Полночь

Полночь. Нико любит это мгновение застывших на границе суток. Время перехода в иную реальность, начало нового дня. Грань между тьмой и светом, ночью и днем, целомудренностью и греховностью, надеждой и мечтой. Полночь. Это время, как нельзя лучше, подходит для порождений тьмы. Этот миг сумеречной реальности несет за собой успокоение и исполнение заветных желаний. Нико знает это, как никто другой. Столько раз полночь дарила ему краткие, но сокровенные мгновения счастья. Полночь. Секунды отчаяния, страха и обреченности тоже были ее частью. Взгляды, прикосновения, ощущения и надежды, полные желания. Этими действиями наполнена каждая полночь с тех пор, как проводить ее в одиночестве стало для Нико подобно пытке. В полночь грань запретности и неверия стирается, но правда в том, что тьма сменяется рассветом, и под яркими лучами солнца сладкая иллюзия обращается в пепел. Любуясь в этот час полной луной, сын Аида чувствовал, как немеет его душа и умирает сердце под серебряным, безразличным, холодным светом ночного светила. Полночь утратила то великолепие и важность, что раньше поддерживала Нико. Эта полночь была последней счастливой в его жизни. Потому что все, что он когда-то связывал с ней, исчезло навсегда. Полночь. Он собирает вещи, бросая в сумку самое необходимое: несколько вещей, диски любимой группы, пару книг, пару фотографий и альбом с рисунками, впитавшими каждую эмоцию, воспоминание и мечту сына Повелителя Мертвых, среди которых было и несколько штук, украденных из творений любимого человека. Ди Анджело не знал, зачем он берет иллюстрации своей жизни, от которой собрался избавиться, с собой, ведь и так очевидно, что они принесут лишь боль и отчаяние. В пифосе Пандоры, после того, как эта недалекая дамочка выпустила в мир все горести, несчастья и болезни, на дне задержалась хотя бы надежда. А у Нико не осталось даже ее. Полночь. Сегодня ты даришь ему пустоту и небытие, спокойствие и недвижность мертвецов, с которыми по долгу крови он был связан всю жизнь. Сегодня в этом мире, в прошлом полном боли, одиночества, богов и монстров, Нико оставляет свое сердце. Свою невероятную, неправильную, больную и бессмертную любовь. Полночь. Брюнет присел на кровать, в последний раз оглядывая комнатенку, в которой ютился пару лет. На душе тяжким камнем лежало одиночество. Тоска сдавливала сердце, всю жизнь отдававшее свое счастье по крупицам обстоятельствам и существам, всегда плевавшим в душу мальчишки-сироты со способностями монстра по управлению кладбищенской мертвечины. Пусто. И в этой комнате, и в жизни, и в душе Нико. Пожалуйста, пусть будет пусто и в сердце, так станет лучше, лучше без боли и мук. Без Перси Джексона. Полночь. Нет, лучше никогда не будет. Он лжет себе, в надежде, что время сможет притупить его чувства. Разумеется, едва ли это случиться. Настоящая любовь не умирает. Нико знает правду. Он видел пример этому много раз в Царстве Мертвых, он видел Силену и Бекендорфа. Любовь живет вечно. Ди Анджело закрыл лицо руками, рыча, как умирающий хищник. Бесполезно. Куда он бежит? Зачем? Ответь, полночь, ты должна знать ответ, ведь миллионы историй любви обнажали перед тобой свои тела и души! Скажи, что ему делать со своей вселенской любовью? Ответь… Полночь. Ответа нет. Правда в том, что никто не в силах ему помочь. А когда бежишь, можно хотя бы забыть о боли, выбирая тернистые маршруты и чужие города. Вот ради чего он стремится исчезнуть из этого гиблого места и дрянной жизни, ради