Новый пантеон

Тут ей стало смешно. Нет, правда, удачная шутка! – Развлекаешься, – понимающе кивнул Олег. – Смотри. Он развернулся к прекрасному Зарайскому парку, где кучковались знаменитости, пользуясь безопасностью места и освещением, которое давали столпы света. – Они тоже проводят свой день приятно. Имеют право. Нет риска попасть нечисти на зубок или повредить что-нибудь и потом переродиться калекой. Чудесная загробная жизнь. – Чего злиться-то? – она не чувствовала вины за неизвестных ей бездельников. – Если я не стою тут с кислой мордой, это не значит, что я отношусь к работе несерьёзно. Давайте так: либо разбегаемся, я теорию слушать пойду, либо займёмся делом. Олег внезапно улыбнулся. Такое доброе и по-детски открытое лицо. – А давай. Он шагнул в сторону и пропал. «Чтобы бить иллюзонов, нужно оружие. Значит, он у гроба Гоголя», – Лин представила вытянутую тумбу с крышкой и тотчас оказалась рядом с арсеналом. Гроб была раскрыт, Олег Иванович небрежно искал что-то среди охотничьих ружей, пистолетов, арбалетов и однозарядных револьверов. Пётр Ильич, он тоже был здесь, – наоборот, старался как можно аккуратнее уложить громоздкие окочурники, рогатины и самодельные алебарды. – Жертвы ЕГЭ вовсе не дети, – без предисловия начал глава отряда. – Эти отучатся и забудут. А вокруг учительской братии годами водят хороводы злые фантазии двоечников. Раньше не принято было избавляться от сих иллюзонов – они копились, сводя в могилу бедных наставников. Чтобы не перебивать Чайковского, Даль потряс в воздухе автоматом Калашникова, мол, нашёл, что нужно. Пётр Ильич обернулся и поглядел на Олега Ивановича как на дерзкого школяра. Лин закрыла рукавом лицо, чтобы скрыть улыбку. – Таких машин немного. Потом опять добывать, – с едва читаемым укором сказал композитор. Линии захотелось заверить его, что она сделает всё, чтобы не разорить отряд убийц, но в этот момент пришло понимание: это наверняка непросто – отобрать у иллюзона автомат. – Пётр Ильич, можно вернуть вам кое-что? – она сняла с карабина «потешную» пушку. – Стреляли? – спросил Чайковский, беря пушку. Вопрос вогнал её в ступор. Да, стреляла при Врубеле в собственного иллюзона. И даже рассказала об этом Салтыкову-Щедрину со товарищи. – Прекрасно, – не дожидаясь ответа, Чайковский бросил свои пистолеты к остальным убийственным штукам и обратился к Далю. – Отправимся сейчас в Витебск, затем в Павлодар. – А её с кем оставить? Девушка хотела возразить, что не пропадёт: может послушать теорию или смотаться к мастерской Врубеля и, как советовал Шостакович, попросить художника не писать больше её портретов. Но не успела. – С нами, разумеется! – воскликнул глава отряда убийц. О-па-ньки. Стоять с открытым ртом глупо, даже если ветра у гроба Гоголя нет и экзистенциальные мошки никуда не залетят, однако именно так Лин и застыла. – У меня есть право на телефонный звонок? – она знала, что шутка дурацкая, но внезапный, необъяснимый, схвативший за душу страх заставил пойти на ухищрения. – Поговорите по пути, – Пётр Ильич забрал автомат у Олега Ивановича и передал девушке. Всё, отступать нельзя, некуда. Чайковский исчез. Даль пристально разглядывал её лицо, ожидая, когда она двинется дальше. «Володя, что делать?!» – мысленно обратилась она к Высоцкому. «Да наплюй, не твоё ведь. У нас временное затишье, но для тебя дела найдутся. А вообще... не трусь. Олежка тебя в обиду не даст. Я говорил с ним». «Да?! И что он сказал?» Лин перевела взгляд на