Scream louder, my love

      Шершавый язык скользит по позвонкам, кончиком обводя каждый и спускаясь ниже, к ложбинке меж ягодиц, игриво щекоча копчик. Тебе нравится меня дразнить, доводить до отчаяния, заставлять хрипло стонать твоё имя в мольбах. Сегодня кое-что особенное. На моих глазах - повязка, а руки привязаны к изголовью кровати. Я утопал в пошлых звуках секса, слыша свои же довольные вздохи. Иногда казалось, что моё сердце сейчас выпрыгнет из груди: так сильно, до боли в висках, оно стучало. Ощущения не сравнимы ни с чем. Запястья и ноги сладко покалывают, в животе - приятное трепетание от предвкушения. Я растворялся в атмосфере ночи, температура тела будто повысилась, и меня бросило в жар. Закрытые глаза только раззадоривают и без того буйное воображение. Ты, как и всегда, должно быть прекрасен под светом полной луны. Твоя мокрая от пота кожа поблескивает в темноте, а взгляд черных кошачьих глаз готов вот-вот прожечь насквозь. Жаль, что я всего этого не вижу, но от этого становится еще слаще и развратнее. Поцелуй в правую ягодицу, наверняка в родинку, и тут же немилостивый шлепок. Эхо приятной боли прокатилось по всему телу, посылая сигналы в достаточно возбужденный член, и от нетерпения потираюсь им о покрывало, еле сдерживая хриплые стоны. Но сегодня балом правишь ты, поэтому с размаху, но в то же время не больно, ударяешь по левой ягодице, шикнув. — Я же велел тебе не шевелиться. Плохой мальчик, очень плохой. Надо наказать тебя за непослушание, — низкий шепот прямо в ушко, и ты попутно прикусываешь проколотую мочку, дергая одну из сережек. Твой голос - наркотик. Такой неповторимый тембр и манера произношения…они сводят меня с ума. Ты уникален во всем. Мой персональный Бог по имени Широяма Юу. Я готов молиться на тебя днями и ночами, моя религия, моя Муза, моя жизнь. Без тебя я не живу, а лишь жалко существую и перевожу кислород. Только с тобой до звездочек в глазах приятно жадно хватать его ртом, крича во все горло в предоргазменных судорогах. Бей, издевайся, унижай, оскорбляй - только не уходи. Ради капли твоего внимания я готов пожертвовать собой и своим телом. — Юу… — мямлю с придыханием, закусывая губу и выгибая спину, чуть выпячивая задницу. Твоё жаркое дыханье опаляет шею, убираешь несколько моих выбившихся прядей волос за ухо, целуя шейный позвонок, тот самый, который я когда-то повредил. Твои поцелуи лечебны. Они залечивают душевные раны. Ты не дал мне загнуться и впасть в депрессию, Юу. Моя жизнь - в твоих руках, и от осознания этого я становлюсь еще более грязным. Я - твоя личная шлюха, но если что-то случится с твоей любимой игрушкой - то ты не медля прикончишь любого голыми руками. Я нужен тебе. Марионетка в твоих цепких и умелых руках. Таких сильных и крепких, прямо сейчас сжимающих мои ягодицы, посылая электрические импульсы до кончиков пальцев ног и рук. — Я сейчас вернусь, — указательным пальцем проведя по линии позвоночника, удаляешься, оставляя меня одного. Без тебя эта комната так пуста и холодна. Вернись, пожалуйста. Согрей меня, я замерзаю. Разожги тот заветный огонек, и он превратится в большущее пламя. Ты завладел моим разумом, окончательно и бесповоротно. Единственный мужчина в моей жизни. Первый и последний. Ты вдохнул в меня жизнь, и так сладка будет смерть от руки близкого человека. Самая блаженная смерть, если ты задушишь меня прямо в порыве страсти. Возможно, я совсем свихнулся, но кончить и умереть с твоим именем