единственной возможности. Хоть и не верит, что она есть. Полночь. Подходящее время, чтобы исчезнуть. Самое лучшее время, чтобы уйти. Резко и дергано Нико встает на ноги, закидывая на плечо дорожную сумку, и прерывисто выдыхает. Шагнуть в тень, как он делал миллионы раз, и скрыться под покровом ночи и холодным светом луны. Неважно куда, лишь бы избавиться от гнетущего, выворачивающего наизнанку чувства безнадежной пустоты. Полночная тьма привычно обволокла тело, лаская кожу едва ощутимыми мазками. Глухой шелест голосов растревоженных теней ударил по барабанным перепонкам. Тьма была столь густой и холодной, что ди Анджело, привыкший к переходам, напряженно замер в пограничной зоне, борясь с аномальным сопротивлением. Это было дико, потому что Нико никогда не испытывал трудностей в перемещениях по теням. А тут, пытаясь пройти барьер, брюнет словно бился головой об стену. Нико упрямо, миллиметр за миллиметром шагал вперед, но, в конце концов, тьма, натягиваемая словно струна, дала отпор, и парня выбросило назад в комнату. ― Что за… Попытки продолжались до тех пор, пока ди Анджело не вымотался до предела. Обессиленный, сидя на полу, юноша был охвачен яростью, поглотившей все его существо, отчего тени, удерживаемые невидимой рукой, все же не выдерживали и время от времени откликались на удушающую, темную силу сына Аида. ― Почему?! Почему ты мешаешь мне уйти?! Ты так сильно ненавидишь меня?! Так яростно желаешь, чтобы я страдал?! Я ненавижу тебя, отец! ― Гневно выплевывал слова Нико, до боли сжимая кулаки, зная, что Повелитель Мертвых слышит его. ― Оставь меня в покое! ― Он не сможет. Ди Анджело вздрогнул от раздавшегося за спиной тихого, бархатного голоса. Внутри от него все оборвалось. Медленно, не веря в происходящее, дрожа всем телом, Нико обернулся. Полночь. Что это? Сладкий сон наяву или плод его сумасшествия? Это выдумка, иллюзия его обезумевшего разума, магия полуночного часа. Он не может быть здесь. ― И я не смогу, Нико, ― шепчет он. Перепутать невозможно. Этот голос, до единой нотки и окраса, перелива и тона заучен сыном Аида. Отпечатался в памяти огненными звуками, будоражащими все существо, сводящими с ума. Этот голос стал проклятием и спасением от кошмаров. Когда он вышел из тени, в круг лунного света, пробивавшегося через окна, Нико перестал дышать. Казалось, больной разум, наконец, сыграл с ним злую шутку, одарив возможностью упиваться своей одержимостью в полной мере. Нереально, невозможно, сказочно, волшебно и убийственно. В серебристом свете черты любимого лица выглядели божественными, никогда факт принадлежности к олимпийским богам не был столь очевиден. Резкие черты лица, вылепленные божественной и человеческой кровью, столь упоительно совершенны, пугающе идеальны, до священного восторга любого художника. Не так, как у Джейсона, лицо которого было идеально-плавным в каждой линии без единой погрешности с глазами мягкими и спокойными, как лазурное безмятежное небо, нет. Сын Нептуна иной. В высоких, резко высеченных скулах; упрямой, гордой линии подбородка, в миндалевидных, окаймленных черным бархатом ресниц и холодных, как океанические глубины, глазах господствовали стальная решимость, непредсказуемость, дикая красота, соблазн и праведная греховность. Он будто собрал в себе все добродетели и грехи этого несовершенного мира, словно впитал свет и тьму, сладость и горечь, нежность и жестокость, став пограничной зоной добра и зла. Слишком противоречивый, слишком необходимый. Сам