Новый пантеон

– Она в Инферно. Это всё, что он сообщил Мишелю. Если б Лермонтов мог, он бы смертельно побледнел. Новость мгновенно облетела всех неравнодушных к судьбе новой богини. Под порывами неутомимого ветра скривился, как от сильнейшей головной боли, проводник и просветитель, Михаил Афанасьевич Булгаков. Охнула, невольно схватившись за сердце, Фаина Георгиевна Раневская, покровительница мудрых дев, помогающая одиноким, отчаявшимся женщинам преодолевать кризис финансовый и душевный. Сжал кулаки и тихо выругался Олег Иванович Даль, так что Николаю Васильевичу Гоголю пришлось ударом хлыста отправить во тьму пачку нечёсаных бесов. В мастерской Михаила Александровича Врубеля, скрытой под нагромождением обломков спутников и прочего звёздного хлама, содрогнулись пол и стены. Николай Степанович Гумилёв, дежуривший у двери ангара, приготовился к нашествию новых, отчаявшихся и вооружённых иллюзонов. Его друг и неизменный напарник, Фёдор Михайлович Достоевский, перекрестился – старая, оставшаяся от прежней жизни привычка. А где-то среди скопища полузабытых созвездий и странных предметов искрящей кометой металась безрассудная девушка. Она искала ворота в ад. «Среди звёзд ничего похожего не попадалось, но вдруг вход в преисподнюю скрывается во тьме?» Населённая бесами темнота, плотным кольцом облегавшая околоземную сферу, тут же отзывчиво протянула к Лин многочисленные мохнатые лапы. «Все рано или поздно приходят, думаешь? – обратилась она мысленно к недавнему "тёмному" собеседнику. – А вот и нет. Я иду не к тебе, а против тебя!» Пожалев, что не прихватила с собой оружия, она шагнула в густую, гулко хрюкавшую тьму. Перед ней плотным комом нарисовались ворота. Одежда на ней всколыхнулась, словно живая. Зев Инферно угодливо распахнулся. Внутри, как и полагалось, был кромешный ад. Шаг первый. Линию охватила лютая дрожь вперемешку с невероятной слабостью. Словно девушка вновь обрела тело, и оно сразу же отказалось ей служить. Ни говорить, ни двигаться, ни думать сил не нашлось. Так души и погибали здесь, обезволенные и обездвиженные: бесы волокли их на вечные муки, а сопротивляться никто не мог. Лин не паниковала только потому, что её до сих пор не схватили цепкие мохнатые лапы. Оберег, созданный Врубелем, вспыхивал ярким светом и отражал любую попытку напасть. Поэтому бесы не сбивали её с ног, не обрушивались на голову. Вились рядом, но прикоснуться не могли. Шаг второй. Изнывая от позорной слабости, Лин всё-таки сделала этот шаг. На задворках сознания тонкой жилкой билось воспоминание – зачем она здесь. Надо было идти вперёд, искать Виктора. Однако адские муки недаром прозвали невыносимыми. Здесь, в Инферно, душу обволакивали соблазны, желания, физические ощущения, оставленные вместе с телом: голод, жажда, похоть, боль, жар, озноб. Не отлипавшие бесы распевали на все лады о земных утехах. Они обещали вернуть всё и дать ещё больше, лишь бы душа доверилась им, впустила в себя, позволила управлять собой. Шаг третий. Девушку трясло, как преступника на электрическом стуле. Бесовские домогательства изводили, страдания несуществующей плоти казались умопомрачительно реальными и были насколько же нестерпимы. Зато впереди, в нескольких шагах от себя, Лин увидела шар пронзительно-чистого света. При взгляде на него боль уменьшалась, муки отпускали. Внутри, в самой сердцевине, свечение складывалось в человеческую фигуру. Виктор Цой стоял, склонив голову. Правой рукой он держался за тонкую длинную клюку, нет, не клюку – это был микрофон на стойке. Песня окружала его сферой света; он пел, и к сфере, дрожа и молясь, сползались души. Беленькие, серенькие, чёрненькие. Их, бесплотных и едва различимых, много было и внутри. Но если какая-то душа поворачивалась к адской тьме, бесы тут же выдёргивали и утаскивали её во мрак. «Иди, спаси его! Самому отсюда не выбраться, ты же видишь. Выведи их всех ко спасению! – подбивали лукавые духи. – Стань героем, стань сильнее его! Он ослаб, он скоро упадёт». Слёзы текли по лицу и замерзали на подбородке. Сухой кашель душил, разрывая горло. Ноги коченели, иглы холода тысячами втыкались в фантомную плоть. Голова