Даля. Он по-прежнему изучающе глядел ей в глаза. Она смутилась: если он ещё и слышал её мысли... – Так, я готова. Отправляемся, – деловито сказала она Олегу, нашла, где у автомата ремень, и повесила АК за плечо, дулом вниз. – Знаешь, где Витебск? Это прозвучало, словно утверждение, а потому фраза получила высокомерный оттенок. «Мог бы повежливее, раз мы теперь коллеги», – подумала Линия и вызвала в мыслях образ Чайковского. Не обязательно знать, как выглядит место встречи, главное, чтобы там кто-нибудь ждал. Она обнаружила, что стоит в вестибюле обычной школы. Пусто, ни души. «Любопытно, куда делся Пётр Ильич, – Лин вспомнила про неоконченный разговор с Высоцким и представила себе лицо Владимира Семёновича. – Так что сказал покойник?» «Шутница, – хмыкнул бард. – Ничего особенного. Про работу – покажут азы, чтоб понятие было. Про тебя – умница и красавица. Довольна?» Пронзительный звонок отвлёк её. А ведь Высоцкий явно не всё сказал. Или не то сказал, она это чувствовала. Двери распахнулись, из классов выбежали дети. У Лин онемели бы руки-ноги, будь она жива, а так – всего лишь странное, леденящее ощущение сковало её. Девушка поскорее оглядела себя, не превращается ли она опять в удава. Нет, вроде ничего такого. Однако как неожиданно и неприятно было ощущать это «замирание души». Страх в чистом виде, какого не было при встрече с собственными иллюзонами. Такого она не испытывала, даже когда к ней вышел из мрака хозяин Инферно и когда она сама шагнула в преисподнюю. Так в чём же дело? Дети бегали по вестибюлю и коридорам школы, галдели и швырялись рюкзаками. Ни одного иллюзона в зоне видимости. А может, она их просто не замечает?! Линия в панике крутанулась на триста шестьдесят градусов. Поворачиваясь, она сделала шаг в сторону, поэтому в Олега, который пришёл за ней, уткнулась носом. Неловко получилось. – Не сообразила поискать где-нибудь ещё? – Кого конкретно мы ищем? – спросила она, борясь с искушением закатить скандал по поводу того, что её толком не обучили выслеживать, а уже упрекают. Всё-таки как легко эмоции в загробной жизни выплывают наружу! – Это только у тебя эмоции. У остальных – мозг. А вот сейчас обидно было. Лин сообразила, что Олег втягивает её заносчиво-обидчивый стиль общения, такой привычный в отряде убийц. «Не ведись!» – одёрнула она сама себя и состроила внимательно-доверчивое личико. – А ты, я погляжу, актриса, – без эмоций отметил Даль. – Искать надо Петра Ильича, он выследил иллюзон. На первом этаже, в буфете. Будешь хихикать, дальше пойдёшь с фингалом. Они прошли по коридору и спустились по лестнице как обычные, живые люди. Девушка приложила немало усилий, чтобы мысли в её голове не складывались в слова, иначе Олег мог услышать. Она не верила, что этот человек действительно способен ударить женщину. С другой стороны, зачем ему так часто да ещё в такой грубой манере угрожать ей? Совсем дурак... – Совсем дурак. Спасибочки. Единственная мысль за последнюю минуту и – о чём?! – Ты и Лермонтову нотации читал? Ой-ой-ой, не следовало этого говорить. Олег вспыхнул, причём белое пламя, на мгновение охватившее его, напугало старшеклассника, который шарахнулся – правильно, как от огня, – от места, где проходили Олег и Линия. Глупый смех, которым наградили парня другие школьники, заставил девушку оглянуться. Кафель на полу слегка оплавился. – С чего бы вдруг такое амикошонство? – не разжимая губ, процедил Даль. – На «ты»? – Вы со мной на «ты», – вяло отбилась она, но