того не понимая, он господствовал над всеми и плевать, что не желал этого и формы этому были совершенно разные. Вот и сейчас, он стоит в паре шагов от ди Анджело, а сын Аида чувствует его, как полную, серебряную луну, переместившуюся в его жалкую темную комнатенку. Нико всегда ощущал силу брюнета так, как пограничную зону, как… Полночь. Сын Повелителя Мертвых резко поднялся, чувствуя дрожь во всех мышцах и гулкое сумасшествие собственного сердца, умирающего и оживающего от одного присутствия сына Посейдона. ― Что…, ― Нико сглотнул вязкую слюну, наждаком прошедшую по пересохшему горлу. ― Кхм…, что ты здесь делаешь? Перси медленно, словно к пугливому зверьку, подошел к нему. Ди Анджело судорожно дернулся, напряженно сжав кулаки. ― Пытаюсь остановить тебя, ― тихо говорит он, ― от глупых поступков. У Нико внутри все обрывалось от непозволительно близкого присутствия брюнета. Он сделал шаг назад, из последних сил пытаясь удержать себя в руках. ― Тебя отец прислал? ― Хмуро поинтересовался черноглазый юноша. ― Нет, ― Джексон покачал головой. ― Скорее я попросил его посодействовать. Ни я, ни он не хотим тебя терять. Ди Анджело вздрогнул. ― Не говори того, чего нет на самом деле, ― поджал губы Нико. ― А ты абсолютно уверен, что этого нет? ― Перси прищурился. ― Ты постоянно бегаешь ото всех, от отца, ребят, себя, меня. Как ты можешь быть уверен хоть в чем-то? ― Ты прав. Я не знаю. Ничего не знаю. От этого больно вдвойне, ― сын Аида до боли сжал кулаки, ожесточенно глядя на парня. ― Я устал от этого, я не хочу больше оставаться здесь, потому что схожу с ума. Я не могу с этим справиться. Тебе этого не понять! ― Ты ошибаешься, ― возразил зеленоглазый, вытащив из кармана куртки несколько тетрадных листков. С ужасом Нико понял, что это. Юноша вспыхнул, чувствуя, как внутри нарастает паника и тошнотворная боль. ― Не смей жалеть меня, ― прошипел он. ― Не смей говорить, что хочешь помочь. Не смей… ― Не буду, ― оборвал его Перси, сверкнув глазами. ― Я хотел сказать тебе совсем другое. ― И что же? ― Горько усмехнулся Нико, смотря на юношу глазами, переполненными болью. ― Что не можешь ответить на мои чувства, потому что ты любишь Аннабет? Или то, что моя любовь неправильная? Поверь, я знаю. Сын Аида отвернулся, не в силах сдерживать себя. Было так ослепительно больно, что дышалось с трудом и перед глазами плыло. ― Совсем не неправильная, ― мягко раздалось над ухом, а руки коснулась горячая ладонь. Нико дернулся, разворачиваясь к сыну Посейдона, пытаясь вырвать руку, но напрасно. Хватка у Джексона была стальная. ― Отпусти! ― Нет! ― В зеленых глазах полыхнул огонь. ― Я был слеп, прости меня за это. Но ты поступаешь не лучше меня. Ты не видишь очевидного. ― Неужели? ― Нико с ума сходил от одного прикосновения, и от этого ужас захлестывал с головой. ― И что же это, Джексон? ― Мои чувства к тебе. ― Не лги, что я тебе небезразличен, ― прошептал Нико, поморщившись. ― Разве я вру? ― Перси прижал руку юноши к своей груди. Ди Анджело задрожал, смотря на Перси глазами из бездны и видя в очах цвета моря такую нежность, что сердце, словно обезумев, пыталось вырваться из плена грудной клетки. И самое удивительное, что сердце сына морского владыки билось столь же лихорадочно. ― Чувствуешь? ― Перси едва ощутимо дрожал, чем заставлял ошеломленного Нико зачарованно смотреть в изумрудные глаза. ― Это не альтруизм, не ложь и не игра. Я пытался сблизиться с тобой не из жалости или чувства вины, а потому что меня к тебе