не в силах пошевелиться меня. Лес горел. Источник судорожно мерцал, сыпля искрами силы, умирал в медленной агонии. Сила не слушалась и почти не ощущалась, это выбивало почву из под ног, заставляло себя почувствовать слепой и глухой, слабой, как младенец. Здесь и сейчас, именно тогда, когда стоило бы собраться с силами и покарать тварей, посмевших вторгнуться в МОЙ лес, я была не могущественной ведьмой-хранительницей Марией, а маленькой девочкой Мари, с головой окунувшейся в воплощенный страх из далёкого детства. Мир для меня взорвался вместе с источником, распадаясь на сотни тысяч цветных искр, ослепляя, и разум провалился во тьму.* * *
Очнулась я в клетке с шипами во внутрь, с тяжёлыми кандалами на руках и ногах и кляпом во рту. Ослабшее, безвольное тело распласталось на грязном соломенном насте, над головой в безоблачном и пронзительно синем небе пекло полуденное солнце. Мыслей не было. Было абсолютно всё равно, что ждёт меня дальше, ибо я уже чувствовала, что мертва, словно вместе с Источником погасла и моя душа, оставляя внутри отчего-то всё ещё живой оболочки тела гулкую пустоту. Путь продолжался неделю, может дольше, ведь я так и не узнала, сколько пробыла без сознания. Кормили и поили меня, как опасного зверя, скрутив руки и чем-то больно придавливая ноги, чтобы и малейшее движение телом было невероятно болезненным, хотя я ни разу не делала и попытки сопротивления. На меня косили брезгливыми взглядами, плевались в след и посылали проклятья, истово молились Богу вечерами, но за всем этим чувствовался страх. Воистину, это было бы смешно, если бы не было так грустно. Здоровенные, крепкие вояки боялись хрупкой девчонки ростом едва ли им по грудь. А ведь они даже не видели, чтобы я хоть раз сотворила магию. Было бы интересно посмотреть на их реакцию в таком случае, но… Не поворачивать же время вспять? Больно оно этого не любит. Так вот, по истечении недели наш конвой наконец прибыл в столицу, где меня быстренько упекли в казематы церкви. А затем… Пытки, допросы, насилие. Впрочем, что уж вам говорить, вы присутствовали практически при всём, господин, что вам рассказывать. И, пожалуй, да, на этом я закончу. Благодарю, что выслушали и даже ни разу не ударили. Похвальная выдержка и дрессура.* * *
На последних словах ведьмы инквизитор кинул в её сторону неприязненный взгляд и чуть скривился, затем вновь уткнулся в пергамент с почти дописанным отчетом и поставил наконец точку. Этот разговор сам по себе отчего-то невероятно его утомил, да и ведьма… Совсем юная, лет шестнадцати на вид, девушка со светло-русыми волосами и искристыми золотисто-зелёными глазами. Бархатная, белоснежная и нежная даже на вид кожа без единого изъяна, тонкие аристократичные пальцы, ухоженные руки, впрочем, почти всё, то же касалось и ног. Взгляд прямой, без тени сомнений и страха, в нём лишь странное веселье, отразившееся на губах таинственной улыбкой. Словно молодую дворянку выдернули прямо с бала и ради забавы, натянули на неё бурые от свернувшейся и насквозь пропитавшей их крови тряпки, не иначе как в шутку названные одеждой для заключенных, и тяжёлые стальные кандалы, а она только смеётся и спрашивает:«Что дальше?», - будто всё происходящее смешная игра. Альберт был инквизитором на протяжении многих лет и не мало повидал этой бесовской братии. Прочие ведьмы, колдуны и чародеи, как только они себя не называли, рычали, визжали, проклинали и бились в судорогах от боли. Под конец заключения, перед сожжением, они напоминали скорее истерзанные куски мяса, или забитых диких зверей с полными ужаса глазами, не способные вымолвить ни одного связного слова, а не людей. Все они, но не эта. Холодные, противные мурашки пробежали по спине немолодого уже мужчины, от чего волосы едва не встали дыбом. Уж не Дьявол ли перед ним? Инквизитор ещё раз исподлобья взглянул на пленницу. У неё должны быть в фарш перемолотые и обожженные едва ли не до углей пальцы, глубокие кровоточащие полосы на спине, выбиты, вырваны зубы и ослеплены глаза, а на ноги, он точно помнил, ведьме буквально вчера одевали сапоги из раскаленного до красна металла. Но кожа и тело ведьмы были всё так же безупречны, сколько не скользи по ним взглядом. Мужчина едва удержался, чтобы не передёрнуть плечами, а ещё лучше с воплями выбежать из камеры. Бесовщина. Господь Всемогущий, как же хорошо, что уже сегодня на закате эту тварь, нацепившую человеческий лик, сожгут на очистительном костре. Спешно собрав исписанные листы пергамента и перья с чернилами, инквизитор в полной тишине покинул заключенную.* * *
