Добро пожаловать в одиночество

      Я — Тацухиро Сато, и я пишу в мой несуществующий дневник. На самом деле, меня зовут немного не так, а фамилию «Сато» я использую для подчеркивания своей бесполезности в огромной массе других Сато, которых больше, чем любых Танака, Ямада и Ватанабэ.       Я — хиккикомори, тридцатилетний «ненужный» человек. Когда-то давно, в прошлой жизни я даже на мгновение пришел к успеху и выбрался из бездонной ямы саморефлексии, депрессий и эскапизма. Когда-то давно, лет восемь назад я, используя этот псевдоним, написал книгу-автобиографию о нелегкой и бесполезной жизни ниита-хиккикомори, социального феномена, отрыжки общества. Я даже заработал баснословные деньги, которых хватило, чтобы отдать долг моей семье и прожить несколько лет беззаботно и бессмысленно в одиночестве. Сейчас я сменил многолюдный Токио на холодный Саппоро, столицу моего родного Хоккайдо. Деньгами распоряжаются родители, которые «жизнь знают», а я довольствуюсь покупкой сигарет, пива и лапши с дешевыми порнографическими журналами на тридцать тысяч в месяц, прямо как во втором классе старшей школы.       И как я до такой жизни докатился? Виноват заговор? Сенпай, которая теперь добродушная хранительница очага с двумя детьми, мужем-чиновником и отсутствием смысла и стремлений в жизни? Мисаки, которая побудила меня попытаться «стать нормальным», не являясь таковой сама? Ах, Мисаки-Мисаки! И зачем же ты наглоталась таблеток в своем общежитии и отправилась в небытие? Или в Ад к своему злому Господу? И почему же у меня никогда не хватает воли прервать этот глупый фарс, именуемый жизнью? Я — никчемен. Никчемен, как и большинство людей на планете, также никчемен, как собачий кал, не убранный с лужайки недобросовестным заводчиком. Но только я никчемнее.       Когда-то я хотел стать астрономом, еще позже — познать мир путем принятия галлюциногенов, а теперь мне не хочется ничего. Я даже перестал есть чаще, чем раз в двое «нормальных» суток — я теперь сплю двенадцать часов через тридцать часов бодрствования в своей комнате дома, купленного родителями. К слову, мы не общаемся, даже когда я покидаю мою комнатушку на все те же шесть татами с занавешенными наглухо окнами. Нам не о чем говорить. Странно, что у меня все еще получается писать по-японски, хотя кандзи я стал забывать и пишу так же криво, как первогодка начальной школы. А покидаю я комнатушку только ради туалета и душа раз в «нормальный» месяц. К слову, моя комната — образец минимализма — там есть только мой футон, тарелка, палочки на варихаси, чашка, ящик с пивом и большой блок сигарет. Я даже продал компьютер и телевизор. Произошло это после того, как по моей книжке, написанной в таком же приступе бессилия воли самосдерживания, в мучительном катарсисе, в очередном бэд трипе ставших уже запрещенными веществами.       С тех пор прошел почти год, и теперь на дворе должен быть сезон О-бон, конец августа. Но мне без разницы — я не покидал пределы дома три года. В этот раз я даже не выходил в магазин. Думаю, родители даже не упоминают, что у них есть сын. Будь я на их месте — не упоминал бы. Меня ведь никакого нет. Есть только индивидуум под кодовым именем «Тацухиро Сато», существующий в моем воспаленном мозгу.       Я даже не пытаюсь думать, почему я вычерчиваю это огрызком карандаша, невесть как взявшегося в комнате. Говорят, воин должен сочинить стих хайку перед ритуалом Сеппуку. Но я не воин, не умею складывать хайку да и танто так и не купил. Кто я? Я — Тацухиро Сато, добро пожаловать в одиночество.