на губах…одно из моих самых запретных желаний. По тихому шороху понимаю, что ты вернулся, и мысленно ликую. Член железно стоял, до боли упираясь в матрас, и я продолжаю кусать и без того припухшие и кровоточащие губы, истерзанные тобой ранее. Однажды, ты признался, что они слаще меда и мягче персиков. Твои комплименты - лучшее, что мне приходилось слышать. Ты всегда оригинален. Говоришь, что мои глаза напоминают маленькую Вселенную: в них так много неизведанного и в то же время прекрасного. Тебе нравится мое худощавое, почти дистрофичное тельце, его плавные, а местами угловатые, изгибы. — Не могу налюбоваться тобой, Така…Ты так прекрасен…- усаживаешься рядом, массируя спину, скользя вбок, к ребрам и соскам, едва ощутимо задевая их ногтями. — Ааахх, — из горла вырываются томные охи, едва ты обводишь пальцами левый сосок, подушечкой большого пальца поглаживая напряженную горошину. — Скажи, чего ты хочешь, — тон сменяется с мягкого на требовательный и чертовски возбуждающий, плотно заседая в голове. Тебе нравится доминировать, чувствовать себя главным, ведущим, видеть, как я пресмыкаюсь под тобой, покорно ложась под тебя. Никто тебя не учил, Юу, что играть с жертвой плохо? Но всё так и должно быть. Невинная овечка сама отдает себя на растерзание хитрому и коварному льву. — Трахни меня, Юу, — захлебываюсь в словах, сильнее впиваясь ногтями в ладони, аж до крови. — Несносный мальчишка, не умеешь терпеть, — срываешься, садясь на коленки и огревая со всей силы по заднице плетью. Жгучая боль длится недолго, на смену ей приходит яркая, ослепляющая. Юу знает, что делает. Стал бы я тебе доверять, если бы не знал, что все под контролем. Настоящий Мастер. А я - кукла, трепещущая от каждого его движения. Еще один резкий удар по лопатке. Кожаная тонкая плеть не щадит нежную кожу, но ты наклоняешься, зализывая след. Контраст холодной плети и твоих горячих губ сносит крышу, и я сильнее прижимаюсь к тебе, шумно вдыхая и выдыхая. Прохладный ночной воздух нежно обжигает легкие, но твои ласки еще жгучее. — Юу! — протяжный крик во все горло, едва ты ударяешь по ребрам, хватая меня за волосы и запрокидывая назад голову. — Громче, — командуешь, теребя пряди на загривке. — Сильнее, чтобы этот ублюдок всё прекрасно слышал. Акира жил прямо под нам, этажом ниже, и тебе это сейчас весьма на руку. Ты жутко ревнуешь меня к нему. Не к Шиме, с которым я вечно заигрываю на лайвах, и тем более не к Ютаке, хотя тот частенько на меня заглядывался… Мы с Сузуки просто друзья, ничего более. Но ты продолжаешь упорно доказывать обратное. — Мы с Акирой не любовники! — отвечаю, тихонько поскуливая, а ты кладешь руки мне на спину, наглаживая саднящие от плети бока, постепенно царапая их ногтями. На лбу выступили капли пота, стекая по щеке, едва ты, обведя двумя пальцами поясницу и левую ягодицу, касаешься ими входа, дразняще потирая колечко мышц. Хмыкнув, смеешься, едва я приподнялся на четвереньки, жалобно и просяще постанывая. — Кому ты принадлежишь, Таканори? — требовательно и влаственно спрашиваешь, резко вводя пальцы глубже, от чего я непроизвольно вскрикиваю. И хоть ты прекрасно знаешь ответ на сей вопрос, но нет лучшей услады видеть, как я остервенело кусаю губы, прежде чем прокричать: — Тебе! — Еще, — добавляешь третий палец, и я задыхаюсь, чувствуя, как твои ловкие пальчики касаются стенок, растягивая. Определенно, гитаристы - лучшие любовники, ласки их рук самые чувственные, но только