тянет, словно магнитом. Я люблю тебя, Нико. И далеко не как брата. Ди Анджело потрясенно замер, не в силах поверить в только что прозвучавшие слова. ― Я не… это невозможно… ― Почему? ― Тихо спросил Перси, смотря так нежно и тепло, будто и вправду любил. ― Ты… Аннабет… Нико встряхнул головой, отчаянно цепляясь за реальность. Когда он так близко, сын Аида теряет разум, не в силах сопротивляться его голосу, глазам, словам, своим собственным желаниям. Он до ужаса сильно и слишком давно влюблен в него, чтобы хватало воли на сопротивление. ― Мы расстались. Месяц назад. Юноша вскинул голову. В груди слабой искрой вспыхнула надежда. ― Наши отношения изжили себя, ― тяжело вздохнул Перси. ― А после твоего дня рождения, я и вовсе ни о ком кроме тебя не мог думать. ― Я ведь парень, ― напомнил Нико, недоверчиво разглядывая собеседника. ― Хм, я знаю, ― улыбка юноши стала игриво-соблазнительной. ― Для меня пол давно значения не имеет. Вернее, где-то с детского садика. ― Что? ― Глаза Нико от шока стали размером с блюдце, что позабавило Перси. ― Почему я не знал? ― Я это не особо афишировал, хоть и не скрываю. Ты всегда мне нравился в этом плане, притягивал, но только сейчас я понял, что люблю тебя. ― Когда я собрался уехать. ― Раньше. ― Почему тогда…?― Нико впился взглядом в глаза цвета моря. ― Я не знал, как поступить. Мне показалось, что ты любишь Соласа, поэтому я не хотел влезать в ваши отношения, ― брюнет едва ощутимо прикоснулся пальцами к волосам сына Аида. ― Не хотел рушить твое счастье. ― Как всегда слишком морализовано, ― губы Нико дрогнули в едва уловимой улыбке. ― И вовсе нет. Я хотел задушить Уилла, ― холодно признался Перси, взгляд его стал жутким. ― Меня, как не парадоксально, останавливали лишь мысли о тебе. Сын Посейдона ласково погладил его по щеке, вызвав внутри ди Анджело бурю эмоций. ― Твое письмо изменило все, ― его взгляд снова стал теплым и ласковым. ― Ты нужен мне, Нико. Я люблю тебя. Поверить в это? Боги, как хочется поверить. Но сын Повелителя Мертвых настолько привык быть один, постоянно отвергаемый самыми любимыми людьми, что поверить в свою ценность, казалось чем-то нереальным. Нико обессилено сполз по стене, закрывая лицо руками. Он эмоционально вымотался и не знал, чему верить. ― Я не могу сразу согласиться на жизнь с тобой, не могу так сразу принять тот факт, что моя неразделенная любовь всего лишь вымысел, и ты желаешь быть со мной, ― глухо сказал ди Анджело. ― Мне трудно осмыслить это, тяжело… ― Я понимаю, ― Перси осторожно отлепил руки от бледного лица юноши, присев перед ним на колени. ― Мне нужно знать только одно: что ты чувствуешь ко мне? ― Ты знаешь. ― Мне необходимо это услышать. Несколько томительных секунд Нико всматривался в лицо брюнета. ― Я люблю тебя, идиот. Перси слабо улыбнулся, резко дергая парня на себя и сжимая в объятьях. Ди Анджело замер, задохнувшись возмущением. ― Я сделаю все, чтобы ты был счастлив. ― Прошептал любимый голос на ухо. ― Позволь мне попробовать сделать это. Нико судорожно вздохнул, прикрыв глаза, и неуверенно обнял сына Посейдона в ответ. Полночь. Ты дала ему надежду, надежду на то, что счастье возможно, что кому-то может быть нужен даже жутковатый сын Повелителя Царства Мертвых. Может быть, Купидон те такой уж и гавнюк, и был, в конце концов, прав? Возможно, стоит лишь сделать шаг навстречу своей любви. С последним ударом стрелки часов сдвинулись, чтобы начать жизнь Нико с чистого листа, история на котором будет написана лишь им самим.