Солнечный свет пробивался в камеру сквозь узкое зарешечённое окно-бойницу под самым потолком. Оттуда слышался едва птичий щебет и гул от множества человеческих голосов. Когда дверь с грохотом зарылась, а шаги недавнего слушателя стихли в дали, Мария наконец расслабилась и устало опёрлась о стену, прикрыв глаза, и погрузилась в свои мысли. Могла ли она сбежать от сюда? О, несомненно. Старые страхи сгорели вместе с остатками души под безжалостными лучами небесного светила, сиявшего над неприкрытой клеткой, выбились под пытками и вытеснились, правда быстро угасшей, яростью, когда доблестные воины света изволили надругаться над ней, забрав ту самую странную слабость, возникающую стоило только взглянуть на знамёна инквизиции, оставив во внутренней пустоте лишь парящий хлопьями пепел, что так же скоро будет развеян. Жаль, что этого не произошло раньше, но как уже говорилось ранее, Время не любит, когда с ним играют. Так что уж теперь… Мария вслушалась в шум голосов на улице и хмыкнула. Значит, она всё же не ошиблась в своих предчувствиях. Ведьма чувствовала подступающую Смерть, та дышала ей в затылок, оглаживала нежно скулы своими ледяными пальцами и шептала, что ждет, что примет. Девушка не страшилась Предвечной (право слово, что может быть естественнее, чем Смерть?), но и уходить просто так не хотела, а потому лишь грустно и нежно улыбалась, смотря в пустоту глазниц. Юная ведьма не винит людей, теперь нет, не винит даже инквизиторов – те тоже люди, а людям свойственно всё же боятся. Вот и эти мужчины лишь пытались перебороть свои страхи, путём истязания источника этих самых страхов. Мария не винит людей, но и простить не может. Каждому да воздастся. За гибель Источника и леса она отплатит сполна. - Воистину, люди в сути своей – самые ужасные чудовища в этом мире, - вдруг девушка улыбнулась так, как улыбаются разве что блаженные и совсем маленькие дети, щуря искрящиеся золотом глаза под солнечными лучами, и едва слышно прошептала, - И я – одна из них.* * *
Алые лучи заката окрасили мир в багровые тона, а небо на востоке уже было полуночно-синего цвета с редкими искрами звёзд. Закрывались лавочки, магазины и мастерские, зажигались редкие фонари на улицах, но большинство людей не расходилось по домам, а большим потоком стекалось к главной площади, где ещё днём воздвигли высокий столб с кострищем. Радостно, ликующе разносились вокруг их голоса – сегодня сожгут ведьму! Люди никогда не задумывались, что ведьма тоже человек, никогда не думали сравнивать себя и её. Нечисть, нелюдь – никак иначе. Площадь перед церковью до предела оказалась заполнена горожанами, те кому не хватило места расселись на крышах или вовсе забрались на фонарные столбы. Издалека их можно было бы принять за колышущиеся волны. Три раза прозвонил церковный колокол, и ворота собора распахнулись, явив процессию состоящую из архидьякона, что шёл впереди, и кулака инквизиции, окруживших подсудимую. Толпа взревела. Поднялся вой и свист, вслед девушке неслись проклятия и обвинения во всех бедах, а та и не обращала на это внимания, идя босыми ногами по мощеному камню словно королева, и легко улыбалась, чем ещё больше пугала и злила народ. Наконец, процессия подошла к костру. Дьякон отделился, взойдя на недалеко стоящий помост и, прокашлявшись, начал читать речь. Толпа стихла, погружая площадь в тишину, в которой лишь отчетливей слышался старческий голос. - Сие грешное дитя, наречённая Марией Агри, обвиняется в колдовстве, пособничеству Дьяволу и преступлениях против Господа Бога нашего. Обвиняется в насылании мора на земли Империи и смерти более полутора тысяч человек, обвиняется в покушении на монаршую династию путем низвержения сиих мором. Ведьма призналась в своей бесовской природе и совершенных злодеяниях. Приговор - казнь через сожжение - подлежит немедленному исполнению! Закончив речь, архидьякон подал знак палачу с факелом, а толпа вновь взревела, на этот раз ликующе. Марию же тем временем уже крепко привязали к костру, так что носки её ступней пальцами едва касались политой горючим маслом соломы и веток, то же масло плеснули и на неё саму. Ведьма обвела людское море ничего не выражающим взглядом, поджала губы, а затем, по-птичьи чуть склонив голову, широко улыбнулась, вызывая у толпы волну негодования. Палач-инквизитор поднес ярко горящий в вечерних сгущающихся сумерках факел к соломе, и та моментально вспыхнула, опаляя волной жара близстоящих. Огонь быстро и жадно пожирал древесину, менее чем за минуту добравшись до тонких ступней, и уже начал лизать пятки, неотвратимо поднимаясь всё выше и выше. Толпа приготовившаяся внимать воплям ведьмы, постепенно испуганно замолкала. Криков не было. Ведьма всё так же улыбалась, взгляд казавшихся черными глаз блуждал где-то в невероятных далях, зрачки словно обсидиановые зеркала отражали рыжие всполохи. В испуганной тишине слышался лишь оглушающий рёв пламени, пожирающего хрупкую фигурку девушки, и треск древесины. Внезапно губы горящей разомкнулись, шевелясь, но слова так никто и не смог расслышать, сколько бы не пытался. Лишь дьякон, вздрогнув, прокричал инквизиторам, чтобы те застрелили тварь пока не поздно. А ведьма всё шептала, чувствуя на губах железный привкус крови и как бешено стучит в груди её сердце. Перед взором стоял лес и грустная улыбка наставницы, у которой Мария просила прощения, за то, что собиралась сейчас сотворить.Услышь мой голос, Мир, Услышь мою молитву. Я не желаю силы, Я не желаю битвы, Желаю лишь одно: Ты прошлым пренебрегни, Ты след людской стопы Сотри отныне и вовеки. Санотум