ты, Юу, приносишь райское наслаждение. — Я принадлежу тебе и только тебе! Не томи, молю, — мой дрожащий и срывающийся голос слышно, наверное, не только Акире, но и всему дому. Но всё это не важно. Важно, что ты рядом. А остальное - пускай катится к черту. Усаживаясь поудобнее, без предупреждения входишь одним рывком и на всю длину. Подготовки было мало, но я готов стерпеть. Только подари ту сладкую боль… Твои толчки ритмичны, как и игра на гитаре, и это еще одно преимущество. Мы создаем личную, интимную мелодию, наполняя квартиру собственными звуками. Тебе до чертиков нравится мой голос. И поэтому сегодня, как и всегда, я главный вокалист, виртуозно исполняющий песню страсти под твой аккомпанемент. Но иногда кажется, что аплодирует нам вся многоэтажка. Неистово рыча, крепче сжимаешь мои бедра, задевая простату, и я не в силах сдержать нечеловеческого крика. Эмоции хлещут через край и накрывают с головой. Внезапно хватаешь меня за горло, крепко, но не сильно, указательным пальцем касаясь губ, и я приоткрываю рот, прикусывая его кончик, но тут же зализывая укус. — Пой громче, пташка моя, чтобы весь этот гребанный мир знал, что мы вместе, — шепчешь, и только от этой фразы я уже готов растаять, поэтому с каждым толчком старался, как только мог. Даже на лайвах мне не удается так громко кричать, но ради тебя я готов порвать связки, потерять голос, что угодно, но лишь бы тебе было хорошо со мной. Почувствовав, что я скоро не выдержу, убираешь с шеи ладонь, скользя по аккуратной груди и торсу, большим пальцем надавив на пупок, спускаешься ниже, накрывая бархатной ладошкой дико возбужденный ствол, и, погладив всю длину, начинаешь совершать движения в ритм своим толчкам, протяжно и низко охая. — Я сейчас… Ошеломительно кончаешь глубоко внутрь, в последний раз притягивая за бедра к себе, а после - с характерным хлюпаньем выходишь, вслед кончаю и я, выкрикивая твоё имя. Момент нашей маленькой смерти. Ради этой «смерти» и стоит жить. — Погоди, сейчас развяжу, — аккуратно развязываешь глаза, переходя к рукам, и, нежно обхватив ноющие запястья, с трепетом осыпаешь их поцелуями, практически невесомо касаясь измученной повязкой кожи. Я же обессиленно падаю на подушки рядом с тобой, наслаждаясь тишиной, и кладу голову на твоё плечо, причмокивая скулу. Не перестану тобой восхищаться. Ты такой идеальный, совершенный. Все в тебе гармонично: иссиня-черные пряди, пухлые губы, твоё прекрасное подтянутое тело… Один такой на всём белом свете, и мой. Только мой. В нос ударяет запах ментоловых сигарет: закуриваешь, блаженно пуская кольца дыма в потолок, прищурившись и закинув ногу на ногу. — Чтобы больше с ним не заигрывал, — помолчав, произносишь на полном серьёзе, всматриваясь в мои глаза и поправляя взлохмаченные волосы. — Ради такого наказания иногда стоит… — Ты не исправим, Така, — усмехаешься, погладив щечку. Нашу идиллию прервал звонок Акиры. — Да? — встревоженно отвечаю, озадаченно глядя на тебя. — Ты извини, что так поздно, но Така, пожалуйста, из-за ваших криков мы с Харукой не можем нормально потрахаться, — шепотом произнес басист, и рядом послышалось возмущенное женское бормотание. — Прости. Мы будем тише. Доброй вам ночи, — ойкнул я, сбрасывая номер и швыряя телефон на кровать. — Ты же соврал ему, - да, милый, ты видишь меня насквозь. Из тебя мог бы получиться превосходный психолог, Юу. — Конечно, — игриво подмигиваю, притягивая тебя ближе. Мы - вместе, и пусть весь мир подождет.