трещала, грозя расколоться как бутыль на морозе. Но Лин не отрывала глаз от светящейся сферы. Она сжимала кулаки, всей душой желая разогнать бесовскую сволочь! Внезапно вокруг неё стало так жарко, что слёзы на лице растаяли и испарились. ___ Узнав от Высоцкого, что Линия спустилась в Инферно, Михаил Юрьевич во второй раз в своей загробной жизни отправился просить. Он был уверен в отказе (как был уверен прежде, что ему помогут), но считал, что обязан хотя бы попробовать. В саду за райскими кущами он прислонился лбом к столпу света и прошептал: – Ныне же прошу не за себя. Ангеле мой хранителю, спаси душу грешную... Столп расщепился на бессчётное количество крылатых фигур, светлых до рези в глазах. Яркими пятнами они разлетелись по сторонам и снова сошлись вместе. Столп принял прежний вид. Над Лермонтовым остался парить на широких изумрудно-белых крыльях его ангел-хранитель, Архистратиг, глава небесного воинства. – Всё то же, – убито повинился поэт. – Душа живая сошла в ад. ___ Пламенный клинок одним стремительным касанием проложил во тьме полосу огня, полосу безопасности среди адской жути. Огненная дорожка остановилась у сферы-песни, а началась она от самого зева Инферно. Беленькие, серенькие, чёрненькие побежали по ней к выходу, обжигая пятки и сваливаясь обратно к нечисти в лапы. Лин подшагнула, протянула руку, и Виктор ухватился за неё. Они, не оглядываясь, выбрались из преисподней. Ветер тут же подхватил и унёс души, которым удалось сбежать из ада (и стоит упомянуть, что все они были светлы). На Цоя тут же накинулся Лермонтов, придирчиво осмотрел и даже заставил повернуться вокруг своей оси дважды. Виктор смущённо смеялся, поправлял растрёпанную рубашку, отряхивал джинсы, оглядывался на девушку. А та стояла без движения. Мысль-вспышка поразила её: «Огненный меч!» Лин обернулась и увидела Архангела, а за его спиной – запечатанный огненным символом зев Инферно. Архангел был велик и страшен. Чешуя-броня, раскалённая добела. Четыре руки, две ноги, пара крыльев. Бледно-голубая кожа как самое жгучее пламя. Никакой шевелюры, бровей, ресниц. И только глаза по-человечески приветливы. В каждой руке он держал оружие: меч, копьё, круглый маленький щит и пучок прутьев, подозрительно похожий на розги. Как-то не хотелось верить, что розги – ей. Она двинулась к Архангелу, но тот обратился пламенным мечом: бело-голубое тонкое основание переходило в жёлтый гибкий клинок, а тот оканчивался снопом кудрявых оранжевых брызг. Стоять рядом с этим существом было немыслимо. Лин понимала, что прямо сейчас сгорит по собственной дурости, однако отступила всего лишь на шаг и изогнулась, избегая жара. – Она всегда такая странная? – спросил Цой, указывая на девушку. Лермонтов угукнул что-то невнятное. Насколько он разбирался в ангелах (то есть плохо, ему было привычнее разбираться с демонами), беседовать со смертными душами было не в их пресветлых привычках. Донести Слово до живущих – всегда пожалуйста, общаться с умершими – спасибо, некогда. Архангел поднялся над тремя душами. Принял привычный для людей, иконописный вид: две руки, длинное платье, сандалии на ногах, белые крылья, лик светлый и беспристрастный. – Благодарю, – Лермонтов отдал земной поклон. Архистратиг провёл над их головами раскрытой ладонью. Сильный порыв ветра захлестнул их, столкнул с места, заставил согнуться. Когда они выпрямились, то были одни. – Что-то я не вкурила, – Лин зависла, глядя в пространство. – За мной он пришёл, а за тобой – отказался?! – Это правильно. Мне уже внутри стало ясно: да кто я такой, чтобы грешников из ада вызволять? – сказал Виктор. – Вот ангелы на выручку и не прилетели. – Ну, а вы, чаровница, зачем в пасть к нечистому кинулись? – Лермонтов скрестил на груди руки, стараясь надменным тоном скрасить впечатление от своего же растроганного голоса мгновением раньше. – Глупо, конечно, но я хотела бороться с Князем Тьмы, – призналась девушка. – Недурственно, – смешался поэт. – Это в точности то, что свершает Архангел Михаил. – Где вы умудрились раздобыть его? – не удержалась Лин. Удивительно, но на этот раз Мишель не обиделся. – За райским садом. Пойдёмте, я вам покажу.