Лети ко мне, лети

Он любил сидеть на подоконнике, наблюдая как сгущаются сумерки. Обжигаясь чашкой зеленого чая. Вдыхая запах озона, благоухание цветущих яблонь, вишни и черешни. Под напором зябкого весеннего ветра дрожали ветви ореха и черёмухи. Небо, бледное, почти бесцветное, затягивалось тучами, и тогда появлялась она. Точно крупная белесая жемчужина, луна мерцала на шелке ночного неба. Так близко–близко, казалось, её можно коснутся самими краешками пальцев. Ему хотелось летать. Летать этой апрельской ночью, чувствовать как внутри все обрывается, стремительно падает вниз. Капли пота крупными горошинами стекают со лба. Плечо располосовано красными, воспаленными, перекрещивающимися рубцами. Кнут хлещет по разорванной в клочья рубашке, удар за ударом, пока ты не проваливаешься в забытье. А на следующий день он виновато улыбается, запуская пятерню в вьющиеся кольцами на висках и затылке, волосах. А потом все повторяется. Словно замкнутый круг. Оружие со звоном падает на пол, кровь алой лентой скользит по коже. И снова луна. Светло-желтая, ярко–алая, жемчужная. Каждый раз она третье лицо, посторонний наблюдатель. — Глаза у тебя жемчужные, — тихий голос, далекий голос, словно шелест невидимых волн. А потом он долго всматривался в свои глаза, а в ответ ему с зеркала смотрели две идентичные, совершенные до хруста в костях луны. А губы долго складывались в улыбку, непонятно почему. А луна так же неудержимо тянула к себе. Столь желанна и столь безразлична. Однажды ночью он очутился на подоконнике, не помня, как там оказался. — А шея соткана со снега… — шептал на ухо Дино, обжигая жаром, заставляя сердце оглушительно биться об грудную клетку. А луна видела, как его волосы разметались по простыне, щеки пылали багрянцем, как хмельная дрожь пробирала до костей. Как руки скользили по телу, разнося жар, опутывая паутиной неуловимой страсти, как поцелуи блуждали по коже и он кусал пересохшие губы, вцепившись в ткань, и как сорвалось "Дино…" Дино, Дино, черт…тысяча чертей! Он больше не мог спать, оставалось лишь беспрерывно смотреть на луну, а потом медленно, тягуче–долго сходить с ума. Он знал, точно знал, что однажды не выдержит. — Дино, — говорил он, — я больше не могу…не могу… И становился опустошенным, как высанное яйцо. Луна звала его, звала тихо и настойчиво. «Кёя, Кёя, Кё– ёя…» — Кёя, — звал его Дино, обеспокоено глядев на осунувшиеся лицо, — ты в порядке? А он не был в порядке, он исчезал…Даже сквозь сон слышалось несносное: — Кё–ёя…лети ко мне, лети… И никто не видел, как нога соскользнула с подоконника. А на утро: смерть в результате несчастного случая. Только почему–то, смотря на вечернее небо, Дино видел серебряную и гладкую, как жемчуг, как взор глаз Кёи, луну и нервно болтал ногами, слыша тихое, как шум далеких волн: — Дино…лети ко мне, лети…