в эту же секунду разглядела иллюзон, и ей расхотелось пикироваться с Олегом. Нечто полупрозрачное и безобразное висело между первым и вторым этажом. Толстые бока не помещались в небольшой школьной столовой. Иллюзон был похож на карикатурного буржуя в рисунках Кукрыниксов, на любого трёх толстяков из одноимённой сказки Юрия Олеши. Из него вырывались клубы пара, топорщились в разные стороны макаронины, денежные купюры, булочки, ножи, вилки и стаканы с компотом. При этом иллюзон был женщиной. Несчастная буфетчица, худенькая и измученная, не находила в себе сил вежливо отвечать на вопли учеников, кучковавшихся у прилавка. Она отбрёхивалась от них, швыряла на поднос блюда и выхватывала из детских рук деньги, нервно пересчитывала и просыпала сдачу. Она была на грани срыва. Дети ненавидели её, и это тоже было заметно. Пётр Ильич стоял, прислонившись к стене, сложив руки на груди и исподлобья наблюдая, как иллюзон десятью руками тычет, щиплет и толкает буфетчицу, а та выбивается из сил, обслуживая маленьких клиентов. – Они думают, что она ворует из буфета и жульничает со сдачей, – пояснил Чайковский, когда Лин подошла к нему. – Но воровала её предшественница, только она при этом улыбалась, и все считали её добренькой. Эту барышню пригласили на замену и велели покрыть убытки. Она в жизни чужой копейки не брала. – Иллюзон нас не видит? – уточнила Лин. – Он сосредоточен на жертве. Смотрите, как Олег Иванович распорядится с ним. Даль подходить к главе отряда не стал; они с Чайковским заранее условились, что Пётр Ильич будет объяснять, а Олег Иванович – работать. Гадкий фантомный сгусток ничего не видел вокруг, азартно гоняя бедную женщину вилками и сковородкой с шипящим маслом. Лин наблюдала за тем, как Даль прицелился из револьвера в иллюзон буфетчицы. – Чего он ждёт? – спросила девушка, кивая на Олега. – Звонка, – невозмутимо ответил Чайковский. – Это чудовище лучше не трогать, пока дети вокруг. Мы всегда наблюдаем за иллюзонами, прежде чем уничтожить. Это и есть охота. Важно предвидеть, как они поведут себя, не нанесут ли ущерб живым людям, будучи ранены. Не всегда же удаётся убить с первого выстрела. – Если что, я подстрахую, – пообещала Лин, снимая с плеча автомат. – Запрещаю, – покачал головой композитор, взял из её рук автомат и вернул на прежнее место: на плечо девушки. – Оружие дали, а выстрелить не разрешаете! Зачем вообще я здесь? – Уж точно не для того, чтобы зарядить мне пулю в спину, – отозвался Даль. Противно-трескуче заверещал звонок одновременно с револьверными выстрелами. Ученики ломанулись к выходу, иллюзон взмыл под потолок, на мгновение поджал многочисленные конечности, но тут же раскинул их вслед убегающим детишкам. И хотя Олег стрелял по загребущим лапам иллюзона, до некоторых тот почти дотянулся. Лин дёрнулась, и на этот раз Пётр Ильич не стал её останавливать. Она сбросила автомат с плеча, но стрелять не стала, а подала Олегу. Длинная очередь утонула в тучном теле иллюзона, который стал медленно распадаться на части. Его руки дёрнулись от жертв к изрешеченной туше, петлями свиваясь и напоминая Лин змеевидные причёски собственных иллюзонов. Встряхнув плечами, чтоб стряхнуть опасное воспоминание (жест скорее символический, чем реально нужный), Лин поглядела на буфетчицу. Та обессиленно повалилась на стул за прилавком; она пересчитывала деньги и улыбалась. Краем глаза Лин заметила, что Олег вытащил из-за пояса хлыст. – Иди, помогай, – позвал он. – Ты же хотела…